Для окончательного искоренения остатков язычества Юстиниан закрыл в 529 году знаменитую философскую школу в Афинах, этот последний оплот отжившего язычества, которому, как было сказано выше, нанес уже раньше сильный удар основанный в V веке при Феодосии II Константинопольский университет. После закрытия школы при Юстиниане афинские профессора подверглись изгнанию; имущество школы было конфисковано. Один историк пишет: «В том же году, в котором св. Бенедикт разрушил последнее языческое национальное святилище в Италии, а именно храм Аполлона в священной роще на Монте Кассино, была также разрушена твердыня античного язычества в Греции»[343]. С этих пор Афины утратили окончательно свое былое значение культурного центра и превратились в глухой провинциальный город. Полного искоренения язычества Юстиниан не достиг; оно продолжало скрываться в некоторых малодоступных местностях.

Иудеи и близкие им по вере самаритяне в Палестине, не вынесшие правительственного преследования и поднявшие восстание, были усмирены с большой жестокостью. Синагоги разрушались; в остававшихся синагогах запрещалось читать книги Ветхого Завета по древнему еврейскому тексту, который должен был быть заменен греческим переводом семидесяти толковников; гражданские права отнимались. Несториане также преследовались.

Важнее всего, конечно, было отношение Юстиниана к монофизитам. Во-первых, отношение к ним имело государственное значение и ставили вопрос о в высшей степени важных для государства восточных провинциях: Египте и Сирии с Палестиной; во-вторых, на стороне монофизитов была супруга Юстиниана Феодора, имевшая на него сильное влияние. Один современный ей монофизитский писатель называет ее «правоверной, исполненной ревности», «христолюбивой царицей, поставленной Богом в трудные времена для поддержки гонимых»[344].

По совету Феодоры Юстиниан в отношении к монофизитам уже в начале своего правления вступил на путь примирения. Изгнанные при Юстине и в первые годы Юстиниана монофизитские епископы получили право вернуться из ссылки. Многие монофизиты были приглашены в столицу на религиозное примирительное совещание, на котором император, по словам очевидца, убеждал их «с кротостью Давида, терпением Моисея и снисходительностью апостольской»[345]. Пятьсот поселенных в одном из столичных дворцов монофизитских монахов, по выражению современника, превратили дворец в «великую и дивную пустыню отшельников»[346]. В 535 г. Север, глава и «истинный законоучитель монофизитов», прибыл в Константинополь и оставался там год[347]. Столица империи в начале 535 года приобрела в известном отношении облик, как в царствование Анастасия[348]. На константинопольскую патриаршую кафедру был возведен епископ Трапезундский Анфим, известный своей примирительной политикой в отношении к монофизитам. По-видимому, монофизиты торжествовали.

Ситуация, однако, очень скоро изменилась. Приехавший в Константинополь папа Агапит и партия акимитов (строго православных) подняли такой шум против религиозной уступчивости Анфима, что Юстиниан, конечно, с внутренним сожалением, вынужден был уступить: Анфим был смещен, и на его место назначен убежденный православный пресвитер Мина. Источник сообщает нам о такой беседе между императором и папой: «„Я или заставлю тебя согласиться с нами, или отправлю в ссылку“, – сказал Юстиниан. На что Агапит ответил: „Я желал прийти к христианнейшему императору Юстиниану, а нашел теперь Диоклетиана; однако, твоих угроз я не боюсь“»[349]. Очень вероятно, что уступка императора папе была вызвана отчасти тем, что в это время началась остготская война в Италии, и Юстиниану было необходимо сочувствие Запада.

Но сделав вышеуказанную уступку, Юстиниан не отказался от дальнейших примирительных попыток относительно монофизитов. На этот раз император поднял известный вопрос о трех главах. Дело шло о трех церковных писателях V века, Феодоре Мопсуестийском, Феодорите Киррском и Иве Эдесском, относительно которых монофизиты ставили в упрек Халкидонскому собору то, что вышеназванные писатели, несмотря на свой несторианский образ мыслей, не были на нем осуждены. Юстиниан, раздраженный противодействием папы и акимитов, признал, что в данном случае монофизиты правы и что православные должны им сделать уступку. Поэтому в начале сороковых годов он издал указ, в котором подвергал анафеме сочинения этих трех писателей и грозил анафемой всем тем лицам, которые станут защищать или одобрять данные сочинения[350].

Запад был смущен тем, что согласие подписать императорский указ будет обозначать собой посягательство на авторитет Халкидонского собора. Говорили, что, «если подвергаются укоризнам определения Халкидонского собора, то как бы не подвергся подобной опасности и собор Никейский»[351]. Затем поднимался вопрос, можно ли осуждать умерших, ведь все три писателя умерли еще в предыдущем столетии. Наконец, некоторые представители Запада держались того мнения, что император своим указом совершает насилие над совестью членов церкви. Последнее сомнение почти не существовало в восточной церкви, где вмешательство императорской власти в решение догматических споров закреплено было долговременной практикой. Вопрос же об осуждении умерших был обоснован ссылкой на ветхозаветного царя Иосию, не только заклавшего живых жрецов идольских, но и раскопавшего гробы тех, которые задолго до того времени умерли (IV Книга Царств, 23, 16). Таким образом, в то время как восточная церковь соглашалась признать указ и осудить три главы, западная церковь высказалась против этого. Указ Юстиниана общецерковного значения не получил.

Для того чтобы привлечь западную церковь на свою сторону, надо было прежде всего убедить одобрить указ римского папу. Тогдашний папа Вигилий был вызван в Константинополь, где и прожил более семи лет. Явившись туда, папа открыто восстал против указа Юстиниана и отлучил от церкви константинопольского патриарха Мину. Но мало-помалу, в силу различных влияний, Вигилий уступил Юстиниану и Феодоре и в 548 году издал осуждение трех глав, так называемый ludicatum, и таким образом присоединил свой голос к голосу четырех восточных патриархов. Это было последним торжеством Феодоры, уверенной в наступлении окончательной победы монофизитства. В том же году она умерла. По распоряжению Вигилия священники в Западной Европе должны были начать непрерывные молитвы за «наимилостивейших государей Юстиниана и Феодору»[352].

Однако западная церковь не одобрила уступки Вигилия. Африканские епископы, собрав собор, даже отлучили его от церковного общения. Под влиянием западной церкви папа начал колебаться в своем решении и взял обратно ludicatum. В таких обстоятельствах Юстиниан решил прибегнуть к созыву Вселенского собора, который и собрался в Константинополе в 553 году.

Задача этого пятого Вселенского собора была гораздо уже задач предшествовавших соборов. На нем не было дела с какой-либо новой ересью; задачей его являлось урегулировать некоторые вопросы, связанные с деятельностью третьего и четвертого соборов и касавшиеся несторианства и главным образом монофизитства. Император хотел, чтобы на соборе присутствовал папа, проживавший в то время в Константинополе. Но папа под разными предлогами уклонялся от этого, так что все заседания собора состоялись без него. Собор, разобрав сочинения вышеназванных трех писателей и согласившись с мнением императора, осудил и предал анафеме «нечестивого Феодора, который был епископом Мопсуестийским, вместе с нечестивыми его сочинениями, и все, что нечестиво написал Феодорит, и нечестивое послание, приписываемое Иве, и тех, которые пишут или писали в защиту их (ad defensionern eorum)»[353]. Постановление собора получило обязательную силу, и Юстиниан стал преследовать и подвергать ссылке епископов, не согласившихся на осуждение трех глав. Папа Вигилий был сослан на один из островов Мраморного моря. Согласившись, в конце концов, подписать осуждение, он получил разрешение возвратиться в Рим, но, не доехав, умер в Сиракузах. Запад до конца VI века не признавал решений собора 553 года, и только при папе Григории I Великом (590—604), объявившем, что «на соборе, на котором дело шло о трех главах, ничего не было нарушено в деле веры или каким-нибудь образом изменено»[354], собор 553 года был признан на всем Западе Вселенским собором, наравне с первыми четырьмя соборами.