В целях защиты основ христианской догматики от нападок языческой критики апологеты нуждались в универсальной и сильной идее, которая стала бы прочным фундаментом для понимания и адекватного изложения — перед лицом образованных оппонентов — теоретических принципов нового вероучения. Этой идеей в учении ранних отцов-апологетов стала идея Разума — Логоса (греч. λόγο ς— «речь», «слово», «понятие», «разум»), отождествленная ими, с одной стороны, с Иисусом Христом и Премудростью Божьей — в соответствии с богословской теорией ап. Иоанна (Ин., 1:1), и, с другой стороны, с парадигмами ранней стоической и платонической философских традиций. Бог понимается апологетами как существо непостижимое, трансцендентное миру, вечное, неизменное и самодостаточное. Второе Лицо (ипостась) божественной Троицы — Логос, Сын Божий, Христос — присутствует в Боге-отце наподобие некой «разумной потенции», получающей свое «энергетическое» и ипостасное (греч.шботаоц— «осуществление») выражение в акте творения мироздания. В вечности Логос был вместе с Богом как собственный разум и промысел Божий (греч.Х.о/о<; Ёу5ш9етос, — «внутренний логос», термин стоической философии), после чего, по решению Бога-Отца, при сотворении мира Бог-Логос (Христос) стал буквально «проявляться вовне» (греч. λόγο ςπροφορικός «внешний логос»), обусловив тем самым направленность реализации вечного замысла. Логос есть Слово, рожденное от Отца; через Него сотворено все существующее.

Характерной особенностью теологии ранних апологетов был субординационизм (учение о неравнозначности ипостасей Святой Троицы), преодоленный вполне только в творчестве представителей зрелой патристики, т. н. Каппадокийцев — Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского (вторая пол. IV в.). Дело в том, что рождение (т. е. вхождение в ипостасное бытие) Сына-Логоса апологеты считали событием, связанным с актом творения мироздания. Вследствие этого получалось, что Сын Божий есть нечто, что «позже» и «меньше» Отца, т. е. является «неравнозначным» Отцу, будучи богом-посредником между Богом-творцом и мирозданием в целом. Предполагая возможность различия между Богом Отцом и Логосом-Сыном, которое было бы обусловлено фактом и временем возникновения мира, апологеты тем самым вносили в природу божественной сущности элементы развития и изменения. О третьем Лице (ипостаси) божественной Троицы — Духе Святом — апологеты писали не много, и поэтому говорить о законченном и продуманном до конца богословии триединства применительно к этим христианским писателям не приходится.

Ранняя христианская апологетика И —III вв. имела огромное значение для всей последующей истории святоотеческой мысли: апологеты первыми осознали возможность глубокого синтеза христианства и эллинской образованности и показали его исключительно продуктивный характер. Кроме того, они были первыми, кто приветствовал нарождавшийся интерес к христианству со стороны просвещенной языческой интеллигенции; здесь достаточно будет упомянуть популярное изречение пифагорейца-платоника II в. Нумения Апамейского: «Что есть Платон, как не Моисей, говорящий по-аттически? » — или же предположения Кельса, известного критика христианства, что Иисус наверняка был читателем сочинений Платона, а апостол Павел — Гераклита (Ориген. Против Кельса, VI, 12; 16).

Еще одной важной попыткой придать христианству характер упорядоченного философского учения был гностицизм, представлявший собой конгломерат многочисленных религиозных и философских течений I-IV вв., в которых особую роль играл т. н. гносис (греч.ууйск;— «знание») — тайное знание о мироздании, Боге и человеке, открытое неким Спасителем (или спасителями) и сохраняемое эзотерической традицией.

Обладание подобным знанием само по себе приводило к спасению. До конца XIX в. гностические учения были известны только из сочинений ересиологов — христианских авторов, занимавшихся систематическим опровержением ересей и полемизировавших с гностиками. В XIX в. в Египте было обнаружено несколько гностических сочинений в коптском переводе, наиболее значительным из которых является т. н. «Пистис София». В 1945 г. в Египте близ местечка Наг-Хаммади (древний Хенобоскион) была найдена гностическая библиотека, включающая 52 сочинения; они относятся к разным гностическим течениям и написаны на коптском языке. Известны различные гностические секты: офиты, барбелогностики, карпократиане и другие. Известны также имена многих гностических учителей, творцов философско-религиозных систем: Симон-Маг, Маркион, Феодот, Марк, Менандр, Саторнил, Карпократ, Валентин, Василид и другие. Назначение высшего знания (гносиса) заключается в том, чтобы ответить на ряд принципиальных вопросов: «Кем мы были? Кем стали? Где мы были? Куда заброшены? Куда стремимся? Как освобождаемся? Что такое рождение? Что возрождение?» (Климент Александрийский. Извлечения из Феодота, 78, 2). В ответах на эти вопросы проявляется негативное отношение гностиков к обустройству Вселенной, а также к создателю этого мира («ложному богу») — хвастливому и неразумному Демиургу, который обычно отождествлялся с Богом-Творцом Ветхого Завета. Наряду с убежденностью в крайней ущербности Бога-творца и всего мироздания, гностиков отличала также уверенность в том, что «на самом верху», вне порядка вещей, располагается истинный Бог и Отец, Непознаваемый Бог — всеблагой и всесовершенный.

В самом начале времен высший Бог порождает из собственной сущности Плерому (греч. πλήρωμα — «полнота», «обилие», «множество») — полноту совершенного бытия, состоящую из попарно соединенных ипостасей-эонов (греч. αιών — «век», «срок времени», «вечность», «ограниченный временем мировой распорядок»), — своеобразную «лестницу бытия», на ступенях которой иерархически располагаются все эманации вечного и совершенного естества. Последний в порядке эонов, обладающий женской природой (София), руководствуясь дерзостным своеволием «быть» («быть самим по себе»), намеревается уподобиться высшему Богу. Вследствие этого неразумного побуждения София рождает нелепое и уродливое существо и, ужаснувшись содеянному, буквально «выталкивает» свое порождение за пределы сверхсущего бытия. Сын Софии (называемый часто Иалдабаофом), родившийся вследствие заблуждения, является воплощенным незнанием (греч.очг^^кпа) и безрассудством; он назначает себя единственным Богом и приступает к творению мира, столь же ущербного и безобразного, как и его создатель. Этим миром он правит вместе с архонтами (т. е. букв. «правителями»), которых сам некогда сотворил. Когда же приходит черед сотворения первого человека, то невидимым образом происходит вмешательство высших — благих и пребывающих в истине — сил, и тогда человек, называемый либо Адамом, либо Адамом Кадмоном, получает частицу подлинной сущности высшего божества, которая от него переходит к потомству. В силу причастности к чистой, бессмертной и незапятнанной ложью природе, человек в этом мире является странником и чужеземцем; подлинной родиной для человека является Плерома, а не пространство и не история этого мира; смыслом и целью человеческой жизни должно быть спасение от него. Гносис, тайное знание, как раз и является осознанием человеком своей изначальной божественности; само по себе обретение гносиса автоматически обозначает спасение человека, его возвращение к самому себе. Символом и образцом для такого самопознания и, как следствие, освобождения от всего специфически материального и мирского, с точки зрения представителей христианского гностицизма — Маркиона, его ближайшего ученика Апеллеса, Валентина и Василида (приблизительно сер. II в.), был Иисус Христос. В жизни Христа с точки зрения гностицизма смерть и страдания, в сущности, не имеют значения, так как Христос — это, собственно, не человек, а духовное существо, произошедшее из эонов. Этот Христос никогда не «рождался», не «жил», не «умирал», но, проповедуя истину, лишь облекался на время в призрачную оболочку. Целью Христа было спасение падшей в убожество Софии (греч. σοφία — «мудрость»), ее возвращение к чистому бытию и восполнение Плеромы до изначального состояния; и, как следствие, освобождение человеческих душ от плена материи и возвращение их на «духовные небеса».