Молодая женщина с трудом подняла голову, чтобы взглянуть на Рейстлина в последний раз.
При виде ее глаз, в которых были и страдание, и ужас, и любовь, Рейстлин почувствовал, как сердце его запылало сильнее, чем сто таких костров. «Они хотели магию – они ее получат!» – подумал Рейстлин и, оттолкнув ошеломленного Карамона, очутился на свободе. Запрокинув голову, он поднял обе руки к небу, и...
И в этот момент слова всех заклинаний вернулись к нему, вошли в его мозг и сердце навеки, чтобы никогда больше их не покидать.
Ослепительная, хищная молния сорвалась с пальцев Рейстлина и ударила в серо-розовый небосвод. Повисшие наверху тучи отозвались подобием эха, послав на землю огненную птицу, вонзившуюся в рыхлую почву возле самых ног мага.
Рейстлин в ярости обернулся к толпе, но собравшихся на холме людей уже не было, они растаяли, испарились, словно никогда и не существовали.
– О моя Королева! – воскликнул маг, чувствуя, как на губах у него закипает смех, а тело и душу переполняет радость обладания могущественными магическими силами. Наконец-то он понял свою главную ошибку и снова увидел открывшиеся перед ним возможности.
Он был обманут, и кем? Самим собой! Еще в подземелье крепости Заман Тассельхоф дал ему в руки ключ, а он пропустил слова кендера мимо ушей, не дав себе труда задуматься о них как следует.
– Достаточно было мне подумать о чем-то, – сказал тогда Тас, – и бац – оно тут же появлялось. Когда я желал отправиться куда-то, мне достаточно было просто представить это место, и тотчас же либо я переносился куда хотел, либо само это место приближалось ко мне – в этом я так и не успел разобраться.
Бездна была похожа одновременно на все города, в которых я когда-то бывал, и все же она не была ни одним из них...
Так говорил кендер.
"Я-то думал, что Бездна – это отражение нашего мира, – рассуждал Рейстлин.
– Именно поэтому я пытался преодолеть ее пешком, словно я все еще на земле.
Между тем все обстоит совершенно иначе. Бездна – это не что иное, как отражение моего разума, и все, что до сих пор происходило, случалось из-за меня ведь я путешествовал по своей собственной памяти!
Властительница действительно в Обители Богов, потому что я считал, что она находится именно там. А Обитель Богов, в свою очередь, может быть и близко, и далеко – в зависимости от того, как я решу. Моя магия не работала, ибо я сам усомнился в ней, а вовсе не потому, что мне мешала Темная Королева. Боги мои, я чуть было не победил самого себя!
Но теперь я знаю, моя Такхизис! Теперь я все понимаю и могу победить!
Обитель Богов в одном шаге отсюда, а Врата – в двух шагах!.. "
– Рейстлин!..
Голос был низким, усталым, измученным. Маг повернул голову. Толпа исчезла, поскольку ее никогда и не было. Она существовала только в его воображении.
Поселок, край, континент – все, что пригрезилось ему, – все исчезло в одночасье. Маг стоял посреди плоской, унылой пустоты. Землю и небо невозможно было отличить друг от друга, они были одинаково пусты и тускло светились сверхъестественными розово серыми красками. Едва видимый горизонт напоминал тонкий порез, сделанный словно острым ножом.
Только один предмет никуда не делся – четко вырисовывающийся на однообразном фоне обгорелый столб, вокруг которого смрадно дымили остывающие головни. У подножия столба лежало неподвижное тело, некогда одетое во все белое, но теперь обгоревшая ткань выглядела почти черной. Запах горелого мяса был непереносим.
Рейстлин осторожно приблизился. Опустившись на колени среди все еще горячего пепла, он перевернул тело на спину.
– Крисания, – констатировал он спокойно.
– Рейстлин? – Лицо жрицы было страшно обожжено, пустые глазницы незряче уставились в небо. С огромным трудом Крисания приподняла скрюченную руку, от которой почти ничего не осталось, кроме обугленных костей и сухожилий.
– Рейстлин? – простонала она в мучительной агонии.
– Да, – отозвался маг.
– Я проиграла, Рейстлин...
– Нет, Крисания, ты не проиграла, – ответил он ровным невыразительным голосом. – Я не пострадал, и моя магия снова всесильна. Теперь я могущественнее, чем когда бы то ни было за всю мою жизнь. Я пойду вперед и одолею Темную Воительницу.
Потрескавшиеся, опаленные губы Крисании разошлись в страшной улыбке.
– Значит, мои молитвы были услышаны... – Она задохнулась от приступа боли, но рука ее по-прежнему слабо цеплялась за полу плаща Рейстлина. Слегка отдышавшись, молодая женщина прошептала что-то едва слышное, и маг наклонился пониже, чтобы лучше слышать.
– Я умираю, Рейст...С каждой секундой я слабею, и долго это не продлится.
Скоро Паладайн заберет меня к себе. Побудь со мной, Рейстлин, пока я не умру...
Маг бросил взгляд на умирающую и увидел перед собой лишь жалкие останки.
Взяв ее за руку, он вдруг вспомнил, какой Крисания была в лесу под Кэрготом – тогда, когда он чуть не потерял над собой власть и не сделал ее своей. Как светилась ее атласная кожа, как искрились черные волосы, как лучились глаза! Он помнил, помнил сиявшую в этих глазах любовь, помнил, как держал молодую женщину в объятиях, как целовал эту гладкую кожу...
Одно за другим Рейстлин погасил в памяти эти воспоминания, выжег магическим огнем, а теплый пепел пустил по ветру.
Затем он освободился от цеплявшихся за него страшных черных пальцев, на которых странно желтели пластинки ногтей.
– Рейстлин! – в ужасе выкрикнула Крисания, хватая руками пустоту.
– Ты сыграла свою роль до конца, Посвященная. – Рейстлин говорил голосом ровным и холодным, как лезвие серебряного, кинжала, который он носил у запястья. – Время не ждет. Уже идут к Вратам те, кто попытается остановить меня. Я должен бросить вызов Владычице и выиграть мою последнюю битву с ее слугами. Затем, когда я выиграю, я должен вернуться к Вратам и пройти сквозь них прежде, чем кто-нибудь попытается меня остановить.
– Рейстлин, не бросай меня! Не оставляй меня одну в этой темноте!
Опираясь на свой магический посох, который светился теперь ярким холодным светом, маг поднялся на ноги.
– Прощай, праведная дочь, – промолвил он негромким, свистящим шепотом. – Ты мне больше не нужна.
Крисания слышала удаляющийся шорох черной мантии и негромкое постукивание посоха о землю. Сквозь едкий, тошнотворный дым и запах горелой плоти она уловила слабый аромат розовых лепестков...
Затем наступила тишина. Маг ушел. Крисания осталась одна; жизнь покидала ее тело, а иллюзии – разум и сердце молодой жрицы.
– Ты прозреешь, Крисания, когда тьма ослепит тебя...бесконечная тьма...
Это сказал ей Лоралон, эльфийский жрец, незадолго до гибели Истара.
Крисания, наверное, заплакала бы, но огонь выжег не только ее глаза, но и слезы.
– Теперь я прозрела, – прошептала Крисания в темноту. – Я вижу так ясно! Я обманывала себя, я была для него ничем – игрушкой, пешкой, которую он мог как угодно передвигать по клеткам на доске в своей главной партии. Но и я, я тоже использовала его! – Молодая женщина застонала. – Я использовала его, чтобы тешить свою гордость, свое тщеславие! Моя тьма делала окружавший его мрак еще более глубоким. Теперь, если он и победит Властительницу, то лишь затем, чтобы занять ее место!!!
Глядя в небо, которого она не могла видеть, Крисания закричала от боли и отчаяния:
– Я сделала это, мой Бог, и это моя вина! Я убила себя, убила наш мир! Но ответь мне, Паладайн, разве могла я причинить ему больший вред?!.
В вечной тьме, которая окружила Крисанию, горькими слезами обливалось ее сердце – вместо глаз, которых у нее не стало.
– Я люблю тебя Рейстлин, – с трудом прошептала она. Острая боль жгла ее тело сильнее огня. – Я не смогла бы сказать об этом тебе, не смогла бы признаться в этом даже самой себе...Но что бы изменилось, если бы я и призналась?
Крисания приподняла голову; боль утихла. Она медленно соскальзывала куда-то, сознание понемногу уходило.