1. С самых младых лет всегда непременно пребывал он в частом обучении Божественнаго писания и внешняго любомудрия.

2. Прочитывал он писание с прилежным вниманием не токмо телесными, но и душевными очесы и часто прочтенное чрез мысленное изображение к памяти своей крепко пригвождал.

3. Вытверживал к сказанию изустно на память грамматическия и прочих наук правила.

4. В твержении оных поступал умеренно: не на все купно вскоре захватить простирался, но по частем, периодам в разсуждении своея силы, подобно временно, люботрудне приятствовал.

5. Частыя во всем оном всегда со учеными людьми разговоры имел.

6. Употреблял в писмах некия для памяти значки, числа и азбучныя писмена.

7. Книги, по них же учился, исписанныя власною его рукою, никогда не изменял, но хранил их во всю свою жизнь неизменно в разсуждении таком, что весма сие памяти спомошествует, пременение же книг оную несколько помрачает и воспоминания остроту притупляет.

8. Во всем имел присную умеренность и прекрасное воздержание: яко во сне, тако в пищи и питии, хождении и глаголании, к сему же и опасался зело главнаго застужения, угару и опаления.

9. Любил повсегда пребывать в умней тихости, а сие мог воздержностию приобретать и во многих разных дел упражнениях.

10. Хранил во всем против общих уставов и своих о том в наблюдении поучениев целость чистоты, как в теле деятельно, так и в тончайших мыслех зрительно, и от онаго имел спасительную чистоту всегда в своей совести, кая немалый успех может к памятствованию вещей придати. Аще же пребудет в собственном у кого от чего ли бо зазрении, то немалым же припятьствием к памяти учиниться может.

11. Отвергал скоре от себя прочь приходящия всякия пристрастныя (препятьствующыя сему учению и вредящия) помыслы.

12. Учил всему тому, что сам знал, учеников и прочим желающим о сем ведать беззавистно всегда открывал.

Пристежение: Еще же ко всему оному потребно зело для памяти мысленныя и чювственныя весма памятныя и всегда при нас имеющаяся, например: незнакомаго человека имя замечать на знакомаго, или аще надлежит памятовать имя Платон, то оное заметить можно на платок, науку пиитику – на пиитие, идола Перуна – на перо и прочая подобная сим такожде много способствует памяти. Аще что пред спанием будем вытверживати, по востании же паки оное поновляти, конечное же состоит памяти неоцененное сокровище в добром состоянии главы, здравости всея плоти и душевном безпечалии.

Предложенный в преднаписанной от памяти части сладко-словесный риторов господин Андрей Дионисиевич произносил глас в различных своих сказаниях и поучениях и в прочих разговорах различно по подобию разума и приличности сказуемой вещи и дела.

Аще в ярости случившейся в вещи на достойныя оную потязати, яко на борющагося с нами повсегда лукаваго диавола и его учеников неверных идолопоклонников, проклятых еретиков, окаянных хулителей православныя нашея веры, лукавых церковных развратников, злых досадителей истинне, ругателей благочестия, изменников отечеству и льстивых непокорников святых отец преданию и прочих подобных сим, тогда ярым гласом и свирепым образом со гневом, зело стройне таковых потязоваше, в страсе о сказуемых каких страшных действах, или оным за что кого в на?казаниих страшающе, устрашенным громким гласом и видом по?казовашеся. Ежели же оный во обществе на всех хотящий быти предлагая, яко страшный день втораго пришествия Господня на суд, тогда трепетное стояние, или вечных мук грозное осуждение и тамо безконечное за грехи прелютое мучение, то унылым, густым голосом оное изявляше. О действах сомнительных и случайных вещех неясно извещеваше, но некако мрачно, сомнительно и неутвердительно, падающь силу в разум слышателей к сомнению, а не ко истинному того познанию.

В сожалении же о чесом или в сокрушении сердечном о повсечасных человеческих согрешениих воспоминаний – жалостно, печальным гласом повествоваше, и о оном аще когда Бога и Пресвятую Богородицу, ангелов и всех святых или и простых по случаю человеков о спомошествовании во спасение прошаше, тогда весма и гладкосвободным радостным гласом изглашаше. В лишении же оных, или конечно потерянии напротив сего зело скорбно и печално, печальным гласом беседоваше.

Наблюдал же он всегда непреложно в произношении гласа нижеследующия сии правила:

1. Дабы последния слоги в речениях чисто произносилися.

2. Чтобы говорити не вельми косно и не вельми борзо, но посредственно.

3. Не зело бы кричливо, напротив же и не весма бы тихо, и не единообразно по подобию секиры, секущей лес, но по выше объявленному в периодах разуму.

4. Не опускал тогда по странам во иныя вещи своих мыслей, но мужественно оныя содержал в надлежащем деле и от сего никогда не шатался по стремнинам глас его.

5. В сем, аще и мало от естества был и недостаточен, однако искуством, сколько можно, униженно, тонко, тихим, благопокорным, умиленным гласом всесмиренно моляше.

К подвижению в мужество или в том бывших повествовании и о оном разсуждении – мужественным гласом мужественно глаголаше.

Про творящих же разныя сладчайших добродетелей в сказании и ко оным подражанию слышателей сердца сладко разлиянным, любезно приятным, чистым гласом привлачаше.

Егда же радостное что и веселое предлагаше, яко о наследствии праведных, прекрасном раю, и о восприятии безконечнаго всерадостнаго небеснаго царствия и за маловременныя нынешния труды вечнаго тамо награждения, коего в пребезмерных количествах и неизреченно пресладчайшаго качества ничие здесь никогда око не видало и ухо не слыхало, да и на сердце человеческое взойти не могло, или иныя какия веселорадостныя вещи, яко небесныя, тако земныя, весма светло веселым востягал себя, дабы не изглашати в ноздри.

6. Воздержался от частых одышек и еже б кашляньми, сморканиями, иканиями и безвременными харканиями и плеваньми не растлити гласа.

7. Определял всегда глаголания количество разсудительне по времени и по своей силе.

8. Опасался вельми частаго отдохновения, а особливо на непериодных окончаниях.

9. Искусно различал гласом не токмо периоды и двоеточия, но и самыя запятыя.

10. Крепко содержал всегда во уме грамматическия правила, то есть по силе просодии во всяком речении ударения, и чтобы речения свойственными кончать слогами, а не странными, например, рещи Богъ, а не Бохъ; во множественном числе: Боговъ, а не Богофъ; мужъ, а не мушъ; весь день, а не везь день; плодъ, а не плотъ; сладко, а не слатко; хорошая надпись, а не харошая натпись; добръ, а не допръ; возбранителю нашъ, а не воспранителю нас; сохраняй нас, а не сограняй нашъ.<…>

11. Частое всему оному имел обучение не токмо при людех, но и наедине будучи.

12. Во всем своем риторстве тщался всегда подражать славным православныя нашея веры духовным ритором, а наипаче пресладчайшему риторов отцу Златоусту.

К сему же украшен он был и богодарованною естественною к риторству добротою, имел доволный мужественный возраст и сановитость всего тела, главу, аки бисером, чинными кудрями светлорусыми и в полъ сединою украшену, острый ум, белостию чистою светло удобрено лице, ясныя очи и зрением по чернилу скорозрительны, и румяностию цветущия ланиты и оною же помазаныя уста, окруженную браду, свободный и легкий язык, крепкую грудь, долгий дух, твердый, хотя и истухла голос, той ко продолжительныя умеренныя по естеству персты, подобно же и прочия члены чинно во всем красотою благолепия согласовали с его благолепотным составом.

И сим естественным своим удобрением в действии движения немало оживлял он свои в произношении приятныя слышателем словеса, ибо по разуму глаголания искусно изменял лице и очи, по подобию гласа в ласковых разговорах казался ласковым и взором, во устрашенных – страшным, в печалных – печалным, во умиленных – умиленным, в приятных – приятным, в веселых – веселым и в радостных – радостным. Мыщцы временем иногда возвышая, иногда же опущая, такожде и рукама благочинно при оном действоваше: аще когда помянет небо или ино что от горних, тогда искусно десницу свою горе воздвизаше; аще землю или что?либо подножных, долу паки тую спустив показоваше; аще весь мир или об нем обстоящих, руки совокупив и разводаше, или иногда единою десницею от шуйныя десныя страны обвождаше. Ежели же что любезно приимаше, то к персем руку прилагаше; аще же что отрицаше, оттуду паки тую отношаше; аще дерзость показоваше, руки привоздвиг мало в передь наклоняшеся; аще страх подобие, на задняя восклоняшеся, и от прилежнаго испытания светлым ума его оком опасно силу и естество каждаго речения весма удобно ко оживлению слова оное творяше. Вся же сия и во всех сих и в целом звании своем красоту, пристойность и разсуждение в разсмотрении обстояния всегда непременно (яко за главное оному всему дело почитал и) сохранял, си есть разсуждая себе самого, слышателей или когда собеседующих, время, место, образ и художество глаголания, различие действ, такожде и знаменования вещей, о которых слово надлежит. Слава Богу, вин помощнику, концем дело увенчавшему 1764 году.