Современник Юстиниана и Прокопия, историк Петр Патрикий, блестящий юрист и дипломат, постоянно посылался послом в Персию и к остготскому двору, где он содержался пленником три года. Его записи составили «Историю», или «Историю Римской империи», рассказывающую – как можно судить по обильным сохранившимся фрагментам, в которых сочинение только и сохранилось, – о событиях от второго триумвирата (от Августа) до времени Юлиана Отступника. Ему также принадлежит трактат «О государственном устройстве» (Катастасис, или Книга церемоний), часть которого была включена в знаменитую книгу времени Константина Багрянородного (X в.) «Книга дворцовых церемоний».
От Прокопия до начала VII века была непрерывная традиция исторических сочинений и каждый историк основывался на трудах своих предшественников.
Прокопию непосредственно следовал хорошо образованный юрист Агафий из Малой Азии, который оставил наряду с некоторым количеством стихотворений и эпиграмм несколько искусственно написанную книгу «О царствовании Юстиниана», которая охватывала период с 552 по 558 гг. Следуя за Агафием, Менандр Протектор писал во времена Маврикия «Историю», которая была продолжением сочинения Агафия и излагала события с 558 по 582 гг., то есть до года восшествия на престол Маврикия. Только фрагменты этого сочинения существуют сейчас. Они, тем не менее, дают достаточно материала для того, чтобы оценить важность этого источника, особенно с географической и этнографической точки зрения. Этот материал достаточно показывает, что Менандр был лучшим историком, чем Агафий. Сочинение Менандра было продолжено Феофилактом Симокаттой, египтянином, который жил во времена Ираклия и занимал должность секретаря императора. Исключая небольшое сочинение по естественной истории и собрания писем, он описал время Маврикия (582—602). Стиль Феофилакта перегружен аллегориями и искусственными выражениями в гораздо большей степени, чем у кого-либо из его предшественников. «В сравнении с Прокопием и Агафием, – говорит Крумбахер, – он является пиком быстро поднимающейся кривой. Историк Велизария, несмотря на напыщенность, все же прост и естественен; щедрее в поэтических цветистых выражениях поэт Агафий, однако оба эти писателя кажутся более непосредственными в сопоставлении с Феофилактом, который удивляет читателя на каждом повороте новыми неожиданными вспышками и искусственными картинами, аллегориями, афоризмами, мифологическими и другими тонкостями»[419]. Однако, несмотря на все это, Феофилакт является прекрасным, основным источником о времени Маврикия. Он дает также очень ценную информацию о Персии и славянах на Балканском полуострове в конце VI века.
Посол Юстиниана к сарацинам и эфиопам Нонн оставил описание своего далекого путешествия. Время сохранило только один отрывок[науч.ред.30], который находится в сочинениях патриарха Фотия. Однако даже этот фрагмент дает прекрасную информацию о природе и этнографии стран, которые он посетил. Фотий сохранил также отрывок Феофана Византийского, который писал в конце VI века и, возможно, охватил в своем сочинении период от Юстиниана до первых годов правления Маврикия. Этот фрагмент важен, ибо он содержит информацию о начале шелководства в Византии и содержит также одно из наиболее ранних упоминаний о турках. Другим источником, особенно важным для церковной истории V—VI веков, является сочинение сирийца Евагрия, скончавшегося в конце VI века. Его «Церковная история» в шести книгах является продолжением историй, написанных Сократом, Созоменом и Фeодоритом. Сочинение содержит рассказ о событиях от Эфесского собора в 431 году до 593 года. Кроме информации о событиях церковной жизни, его «История» содержит интересную информацию по общей истории всего периода.
Иоанн Лидиец отличался прекрасным образованием, и Юстиниан был о нем столь высокого мнения, что поручил ему написать панегирик императору. Среди прочих трудов Иоанн оставил трактат «Об управлении римского государства», который еще недостаточно изучен и оценен. Он содержит многочисленные факты о внутреннем устройстве империи и может послужить ценным дополнением к «Тайной истории» Прокопия[420].
Разностороннее значение «Христианской топографии» Космы Индикоплова, широкий географический масштаб которой так хорошо соответствует размаху планов Юстиниана, уже обсуждалось. К области географии относится также статистический обзор восточной Римской империи времени Юстиниана, который вышел из-под пера грамматика Иерокла и носит название «Спутник путешественника» (??????????, Synecdemus). Автор концентрирует свое внимание не на церковной, но скорее на политической географии империи, с ее 64 провинциями и 912 городами. Невозможно определить, является ли этот обзор результатом собственной инициативы Иерокла или результатом поручения каких-либо руководящих органов. В любом случае в сухом обзоре Иерокла заключен прекрасный источник для определения политической ситуации в империи в начале царствования Юстиниана[421]. Иерокл был основным источником по географическим вопросам для Константина Багрянородного.
Кроме этих историков и географов, VI век имел также своих хронистов. Эпоха Юстиниана продолжала еще оставаться тесно связанной с классической литературой, и сухие византийские хронисты, которых стало много в более поздний период византийской истории, являлись только редкими исключениями в это время.
Промежуточное положение между историками и хронистами занимал Гесихий из Милета, который жил, вероятнее всего, во времена Юстиниана. Его труды сохранились только в писаниях Фотия и лексикографа Х века Свиды. На основании этих фрагментов видно, что Гесихий писал всемирную историю в форме хроники, охватывая период от древней Ассирии до смерти Анастасия (518 г.). Среди сохранившихся есть большой отрывок, посвященный ранней истории Византии даже до времени Константина Великого. Гесихий был также автором истории времен Юстина I и начала царствования Юстиниана, которая по стилю и концепции очень отличалась от первого сочинения и содержала детальное описание событий, современных времени автора. Третьим сочинением Гесихия был словарь знаменитых греческих писателей разных областей знаний. Ввиду того, что словарь не включал христианских авторов, некоторые исследователи утверждают, что он, возможно, был язычником. Это мнение, однако, принимается не всеми[422].
Истинным хронистом VI века был необразованный сириец из Антиохии Иоанн Малала, автор греческой хроники – всемирной истории, которая, судя по единственной сохранившейся рукописи, рассказывала о событиях с легендарных времен египетской истории до конца царствования Юстиниана. Возможно, однако, хроника содержала также сообщения о более позднем периоде[423]. Хроника является христианской и апологетической по своим целям, очень ясно выражая монархические тенденции автора. Нечеткая по содержанию, смешивающая легенды и факты, важные события и второстепенные, она совершенно очевидно предназначалась не для образованных читателей, а для масс, церковных и светских, для которых автор включил много разнообразных и развлекательных фактов. «Это сочинение представляет собой историческую брошюру (booklet) в самом полном смысле слова»[424]. Особого внимания заслуживает стиль, ибо это сочинение является первым значительным, написанным на греческом разговорном языке, популярном на Востоке, который смешивал элементы греческого с латинским и восточными выражениями. Ввиду того, что эта хроника соответствовала вкусу и умонастроению масс, она оказала огромное влияние на византийскую, восточную и славянскую хронографию. Большое количество славянских извлечений и переводов сочинения Малалы имеют большое значение для восстановления исходного греческого текста его хроники[425].[науч.ред.31]
419
К. Krumbacher. Geschichte der byzantinischer Litteratur… Munchen, 1897, S. 249.
[науч.ред.30]
В английском тексте здесь стоит слово fragment, в отличие от русского означающее и «фрагмент», и «отрывок». В связи с этим представляется необходимым сделать одно уточнение, отсутствующее у А.А. Васильева. Действительно, от Нонна сохранился в составе знаменитой «Библиотеки» патриарха Фотия (Cod. 3) один отрывок, но этот отрывок, по традиции, восходящей ко второй половине XIX века, делится на три фрагмента – frgm. I, frgm. 2a, frgm. 2b. Все то же самое относится к упоминаемому чуть ниже Феофану Византийскому. От него в составе «Библиотеки» патриарха Фотия также сохранился один, достаточно большой отрывок, делящийся по давно установившейся традиции на два фрагмента.
420
Много информации об Иоанне Лидийце и значении его сочинений можно найти в сочинении Э. Штайна: Untersuchungen uber das Officium der Pratorianenprafektur seit Diokletian. Wien, 1922.
421
Сочинение Иерокла было написано до 536 года. См.: K. Krumbacher. Geschichte der byzantinischen Litteratur… S. 417; G. Montelatici. Storia della litteratura bizantina, 354—1463. Milano, 1916, p. 76.
422
G. Montelatici. Storia della litteratura bizantina, 354—1453, pp. 63—64
423
Возможно, хроника Иоанна Малалы доходила до первых лет правления Юстиниана, и в новом издании последовало добавление, написанное либо автором, либо кем-то другим. см.: J.B. Bury. A History of the Later Roman Empire… vol. II, p. 435.
424
K. Krumbacher. Geschichte der byzantinischen Litteratur… S. 326.
425
М. Спинка в сотрудничестве с Г. Дауни перевел книги VIII-XVIII славянской версии Малалы на английский. А.Т. Олмстед в рецензии писал: «Иоанн Малала был, конечно, худшим хронистом мира. Историк может проклинать его глупости, но должен его использовать, так как Малала сохранил большое количество важной информации, которая иначе была бы утрачена» (The Chicago Theological Seminary Register, vol. XXXI, 4, 1942, p. 22).
[науч.ред.31]
Здесь хотелось бы от себя добавить, что А.А. Васильев, специально не занимавшийся ранним периодом истории Византии, приводит, скорее всего, не столько свое мнение, сколько представления о Малале нескольких исследователей рубежа веков, воспитанных на античной классической литературе и смотрящих поэтому с эстетствующим высокомерием на Иоанна Малалу и на тот жанр исторической литературы, который по-настоящему начался с него. Между тем, он не может быть худшим уже потому, что влияние его огромно. Бесспорно, его невозможно (да и не нужно, ибо подобное сравнение неправомерно) сравнивать с Геродотом или Фукидидом, однако для своего времени и своего жанра Малала очень хороший образец исторического сочинения. Сетования же о «глупости» Малалы неуместны потому, что к средневековой литературе невозможно (просто крайне непродуктивно) подходить с мерками античной литературы и у хронистов и других историков принципиально иного мировоззрения искать что-то похожее или сопоставимое по содержательности, идеям и глубине их разработки с классической греческой или римской литературой.