XVIII

Передряга

Это был такой несчастный день, какого ни кто никогда не переживал в гимназии.

Началось с того, что накануне госпожа Величко опять увезла дочь в театр. Начальницы не было дома, отпустила ее мадам Шарпантье.

Утром, за уроком рисования, неожиданно явилась Катерина Александровна. Она окинула взглядом поднявшихся со своих мест учениц и вышла.

— Где Величко? — спросила она в коридоре у Аглаи Дмитриевны.

— Еще не вернулась. Вчера вечером за нею приезжала мать.

— Это невозможно. Раньше она являлась к началу уроков, а теперь и те стала пропускать. Надо положить этому конец.

Она ушла.

И в большую перемену Валентина не вернулась. Прозвенел звонок, все собрались в классе и ждали Андрея Андреича. В коридоре было уже пусто. Вдруг сторож Лаврентий вызвал Аглаю Дмитриевну и что-то сказал ей шепотом.

Мурочка с тревогою взглянула на Люсеньку. Недоброе предчувствие закралось в её душу.

— Ты видела?

— Да.

— Что бы это могло быть? Уж не с Валентиной ли…

Люсенька покачала головой.

Но в эту минуту послышались знакомые шаги, вошел Андрей Андреич, ученицы шумно поднялись с мест и снова сели. Начался урок.

И во всех классах шли занятия; в коридорах было тихо и пусто. Внизу же, в библиотеке, разыгралась такая бурная сцена.

Анна Павловна Величко стояла и ждала Аглаю Дмитриевну.

— Сторож говорит, моей дочери нет в гимназии.

— Её нет.

— Не может быть! Она ушла сюда в одиннадцать часов. Она книги свои забыла, я потому заехала.

Аглая Дмитриевна покачала головой.

— В классе её нет. Не в общежитии ли?..

Она вышла в коридор.

— Лаврентий! сбегай в общежитие, узнай, там ли барышня Величко… Удивительно! Может быть, голова у неё разболелась? Так она должна бы сказать мне.

— Она последнее время ужасно возбужденная, — вздохнула мать. — Все следы нашего семейного горя.

В это время явилась Катерина Александровна. Между ними завязался неприятный разговор. Начальница сердилась, и мать сердилась. Ни та ни другая не хотели уступить.

— Как вам угодно, — сказала Катерина Александровна. — Я не могу допустить, чтобы относились так к занятиям. Если вы желаете оста вить дочь в гимназии, она должна подчиниться моим требованиям.

Сторож Лаврентий явился с докладом, что барышни в общежитии нет. Общий переполох.

Начальница посылает за мадам Шарпантье и за Теей и накидывается на них. Как смели отпустить Величко без ведома начальства. Мадам Шарпантье растерялась и оправдывается. Тея молчит.

Анна Павловна плачет в отчаянии. Аглая Дмитриевна ее утешает. Лаврентия посылают в гостиницу узнать у швейцара, в которую сторону ушла барышня.

— Направо.

— Как направо?.. В гимназию надо налево.

Из слов матери обнаруживается, что и раньше Валентина уходила в гимназию в одиннадцатом часу, а возвращалась к двум!..

Все потеряли голову. Начальница требует к допросу подруг Валентины. Кто они? Лиза?.. Нет, с Лизой они поссорились в начале года, и она спит в другой спальне.

Неустроева, Тропинина, Грачева.

— Позвать их.

Аглая Дмитриевна входит в класс к Андрею Андреевичу, говорит ему тихо два слова и, к общему изумлению, вызывает троих. Те бледнеют, обмениваются многозначительным взглядом и, волнуясь, плетутся за Аглаей Дмитриевной.

Им ли не знать, где Валентина!

В библиотеке госпожа Величко ходит взад и вперед, начальница сидит мрачная, Тея, сложив руки, стоит у шкапов и о чем-то думает.

Вошли три девицы и стоят, потупив глаза.

— Не знаете ли вы, где Величко? Куда она ходит? — спрашивает грозно начальница.

Молчание.

— Знаете или нет?

Люсенька тихонько отвечает:

— Нет, Катерина Александровна.

— Не может быть. Она вам рассказывала. Тея быстро взглядывает на своих, Люсеньку и Мурочку, и вспоминает бесконечные ночные разговоры.

Но Люсенька опять отвечает:

— Не знаем.

Так же отвечают Грачева и Тропинина.

— Так я вас накажу, примерно накажу за укрывательство! Когда вас спрашивают, вы обязаны сказать!

Но Аглая Дмитриевна наклоняется к ней, говорит с нею вполголоса и потом приказывает им идти обратно в класс. Они со страху сначала не понимают, потом идут молча, боясь даже взглянуть друг на друга.

Аглая Дмитриевна говорит:

— Они знают, Катерина Александровна, ведь это ясно. Не пытать же их. Они, вероятно, дали слово молчать и правы по-своему, если не желают нарушить слова.

Катерина Александровна кидает на нее гневный взгляд, но Аглая Дмитриевна не смущается и спокойно обращается к Тее.

— Вы знаете их лучше всех, — говорит она. — Нет ли у вас каких-нибудь предположений?

— Да, — говорит задумчиво Тея, скрестив руки. — Я и то думаю… вспоминаю. Вечером у них разговоры без конца… и портрет… по том полотенце было… Да, вот оно! полотенце было для неё! — восклицает она.

— Какое полотенце? Для кого?

— Для Онегиной.

Все изумлены.

— Не там ли она? — говорить Тея.

— О, наверное! — восклицает Аглая Дмитриевна. — Она вспоминает принесенную Валентиной большую цветущую ветку белой сирени, по которой класс изучал строение цветка.

Остается только ехать к Онегиной. Доротея Васильевна отправляется, потому что мать Валентины чувствует себя дурно. Отправляется и возвращается с испуганной, виноватой девицей.

Увидев мать расстроенную и в слезах, Валентина бросается к ней на шею. Катерина Александровна делает ей строгий выговор и отсылает в класс.

Потом она говорит, что такой случай подлежит обсуждению педагогического совета, и если совет найдет присутствие Валентины в гимназии нежелательным, она принуждена будет уйти.

Бедная мать, уничтоженная и возмущенная, уходит, но Аглая Дмитриевна еще успевает шепнуть ей, чтобы она напрасно не волновалась: самое большее, поставят 4 за поведение; на совете она заступится за Валентину.

Пока поклонница Миньоны отбывает наказание в пустом, темном классе, среди молчания и тишины целого дома, пока Мурочка и Люся волнуются и исповедуются у Теи, которая старается их успокоить надеждою на то, что Валентину не исключат из гимназии, — Анна Павловна едет к Онегиной и рассказывает ей о переполохе в гимназии.

Зачем она поехала к незнакомой певице, она и сама не знала. Её материнское сердце чуяло, что она встретит там участие и даже, может быть, утешение и поддержку. Суровый приговор Катерины Александровны камнем лежал на её душе; она со страхом думала, что скажет отец, — потому что гимназия была хорошая, и они могли быть совершенно спокойны за дочь.

Сердце матери не ошиблось.

Онегина всполошилась, наговорила Анне Павловне много хорошего про Валентину, хвалила её скромность и великодушную прямоту, сказала, что все в доме ужасно ее полюбили, и, расцеловав Анну Павловну, просила ее приехать с дочерью при первой возможности.

Но, главное, Онегина обещала съездить к начальнице и заступиться за нее.

И кончилась вся история тем, что Онегина пела на концерте в пользу бедных учениц гимназии, Анна Павловна дала обещание не брать дочери в театр до самого лета, а прошедшее было предано забвению.

Но зато по воскресеньям Валентина с матерью бывала у Онегиной и уже не тайно, а открыто рассказывала всем про свою дружбу с драгоценной, чудной Ниной Аркадьевной.