— Надо же… — политрук присел и привалился спиной к стене траншеи. — Объявляю благодарность красноармеец Петров. Ну? Не слышу.

— Слусю Совескому Союсу…

— То-то же, — удовлетворенно хмыкнул Уланов и сам себе сказал. — Вот тебе и готовый снайпер. Ладно. Но одному тебе будет несподручно. Кого бы в пару… — он провел взглядом по Ване, Мамеду и Деревянко. — Я бы сам пошел, да кто меня пустит…

— Ево пусть, — Петруха ткнул пальцем в Ивана. — Мал-мала усить буду. И руссе дай длугой, мой сибко плохой, столона стлелить. Сам не снаю как попала.

«Спасибо тебе добрый человек, мать твою… — зло ругнулся Иван про себя. — Хотя… почему бы и нет, один хер не в окопе сидеть, ждать пока на тебя мина свалится…».

В отличие от подавляющего большинства штрафников Иван чувствовал себя в окопах не очень уютно. Во время выхода из окружения его жизнь зависела от маневренности, он привык выживать в лесах и болотах, так сказать, в стиле: вовремя свалить, а здесь, такой возможности не было. А еще, Ваню дико бесил постоянно засратый ротный нужник, который организовали в отдельной траншее. Туда приходилось ходить как по минному полю.

— Тоже хочу! — вдруг оживился Мамед. — Тоже хочу шайтан стрелять!

Но Уланов только махнул рукой и ушел, на ходу бросив.

— Ждите, пришлю посыльного. Винтовку тебе Петров найдем…

Только он ушел, как начался минометный обстрел.

Ваня сразу забился в нишу в стенке траншеи и принялся тихо материться. Немецкие мины он ненавидел еще больше самих фашистов. Во-первых, они ужасно мерзко визжали в полете, а во-вторых, Ивану постоянно казалось, что мина падает ему прямо на голову. А матюги очень помогали переждать обстрел.

Через пару секунд в нишу втиснулся якут.

Помолчал немного, и трагически сообщил.

— Я сколо умилай.

— Что случилось? — Иван ошарашенно уставился на него. — Заболел?

— Деда скасал…

— Какой дед? — машинально переспросил Иван, но потом невольно улыбнулся, потому что вспомнил историю с дедом Петрухи, по своей первой попытки выжить.

— Моя деда говолил! — якут зло зыркнул на Ваню. — Не понимаис?

— Понимаю, понимаю, — быстро успокоил его Иван.

— Во сне с дедом говолил, — начал рассказывать якут. — Я спать, он плиходил, говолил, сто я дулак сколо помирать…

Ваня машинально кивал, переслушивая историю про деда и гадал, что на это раз придумал Петруха.

— Но надо думать свой голова, не деда. Засем сталый дулак слусать? А помилай… помилай успею всегда. Тута окопа сидеть сибко плохо, голова падать мина совсем мелтвый будесь…

Иван ругнулся в голос из-за близкого прилета и поторопил якута.

— И что ты придумал?

— Ласведка моя и твой ходить! — гордо сообщил якут. — Плосить командила ходить ласведка! Ласведка холосо, куда хотеть туда и ходить. Окопа сидеть не нада.

— Да кто нас пустит в разведку?

— Пустит, — уверенно ответил Петруха. — Сначала снайпел стлелить, потом командила смотлеть как мы уметь и ласведка пустить.

— Ну… — Ваня подивился продуманности якута. — Так может и пустят…

Налет скоро окончился, дело шло к вечеру, штрафникам притащили бачки с едой. Кормить стали гораздо хуже, чем в расположении, но пайки все равно хватало чтобы наесться.

Ваня без особого аппетита черпал ложкой жидкую ячневую кашу с редкими волокнами тушенки и посматривал на начинающее темнеть небо. Вызов от политрука он уже перестал ждать.

Однако, когда ложка стала царапать дно, прибежал посыльный и отвел Ивана с Петрухой к командирскому блиндажу. Но внутрь их не пустили и заставили ждать возле двери. А потом и вовсе шугнули подальше.

Иван сразу почувствовал неладное. Даже по обрывкам разговора, который он успел услышать, становилось ясно, что спокойная жизнь у штрафников вот-вот закончится.

Ждать пришлось долго, наконец вышел среднего возраста подполковник с сильно недовольной, злой мордой и в сопровождении свиты из нескольких человек свалил из расположения.

Через несколько минут вышел Рощин и задымил папиросой, увидев Ваню и Петруху он очень неприветливо поинтересовался:

— Какого хера приперлись?

Настроением взводный явно не блистал.

— Товарищ старший лейтенант, нас вызвал товарищ политрук, — доложился Иван.

Сначала, обращения к начальнику по уставу, все эти «разрешите», «так точно» и «никак нет», здорово бесили его, но потом раздражение прошло, мало того, Ивану даже стало немного нравиться.

— А, ну да… — Рощин обернулся и негромко прикрикнул: — Андрей Владимирович, тут ты бойцов вызывал.

— Петров и Куприн? Пусть заходят.

В блиндаже было сильно накурено, сизый дым висел сплошной стеной. Сидевший за колченогим столом ротный угадывался только по фигуре.

— Товарищ майор, — сообщил ему Уланов. — Я нашел хороших стрелков. Думаю, организовать снайперскую пару. Немецкие снайперы чувствуют себя слишком вольготно. Сегодня при мне Петров застрелил немецкого снайпера, я вам докладывал. А из дивизии снайперов не допросишься. Разрешите попробовать? Хуже точно не будет.

Ротный посмотрел на него, словно не понял, что он него хотят и неопределенно махнул рукой, мол, делайте что хотите.

Уланов явно обрадовался и сразу потащил Ваню с Петрухой в свой закуток блиндажа, где показал на лежащий на лавке туго набитый вещмешок и прислоненную к стене немецкую винтовку со снайперским прицелом.

— Вот, забирайте. Винтовку свою отдаю. Пристреляна, бой отличный. Патроны в сидоре. А ты, Куприн, пока своей обойдешься. Все, взяли и ушли.

Ваня удивился, откуда у совершенно гражданского с виду политрука снайперская винтовка, но задавать вопросы предусмотрительно не стал.

— Моя такой не нада! — забеспокоился якут, тыкая в прицел маузера пальцем. — Моя без него луссе…

— Давай, давай, завтра поговорим, — Уланов подтолкнул якута к выходу.

— Стоять! — вдруг взревел майор. — До завтрашнего дня никуда. Пусть сидят в окопах. Удумали, мать вашу…

Иван сразу понял, что предчувствия не обманули.

В вещмешке оказались лохматые бурые накидки, при виде которых Петруха пренебрежительно скривился и пообещал сделать сам такие как надо. Немецкую винтовку он внимательно осмотрел и остался более-менее доволен, хотя сразу скрутил оптический прицел.

Иван не стал мешать, только пожал плечами. От прицела он бы точно не отказался, так как в своей меткости сильно сомневался. Но немецкая оптика на его СВТ без кардинальной переделки не становилась. Хотя сама винтовка, к счастью, оказалась довольно точной. На две сотни метров, Ваня с легкостью попадал из нее в цель размером со среднее ведро.

Благодаря наличию в команде Петрухи, к предстоящей охоте на снайперов он относился вполне оптимистично, хотя не вполне понимал, как она будет проходить.

«Петруха волчара еще тот, — думал он. — Что-нибудь придумает. Какие нахрен снайперы, он матерых егерей делал как детей. Главное, чтобы в этих блядских окопах ни сидеть…»

Однако, весь оптимизм испарился, когда перед отбоем в траншеях появились взводные.

— Личный состав ночует в окопах, но, чтобы в половину пятого утра, уже все бойцы были на ногах, — инструктировал отделенных Ваниного взвода старший лейтенант Рощин. — Рота будет проводить разведку боем. По команде броском преодолеваете рубеж до старой линии колючей проволоки. Броском это броском, если кто заляжет, башку сниму с вас, понятно? Дальше только по моей команде. Но, возможно, дальше идти не придется. Скорее всего нет, я говорю. Наши наблюдатели будут выявлять в это время огневые точки противника. Перед атакой, пройдет артподготовка. Сигнал к атаке, красная ракета. Не переживайте, я пойду с вами, задачи занять позиции противника нет, главное вскрыть их оборону. Соседи поддержат, вскроем и организованно отступим. Отходим тоже по команде. Сигнал зеленая ракета, я продублирую…

Рощин говорил убежденно, бодро и с огоньком, словно был на сто процентов уверен в успехе атаки.

Ваня все слышал, инструктаж проводился совсем рядом. Но оптимизма взводного он категорически не разделял.