Аккомпанементом прозвучал гулкий и частый стук. Самолет задрожал, из пассажирского салона донесся противный свист, а в кабине резко запахло горелой изоляцией. Через мгновение темноту через остекление кабины разорвала ослепительная вспышка.
— Сволочи! — надрывалась Варя. — За что? Ванечка, я попытаюсь сесть! Не умирай, пожалуйста, не умирай…
Ваня хотел встать, но не смог.
Юнкерс перешел в резкое пикирование, через пару минут раздался страшный грохот, а потом звуки резко исчезли и все покрыла мгла…
--
— Приговаривается к высшей мере социальной защиты — расстрелу…
Иван криво ухмыльнулся трибуналу.
Ему очень хотелось послать всех нахрен, но не хватило сил разжать намертво заклинившие челюсти.
Тогда он подумал:
«Идите все нахер! Я все равно попробую еще раз! И буду пробовать, пока не получится!..»
Караульные взяли его за локти и поволокли на выход из зала.
— Лицом к стене!
Ивана повернули лицом к стене, лязгнул ключ, следом противно заскрежетала дверь камеры…
И тут внезапно он проснулся и слегка ошалел от давно забытых ощущений.
Было непривычно тепло и комфортно. Вкусно пахло свежезаваренным чаем и сдобой, через которые пробивался легкий запах хорошего табака и одеколона…
Непередаваемое ощущение чистоты, а еще, кожа чувствовала вместо заскорузлых, грубых подштанников и нательной рубахи, какую-то странно мягкую ткань…
— Что за нахрен? — в голос удивился он и открыл глаза.
Сразу же зажмурил их от ослепительного света, но успел заметить, что окружающая обстановка очень сильно отличается от уже привычной одиночной камеры.
«Что за хрень?» — подумал Ваня и быстро прогнал последние события в голове.
К счастью, Варвара смогла благополучно посадить подбитый самолет на нашей территории. Что было дальше, Иван не помнил, потому что очнулся уже в одиночной камере. А потом начались изнурительные ежедневные допросы. Правда никто особо не зверствовал, Ваню даже качественно подлечили, но последние два месяца он провел за решеткой. Варвару тоже больше никогда не видел, но подозревал, что с ней происходит то же самое.
Так вот, сейчас он неожиданно очутился в комфортабельной больничной палате, возможно в гостиничном номере, но уж точно не в тюрьме.
Иван был уверен, что заснул в своей камере, а как он оказался здесь пока оставалось загадкой.
Впрочем, Ваню больше удивила не резко сменившаяся остановка, а сидевший рядом с кроватью очень знакомый военный, в накинутом на плечи белоснежном халате.
Коренастый и смуглый, с ледяными пронзительными глазами. Майор госбезопасности Черный. Вот только на выглядывающей из-под халата петлице вместо одного ромба сейчас почему-то алели целых три. *
комиссар госбезопасности третьего ранга — специальное звание высшего начальствующего состава в органах государственной безопасности СССР.
Ваня немного поколебался, потом открыл глаза и вопросительно посмотрел на комиссара третьего ранга.
Первым желанием было поинтересоваться: какого, собственно, хера? Но Иван уже давно научился прежде думать, чем говорить.
— Очнулся? Молодцом, Ваня! — добродушно улыбнулся Черный.
И взглядом выгнал из палаты непонятно откуда взявшуюся женщину в медицинском халате со шприцом в руках.
— Прежде чем мы с тобой поговорим, красноармеец Куприн, надо познакомится поближе, я комиссар госбезопасности третьего ранга Черный Николай Семенович. — Он протянул руку Ивану.
Ваня осторожно пожал ее, но опять смолчал.
— Вот и познакомились. Закуришь? — Черный вытащил из портсигара папиросу «Герцеговина Флор».
— Нет…
— Молодец! А я все не могу никак бросить, — удрученно заметил Черный и неспешно раскурил папиросу, — ну что же, задавай свои вопросы, красноармеец Куприн. Хотя подожди! Что же это я! — он спохватился, открыл кожаный портфель и начал выкладывать небольшие коробочки. Последней на прикроватную тумбочку легла толстая пачка денег.
И пояснил в ответ на недоуменный взгляд Вани.
— Награды, твои, красноармеец Куприн. Награды…
— Какие награды? — потерянно прошептал Ваня. Он ничего не понимал и даже втайне ущипнул себя, проверяя не спит ли он.
— Это «За отвагу», — Черный показал медаль. — Если не ошибаюсь, за взятого в плен немецкого летчика. А это орден «Красной Звезды» — за захваченный немецкий танк. А это «Красного Знамени», а это — Орден Ленина и Золотая Звезда Героя! За прорыв немецкой линии обороны. А это вторая Звезда Героя и еще один орден Ленина — за Манштейна. Извини, я понимаю, такие награды положено вручать торжественно, но… — Черный виновато пожал плечами. — Но обстоятельства складываются таким образом, что сейчас не до торжественных мероприятий. Впрочем, возможно, все в скором времени изменится и тебе вручат их как положено. Но об этом немного позже. А деньги — денежное довольствие и премии за подвиги за все время твоей службы. Все представления на тебя были удовлетворены. Но, сам понимаешь, война, бюрократия, куда без нее, в общем, все сильно затянулось. Да ты и сам, на месте не сидел и награды дошли до тебя только сейчас. Теперь задавай вопросы.
Ваня судорожно сглотнул и тихо спросил:
— Это вы меня в штрафники засунули?
Черный спокойно ответил:
— Извини, пришлось. Мы тебя взяли на заметку сразу после того, как ты перешел фронт. Можно было обойтись без трибунала, но у нас были и есть на тебя очень большие планы, поэтому не хотелось, чтобы тебе твое блуждание в окружении аукнулось поздней. А штрафбат, смывает начисто с людей все прегрешения, как реальные, так и мнимые. Все было рассчитано правильно, ты бы отбыл свой срок даже не доехав до фронта, но, как всегда, вмешались обстоятельства. Роту раньше срока отправили на фронт, а там закрутилось, мы на время потеряли тебя из вида, а потом просто не смогли найти. Но, как видишь, к счастью, все получилось…
В Иване плеснулась злость. Но уже давно научившись сдерживать себя он спокойно поинтересовался.
— А сейчас зачем два месяца под замком держали и всю душу вытряхивали?
Черный пропустил вопрос мимо ушей и спокойно поинтересовался:
— Ты, скорее всего, хочешь спросить, что дальше?
Иван помедлил и сухо бросил:
— Где Варвара?
— С ней все в порядке, — с легким оттенком недовольства, словно Иван не оправдал его надежд, ответил комиссар. — Возможно, вы скоро встретитесь. Но об этом, пока рано говорить. Следующий вопрос, красноармеец Куприн.
— Красноармеец Петр Петров и врачи, о которых я сообщил во время допроса? — продолжил гнуть свою линию Ваня. — Вы знаете, что с ними?
Черный картинно вздохнул:
— Тяжелый человек ты, Иван. Ох, тяжелый. Ну хорошо, отвечу, заслужил. Петр Петров месяц назад вышел из окружения и вывел с собой всех тех людей, о которых ты спрашиваешь. С ними тоже все нормально. Петров сейчас инструктор в школе снайперов, бомбардирует вышестоящее начальство рапортами о переводе на передовую, а врачи — успешно работают по своей воинской специальности. В отношении всех них обошлось ускоренной процедурой фильтрации, во многом благодаря тебе. Еще вопросы?
Ваня помедлил и угрюмо поинтересовался:
— Что дальше?
— Ну наконец-то! — наигранно всплеснул руками комиссар, но тут же сменил тон на сухой, можно даже сказать — ледяной:
— У тебя два варианта, красноармеец Куприн. Первый — на фронт ты уже не попадешь, будешь служить при политотделе РККА. Ты уже совершил все свои подвиги и теперь будешь своим примером вдохновлять остальных. Извини, с твоим пылом, ты очень быстро сложишь свою голову на фронте, а дважды Героев Советского Союза не напасешься. В этом случае, тебе вручат все твои награды как положено. О чем немедленно узнает вся страна. Соглашайся — работа на самом деле непыльная, опять же продвижение по службе. Начнешь с младшего лейтенанта, приказ уже отпечатан, а там, глядишь, вскорости и меня обгонишь.
Ваня уловил иронию в голосе Черного и зло поинтересовался:
