Искусственное создание условий гражданской войны, которым нацисты замарали свой путь к власти, имело явное преимущество в раздувании беспорядков. Организованное насилие является для движения наиболее действенным из всех возможных защитных средств, окружающих его фиктивный мир. «Реальность» этого мира доказывается тем, что член движения боится его покинуть больше, чем последствий своего участия в незаконных действиях, и чувствует себя в большей безопасности в качестве члена движения, чем в качестве его противника. Это чувство безопасности, являющееся результатом организованного насилия, с помощью которого элитные структуры охраняют членов партии от внешнего мира, столь же важно для сплочения вымышленного мира организации в целом, как и чувство страха перед ее террором.
В центре движения, подобно мотору, который приводит его в действие, находится вождь. Он отделен от элитных структур внутренним кругом инициаторов движения, который распространяет вокруг вождя ауру недоступной тайны, соответствующую его «непостижимому превосходству».[818] Его позиция внутри этого интимного круга зависит от его способности плести интриги между своими ближайшими соратниками и от его умения постоянно менять свой персонал. Он обязан восхождением до положения вождя в большей степени некой уникальной способности манипулировать внутрипартийной борьбой в целях усиления власти, нежели демагогическим или организаторско-бюрократическим качествам. Он отличается от прежних типов диктаторов тем, что вряд ли побеждает с помощью обыкновенного насилия. Гитлер не нуждался ни в СА, ни в СС для сохранения своего положения вождя в нацистском движении; наоборот, Рем, глава СА, который мог рассчитывать на лояльность по отношении к своей собственной персоне, был одним из внутрипартийных врагов Гитлера. Сталин победил Троцкого, который не только пользовался всенародной массовой поддержкой, но и в качестве главнокомандующего Красной Армией в то время держал в своих руках мощный потенциал власти в Советской России.[819] Более того, не Сталин, а именно Троцкий обладал великим организаторским талантом и был способнейшим бюрократом русской революции.[820] Но в то же время, и Гитлер, и Сталин мастерски владели деталями, нюансами взаимоотношений и на ранней стадии своей карьеры практически полностью посвящали себя вопросам персонала, так что спустя несколько лет едва ли оставался хоть один влиятельный человек, который бы не был обязан им своей карьерой.[821]
Подобные личные качества, хотя и абсолютно необходимые на ранних этапах такой карьеры и даже позже не лишенные некой значимости, перестают быть решающими, когда тоталитарное движение сформировано, когда введен в действие принцип, что «воля фюрера — закон для партии», и когда вся иерархия движения эффективно подготовлена для исполнения единственной задачи — быстро сообщить волю фюрера всем подразделениям. Когда это достигнуто, вождь становится незаменим, потому что вся сложная структура движения без его приказов потеряла бы свою raison d'etre. С этого времени, несмотря на постоянные интриги в кругу приближенных и нескончаемые перемещения персонала с их ужасающим накоплением ненависти, ожесточенности и личного возмущения, положение вождя остается гарантированным от хаотических дворцовых переворотов, отнюдь не благодаря его собственным суперталантам, относительно которых у людей из его непосредственного окружения часто нет никаких иллюзий, а благодаря искренней и прочувствованной убежденности этих людей, что без него все может сразу же погибнуть.
Высшая задача вождя состоит в том, чтобы олицетворять двойную функцию, характерную для каждого пласта движения, — выступать в качестве магической защиты движения от внешнего мира и в то же время служить мостиком, с помощью которого движение связывает себя с внешним миром. Вождь представляет движение способом, полностью отличающимся от способов, распространенных среди обычных партийных лидеров; он требует личной ответственности за каждое действие, будь то подвиг или преступление, предпринятое любым членом партии или функционером в пределах его должностных обязанностей. Эта тотальная ответственность составляет наиболее важную организационную особенность так называемого принципа вождизма, согласно которому любой функционер не просто назначен вождем, но и является его реально действующим представителем на местах и каждое распоряжение при этом исходит как бы из одного-единственного, всегда наличествующего источника. Это полное отождествление вождя с каждым назначенным им минивождем и эта монополия на ответственность за все, что происходит, также выступают наиболее отчетливыми признаками, по которым можно отличить тоталитарного вождя от обычного диктатора или деспота. Тиран никогда бы не стал отождествлять себя со своими подчиненными, не говоря уже о каждом их действии;[822] он может использовать их в качестве козлов отпущения и охотно критиковать их для того, чтобы самому уберечься от гнева народа, но он всегда будет поддерживать абсолютную дистанцию со всеми своими подчиненными и со всеми своими подданными. Вождь, напротив, не может допустить критики своих подчиненных, так как они всегда действуют от его имени; если он хочет исправить собственные ошибки, он должен ликвидировать тех, кто воплотил их в жизнь; если он хочет возложить свои ошибки на других, он должен убить их.[823] Поскольку внутри этой организационной структуры такого рода ошибка может быть лишь ошибкой относительно личности самого вождя, то она означала бы, что вождя воплощает какой-то мошенник.
Эта тотальная ответственность за все, что совершается движением и это тотальное отождествление вождя с каждым из его функционеров имеют самые практические последствия — никто не оказывается в ситуации, когда он был бы ответствен за свои действия или мог бы объяснить причину этих действий. С тех пор как вождь монополизирует право и возможность объяснения, он предстает перед внешним миром единственным лицом, которое знает, что делает, т. е. единственным представителем движения, с которым еще можно говорить на нетоталитарном языке и который, когда его упрекают или критикуют за что-то, уже не может сказать: «Не спрашивайте с меня, спрашивайте с вождя». Находясь в центре движения, вождь мог действовать так, как будто бы он был над ним. И поэтому совершенно объяснимо (хотя и совершенно тщетно), для посторонних движению людей в тех случаях, когда они вынуждены иметь дело с тоталитарными движениями или с правительствами, снова и снова возлагать свои надежды на личный разговор с самим вождем. Действительная тайна тоталитарного вождя сокрыта в организации, которая дает ему возможность принять тотальную ответственность за все преступления, совершенные элитными формированиями движения, и в то же время требовать искреннего, наивного уважения со стороны наиболее простодушных сторонников.[824]
Тоталитарные движения назвали «тайными обществами, учрежденными среди бела дня».[825] В самом деле, как ни мало знаем мы о социальной структуре и новейшей истории тайных обществ, структура движений, беспрецедентная, если сравнивать ее с партиями и фракциями, ни с чем не имеет так много общего, как с некоторыми лежащими на поверхности особенностями тайных обществ.[826] Тайные общества также создают иерархии согласно степени «инициированности», посвященности его отдельных членов, регулируют их жизнь согласно тайным и вымышленным предпосылкам, которые заставляют смотреть на все другими глазами; используют стратегию постоянной лжи для надувательства непосвященной внешней массы; требуют безусловного подчинения от своих членов, которые вместе доказывают преданность чаще неизвестному, но всегда таинственному лидеру, который сам окружен, или предполагается, что окружен, небольшой группой посвященных, а те в свою очередь окружены полупосвященными, которые составляют «защитную оболочку» от враждебного, непосвященного мира.[827] Наряду с тайными обществами тоталитарные движения также признают дихотомическое разделение мира между «названными братьями по крови» и неопределенной, расплывчатой массой заклятых врагов.[828] Это разделение, основанное на абсолютной враждебности к окружающему миру, существенно отличается от тенденции обычных партий делить людей на тех, кто в них входит и кто не входит. Партии и вообще открытые общества будут рассматривать как своих врагов только тех, кто явно противостоит им, в то время как всегдашний принцип тайных обществ гласит: «Кто не с нами, тот против нас».[829] Этот эзотерический принцип кажется совсем неприемлемым для массовых организаций; и тем не менее в конце концов нацисты предложили своим членам психологический эквивалент ритуала посвящения в тайное общество, когда вместо простого исключения евреев из своих рядов они требовали от членов своей партии доказательств нееврейского происхождения и установили сложный механизм для того, чтобы пролить свет на темное прошлое почти 80 миллионов немцев. Это было, конечно, комедией, и довольно дорогой комедией, когда 80 миллионам немцев предписывалось искать еврейских предков. Несмотря на это каждый проходил экзамен с чувством, что он принадлежит к группе избранных, которая противостоит воображаемому множеству непригодных. Сходный принцип сформировался в большевистском движении благодаря повторяющимся партийным чисткам, которые возбуждали в каждом, кого не отвергли, веру в свою посвященность.
