Так, Моно, критикуя субъективистов, писал, что историки обращают исключительное внимание на великие события и на великих людей, вместо того чтобы изображать медленные движения экономических условий социальных учреждений, составляющие непреходящую часть человеческого развития. По мнению Моно, великие личности «важны именно как знаки и символы различных моментов указанного развития. Большинство же событий, называемых историческими, так относятся к настоящей истории, как относятся к глубокому и постоянному движению приливов и отливов волны, которые возникают на морской поверхности, на минуту блещут ярким огнем света, а потом разбиваются о песчаный берег, ничего не оставляя после себя». (Цит. по Г. В., Плеханову, Соч., т. VIII, стр. 285).

Но сводить роль личности в истории к простым «знакам и символам», как это делает Моно, значит упрощенно представлять себе действительный ход истории и вместо реальной, живой картины общественного развития давать его схему, абстракцию, скелет без плоти и крови.

Исторический материализм учит, что в действительном ходе истории наряду с общими, главными причинами, определяющими основное направление исторического развития, имеют значение и многообразные конкретные условия, видоизменяющие развитие, обусловливающие те или иные зигзаги истории. Значительное влияние на конкретный ход событий, а также на его ускорение или замедление оказывает деятельность людей, стоящих во главе движения. Люди сами творят свою историю, хотя и не всегда сознательно. По выражению Маркса, люди — одновременно и авторы и актеры собственной драмы.

Сторонники фатализма обычно утверждают, что ход истории люди не могут ускорить. Реакционеры такими утверждениями иногда прикрывают свое противодействие историческому прогрессу. Так, например, вождь прусского юнкерства канцлер Бисмарк говорил в северно-германском рейхстаге в 1869 г.: «Мы не можем, господа, ни игнорировать историю прошлого, ни творить будущее. Мне хотелось бы предохранить вас от того заблуждения, благодаря которому люди переводят вперед свои часы, воображая, что этим они ускоряют течение времени... Мы не можем делать историю; мы должны ожидать, пока она сделается. Мы не ускорим созревания плодов тем, что поставим под них лампу; а если мы будем срывать их незрелыми, то только помешаем их росту и испортим их». (Цит. по Г. В. Плеханову, Соч., т. VIII, стр. 283—284).

Это — чистейший фатализм и мистика. Конечно, передвижением стрелки часов нельзя ускорить течение времени. Но ход развития общества ускорить можно. История человечества делается людьми. Она не всегда движется с одинаковой скоростью. Иногда это движение происходит крайне медленно, как бы со скоростью передвижения черепахи, иногда же, например в эпохи революций, общество движется как бы со скоростью гигантского локомотива.

Мы, советские люди, знаем теперь практически, как можно ускорить ход истории. Об этом свидетельствует досрочное выполнение сталинских пятилеток, превращение нашей страны из аграрной в могучую индустриальную социалистическую державу.

Возможности ускорения истории зависят от достигнутой обществом ступени экономического развития, от численности масс, принимающих активное участие в политической жизни, от степени их организованности и сознательности, от понимания ими своих коренных интересов. Вожди, идеологи своим руководством могут содействовать или мешать росту организованности и сознательности масс, а значит, ускорить или замедлить ход развития событий и в известной мере весь ход общественного развития.

Буржуазные социологи нередко стремятся приписать объективизм и фатализм марксистам. Но марксизм так же далек от объективизма и фатализма, как небо от земли.

Лишь оппортунисты, ревизионисты под видом «марксизма» защищали и защищают взгляд, будто социализм наступит сам собой, без классовой борьбы, без революции, стихийно, в результате простого роста производительных сил. Сторонники этих взглядов принижают роль передового сознания, передовых партий и передовых деятелей в общественном развитии. В Германии такой взгляд защищали катедер-социалисты, в 90-х годах XIX в.— ревизионист Бернштейн, провозгласивший оппортунистический лозунг «движение — все, конечная цель — ничто»; позже на эту же точку зрения стали Каутский и др.

В России фаталистический объективизм проповедовали «легальные марксисты» — Струве, Булгаков, затем «экономисты», меньшевики, бухаринцы с их «теорией» «самотека» и «мирного врастания капитализма в социализм». Так называемая «школа» историка М. Н. Покровского, защищавшая взгляды вульгарного «экономического материализма», также игнорировала роль личности в истории.

Марксисты-ленинцы всегда выступали против фаталистических взглядов, против теории стихийности. Эти взгляды ведут к апологии капитализма и в корне враждебны марксизму, рабочему классу.

Для марксиста признание исторической необходимости тех или иных событий отнюдь не означает отрицания значения борьбы передовых классов, значения активной деятельности людей, в том числе и тех, которые руководят этой борьбой.

Передовой класс, его вожди действительно творят историю, творят будущее, но творят не по произволу, а на основе правильного понимания потребностей общественного развития, не так, как им вздумается, не при обстоятельствах, по произволу избранных, а при обстоятельствах, унаследованных от прежних поколений, созданных предшествующим ходом общественного развития. Поняв исторические задачи, вставшие в порядок дня, поняв условия, пути и средства решения этих задач, великий исторический деятель, представитель передового класса, мобилизует и сплачивает массы, руководит их борьбой.

Для того чтобы правильно оценить роль личности в истории, в общественном развитии, нужно было прежде всего понять роль народных масс, творящих историю. Но именно этого и не могли сделать представители идеалистических теорий общественного развития. И субъективным идеалистам и фаталистам, как правило, чуждо понимание творческой исторической роли народных масс. В этом отражалась классовая ограниченность мировоззрения создателей этих теорий; они выступали в своем большинстве в качестве выразителей идеологии эксплуататорских классов, чуждых и враждебных народу.

Из всех домарксистских учений крупнейший шаг вперед в разрешении вопроса о роли народных масс в истории сделали русские революционеры-демократы середины XIX в.

Воззрения русских революционных демократов XIX в. на роль народных масс и личности в истории значительно выше и  глубже взглядов всех предшествовавших им историков и социологов домарксовского периода. Их точка зрения на историю проникнута духом классовой борьбы. Исторических деятелей они рассматривают в связи с движением масс, в связи с объективными условиями эпохи. Исторические личности, великие деятели, говорили они, появляются вследствие исторических обстоятельств и выражают потребности общества своего времени.

Деятельность великих людей нужно объяснять в связи с исторической жизнью народа, писал Н. А. Добролюбов. Историческая личность имеет успех в своей деятельности тогда, когда ее цели, стремления отвечают назревшим нуждам народа, потребностям времени. Добролюбов критиковал наивное представление об истории как совокупности биографий великих людей. Лишь для невнимательного взора, писал он, исторические деятели представляются единственными и первоначальными виновниками событий. Внимательное изучение показывает всегда, что история в своем ходе совершенно независима от произвола лиц, что путь ее определяется закономерной связью событий. Исторический деятель может по-настоящему повести за собой массу только тогда, когда он является как бы воплощением общей мысли, общих чаяний и стремлений, отвечающих назревшей потребности.

«Великие исторические преобразователи имеют большое влияние на развитие и ход исторических событий в свое время и в своем народе,— пишет Добролюбов; — но не нужно забывать, что прежде, чем начнется их влияние, сами они находятся под влиянием понятий и нравов того времени и того общества, на которое потом начинают они действовать силою своего гения... История занимается людьми, даже и великими, только потому, что Они имели важное значение для народа или для человечества. Следовательно, главная задача истории великого человека состоит в том, чтобы показать, как умел он воспользоваться теми средствами, какие представлялись ему в его время; как выразились в нем те элементы живого развития, какие мог он найти в своем народе». (Н. А. Добролюбов, Полное собрание сочинений, т. III, М. 1936, Щ. 120).