— Не то, чтобы стыжусь… Лишних дискуссий не хочется.

— Я все понимаю, не оправдывайся. Но все равно он рано или поздно узнает и поставит тебя перед выбором: или друг, или любимый. Кого ты выберешь, я не сомневаюсь.

Я немного помолчала, потом медленно сказала:

— Очень надеюсь, что никогда не буду стоять перед таким выбором, но… Боря, ты плохо думаешь обо мне. Я не предаю друзей.

Борис долил пиво в стаканы.

— Все, хватит об этом. Как бы я не относился к твоему Олегу, я очень хочу, чтобы ты была счастлива. Только помни, он не травоядное, он хищной породы.

И вот сегодня я увидела другого Олега, не трогательного мальчика, а мужчину решительного, надежного и… жестокого. Увидела и, пропади оно все пропадом, влюбилась еще сильнее.

Подъезжая к дому, Олег, как обычно молчавший всю дорогу, сказал не оборачиваясь:

— Девчонки, только без лишнего трепа. Ничего не было.

Народ, скучно сидевший у накрытого стола, с нашим возвращением слегка оживился. Олег врубил магнитофон, и Виолетта весьма грациозно задвигалась в танце посреди двора.

— Роскошная девица, но, по-моему, тупая как валенок, — поделилась впечатлениями Алена.

— У Вовика всегда такие, — отозвалась Света. — Я удивляюсь, где он их находит.

— Да ладно вам, — с укором сказала я. — Посмотрите на нее, если краску смыть — совсем девчонка. Естественно, хочется повыпендриваться.

— Эй, люди! — послышалось от калитки. — Вы меня еще ждете или уже похоронили?

— Сашка! — расцвела Света и бросилась к нему. Тот подхватил ее на руки и закружил. Света счастливо завизжала.

Саня, несомненно, рожден быть душой компании. Только с его появлением все встряхнулись, и покатилось веселье, которым Саня управлял как опытный дирижер: произносил тосты, сыпал анекдотами и комплиментами, менял кассеты, танцевал сам и увлекал других. Было здорово и даже Виолетта, ухитрявшаяся все время ляпнуть что-нибудь невпопад, казалась переносимой.

Как всегда в наших южных краях, темнота упала внезапно и быстро. Олег принес зажженную керосиновую лампу, около которой сразу закружились ночные мотыльки. Все уже подустали и лениво болтали, сидя вокруг стола. Во время одной из пауз в разговоре магнитофон щелчком оповестил, что кассета закончилась. С минуту стояла полная тишина, только стрекотал кто-то в огороде. Я прислонилась к Олегу, чувствуя приятную тяжесть руки, обнимавшей меня за плечи.

— Тихий ангел пролетел, — сказала Алена.

— Юрка, чего сидишь, поставь музон повеселее, — потребовала Виолетта.

— Подожди, — остановил Юрика Олег. — Я сейчас.

Он зашел в дом и вернулся с гитарой.

— Спой, Вовчик.

— Не хочется, — покачал тот головой.

— Ну, будь другом, спой, — настойчиво попросил Олег.

Вовик взял гитару, пробежал пальцами по струнам, чуть подкрутил колки, снова тронул струны и негромко запел:

То не вечер, то не вечер,

Мне малым-мало спалось,

Мне малым-мало спалось,

Ой, да во сне привиделось…

Я очень люблю эту печальную старую песню. Есть в ней что-то такое, от чего у меня странно щемит сердце. Или это генетическая память от казачьих предков по маминой линии? Незаметно для себя я стала подпевать и ничуть не удивилась, услышав, как присоединяются остальные. Сидя в очерченном мерцающим светом круге, мы пели для себя, для души, и нам было тепло.

Виолетта, единственная из нас молчавшая, грубо нарушила настроение.

— Нашел чего петь — русские народные, — презрительно пробурчала она.

— Ну, извини. Репертуар Меладзе не исполняю, — отрезал Вовик.

— А что-нибудь свое давай? — просительно сказал Юрик. — Про зимнюю ночь, а? Или про острова.

— Нет, ребята, не сегодня, — решительно отказался Вовик и положил гитару.

— Володя, ты стихи пишешь? — спросила я.

Он сделал небрежный жест рукой:

— Так, рифмую понемногу.

— А может, все-таки споешь? — робко попросила я. — Честно говоря, хочется послушать.

Вовик слегка улыбнулся.

— Хорошо, уговорила. Исключительно для тебя. Только не ругайся, что песенка грустная, сама напросилась.

Что случилось со мной,

Стал я сам не свой,

А рядом с тобой —

лучший друг мой.

Он почти мне как брат,

Ну, кто виноват,

Что раньше, чем я,

он встретил тебя?

Где ты раньше была,

Где раньше был я,

Как я жил без тебя,

нежная?

Я тебя бы обнял,

И тебя бы украл,

Но ты не моя,

милая!

Он так счастлив с тобой,

Лучший друг мой,

А я сам не свой

и словно больной.

Что мне делать, скажи,

И как дальше жить?

Ведь ты для меня —

лучшая!*

Вовик неожиданно резко прижал струны ладонью, оборвав мелодию, и сказал излишне весело:

— Все, хватит грусть-тоску наводить. Сейчас что-нибудь забавное вспомню…

— А я тоже недавно стих сочинила, могу прочитать, — снова влезла Виолетта и, не дожидаясь нашего согласия, затараторила:

Я мечтаю пташкой быть,

Собирать с цветов нектар

И хочу тебя любить

Ощущая в сердце жар.

Чтоб как роза на лугу

Расцвела наша любовь,

Без тебя жить не могу,

Я страдаю вновь и вновь

Приходи ко мне скорей

И руками обними,

Я люблю тебя сильней

В эти солнечные дни.

Юрик бестактно фыркнул, Света выразительно закатила глаза к небу, а Саня зааплодировал:

— Супер, просто супер! Особенно начало. Так и представляю тебя масюсенькой колибри…

— Почему колибри?

— Потому, деточка, что из всех пташек только они собирают с цветов нектар.

— Олька, теперь ты, — неожиданно потребовала Алена.

Я поморщилась. Стихи я пишу редко и отношусь к ним крайне критически. Да и незачем превращать вечеринку в соревнование двух плохих рифмотвориц.

— Давай-давай, читай, — почему-то сердито сказала Алена. — Мое любимое, «На тему Горация».

Я поняла, что она не отстанет, и, обреченно глядя на пламя лампы, стала читать:

Я памятник хочу воздвигнуть в Вашем сердце

Из легкой болтовни, случайной встречи рук,

Привычки на плечо Ваше легонько опереться

И вздоха, когда Вы уходите, мой друг.

Как мысль — неощутим, невидим, невесом…

Я обещаю Вам — пока я буду рядом,

Его Вы не заметите, не вспомните о нем

И я не намекну ни голосом, ни взглядом.

Когда же неизбежно жизнь нас разведет,

Я в Вашей памяти всегда незримо буду.

Мой хрупкий памятник вовек не упадет,

Вы не забудете меня, я Вас не позабуду.

И мне ни лет, ни расстояний груз не страшен —

Я памятник себе воздвигла в сердце Вашем.

Я замолчала, стыдливо отведя взгляд.

— А что, неплохо, — удивленно сказал Вовик. — Даже не ожидал, уж прости за откровенность.

— Красиво, — одобрила и Света. — Только я не поняла, при чем тут Гораций?

— «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» в школе учила? Так вот, и пушкинское стихотворение, и до него державинское написаны на тему стихотворения римского поэта Горация, — объяснил Вовик.

— Державин, Пушкин и Серова. Как в «Золотом теленке»: Гомер, Мильтон и Паниковский, — кокетливо улыбнулась я. Было чертовски приятно, что не обхихикали, даже щеки запылали. Люблю, грешница, когда меня хвалят. И Олег смотрит с интересом…

— Ой, какие вы тут все образованные, сил нет, — скривилась Виолетта. — Стихи должны быть простые, чтобы нормальные люди без словаря понимали.