Он покачал головой и продолжил.

— Мы продолжили нашу работу, обыскивая равнины в поисках оставшихся хаоситских собак, — его перчатка металлически взвизгнула, когда грозорождённый сжал пальцы, словно выдавливая из кого-то жизнь. — Они пытались сбежать. Мы атаковали. Свирепо. Жестоко. Я показал Молотам Зигмара, как сражаются Небесные защитники. К этому были не готовы даже связанные кровью. Они расслабились. После стольких лет они не ожидали, что кто-то попытается вернуть Аметистовые княжества. Они думали, что эти земли принадлежат им, — его голос становился всё громче, как будто он обращался к толпе, а не трём своим спутникам, сидевшим напротив у костра. — Но мы вернули их обратно! Почти без потерь. Мы снесли их идолов и цитадели. Мы разрушили их тюрьмы. Мы освободили убогие души, которые десятилетиями не видели света. Это было великолепно. Молот падал. Связанный кровью умирал.

Маленет осторожно забрала у него из рук мех с вином, прервав воспоминания грозорождённого. Она сделала глоток и после тихо заговорила.

— И всё же, когда ты встретился нам с Истребителем в Акши, ты был один. С тобой не было никаких Молотов Зигмара, когда ты нашёл нас на Убиенном пике.

Трахос посмотрел на неё, его голова затряслась, гнев тёк из его глаз.

Она осторожно приблизила руку к одному из клинков, гадая не слишком ли сильно на него надавила.

Гнев Трахоса утих и он расслабился.

— Мы раздавили Хаос. Мы сделали то, что должны были сделать. Эти звери не могли пробиться сквозь доспехи нашей веры, но… — он поколебался. — Но Хаос не единственная угроза в пустошах Шайиша. Голоса из Азирхейма становились всё слабее и отчаяннее, поэтому мы сосредоточились на укреплении крепости и вооружении освобождённых рабов. Мы понимали, что не пройдёт много времени, прежде чем сведения о наших успехах доберутся до полевых командиров, контролирующих оставшуюся часть княжества. Мы одержали победу благодаря скорости и неожиданности, а не превосходящим силам. Без подкрепления нам бы пришлось несладко. Сперва невольники боялись нас так же, как своих поработителей, но затем увидели шанс. Возможность отомстить, по крайней мере. Некоторые до сих пор помнили легенды о временах до Хаоса. Временах, когда человек не знал тирании. Под нашим присмотром они стали сильнее. Отважней. Мы начали выбираться в соседние деревни, укрепляя их, постепенно распространяя влияние на всё княжество. Когда начались нападения, мы были готовы. И смертные тоже.

Его лицо потемнело.

— Но затем до нас стали доходить слухи о других вещах. О людоедстве среди ничтожных, которых мы вооружали и кормили. Мы поделились с ними словом Зигмара. Мы поведали им, что Эра Хаоса прошла и настала новая эпоха, но стоило нам уйти, как они снова погрузились в собственную дикость, — его голос задрожал от ярости. — Если бы люди знали, чем мы пожертвовали, ради спасения этих Владений. Если бы они знали, что это значит. Мы бессмертны, но мы… — он покачал головой. — После столь долгого времени под плетью Хаоса, они вновь впали в порчу поклонения Богу крови. По крайней мере, так я думал поначалу. Я выехал из крепости, чтобы убедиться лично.

Его голос успокоился.

— Но это был не Хаос. Они поклонялись не Кхорну. Я понял это, как только добрался до первой же деревни. Поклонение любого вида теперь было выше их понимания. Они больше не были людьми. Она заползли в братские могилы, оставленные их угнетателями, и выкопали останки, — он поморщился. — Они ели трупы, питались ими, словно животные. После всего, что мы для них сделали, я не мог этого понять, — он врезал кулаком по земле, раскидав угли. — Мы освободили их, а они превратились в животных. Неужели они не видели, что рискуют всем? Они оставляли нас открытыми для атаки. Мы их спасли, а они нас предали! Они даже не… — Трахос снова оборвал себя и тряханул головой.

— И что ты сделал? — спросила Маленет, чувствуя, что грозорождённый не хочет заканчивать рассказ.

Очевидно, вино оказало на Трахоса такой же развязывающий язык эффект, как и на Готрека. Видно было, что слова разрывают его изнутри, но он не мог перестать говорить. Маленет видывала таких прежде. Слишком пристыженных, чтобы говорить о своих деяниях, но уже не имеющих сил молчать.

— Я был в ярости, — пробормотал он. — Некоторые из Молотов Зигмара были там и попытались меня успокоить, но я не слушал. Я уничтожил эту деревню. Эти люди собирались всё испортить, и я решил… Я их убил. Всех. Я показал им, как Бог-король обращается с теми, кто предаёт своих спасителей.

Маленет пожала плечами.

— Выглядит вполне разумным. Вы спасли их, а они превратились в трупоедов. Это невоспитанно, как минимум. Я не могу обвинить тебя за то, что ты предал их молоту.

Готрек нахмурился.

— Ты сказал, что другие, из Молотов Зигмара, пытались сдержать тебя. Почему? Ты делал работу Зигмара. Они были трупоедами. Как те твари, с которыми мы сражались здесь, в Морбиуме. Почему бы тебе не прикончить их?

Трахос отвёл взгляд, но его голос оставался по-прежнему ровным.

— Я был в ярости. Это было своего рода безумие. Я слышал, как мои товарищи зовут меня, но это было похоже на крики из пустоты эфира. Они не имели смысла. Словно воющая на меня стая зверей. Мои молоты поднимались и падали, крушили и уничтожали, мои глаза залило кровью. Только истощение, наконец, вынудило меня остановиться. А потом я увидел тела.

Маленет кивнула, догадываясь. Понимая, наконец, почему разум Трахоса был сломлен так же, как его тело.

— Они не все были гулями, не так ли?

Грозорождённый не ответил.

— Ты убивал людей, — продолжила она. — Вот почему остальные грозорождённые пытались тебя остановить.

Трахос заговорил, его голос был тих.

— Я прошёл обратно тем же путём, что и пришёл, но не мог понять того, что видел. Эти трупы… Некоторые определённо были теми пожирающими мёртвую плоть тварями. Но другие… — он покачал головой.

Готрек отпил ещё вина и поморщился.

Лхосия смотрела на Трахоса новыми, полными ужаса глазами.

— И что сделали Молоты Зигмара? — спросила Маленет.

Голос Трахоса был унылым и выхолощенным.

— Они пытались обуздать меня. Пытались отогнать меня.

Маленет недоверчиво рассмеялась.

— Ты сражался со своими? С теми, кто одного с тобой рода?

— Нет! Не так. Я не имею в виду, что напал на них. Не так, как вы подумали. Даже сейчас, изменившись, я бы не навредил одному из воинов Зигмар. Но я им сопротивлялся. Я оставил их. Бросил на произвол судьбы. Я не мог избавиться от лиц, которые видел. И до сих пор не могу.

Готрек задумчиво оглядел Трахоса, а когда заговорил, его голос был мягче обычного.

— Боги нас дурачат. Всех нас. Ты был там, потому что они приказали тебе там быть.

— Бог-король не приказывал убивать мне беззащитные семьи.

Готрек сердито уставился на дождь.

— Когда боги говорят о Порядке или Хаосе, они имеют в виду славу — свою славу. Им плевать на тех, кто завоёвывает для них эту славу.

— Ты изменился? — заговорила Маленет.

Трахос в замешательстве покачал головой.

— Это твои слова. Ты сказал: «как бы я ни изменился, но я никогда бы не навредил одному из воинов Зигмара».

Трахос уставился на Маленет и впервые с их встречи, она почувствовала что-то иное, кроме насмешки, при взгляде на грозорождённого. Она не чувствовала, что смотрит в глаза мужчины. Этот взгляд не мог принадлежать человеку. Кем они были, эти грозорождённые вечные? Она не задумывалась об этом раньше, но теперь почувствовала озноб, осознав, каким странным он был. В некотором смысле он казался даже менее человечным, чем трупоеды.

— Я потерял себя, — пробормотал он, наконец, выпустив её из плена его нечеловеческого взгляда, и уставился в огонь. — Первый раз я погиб в битве при Висургисе. Это было великолепно. Мучительно, да, но великолепно. Когда я почувствовал, что моя душа, по-прежнему нетронутая, пылает в залах Зигмара, вбиваемая в Наковальню апофеоза, я понял, что переродился. Перекован, чтобы я снова мог драться. Затем я умер снова, сражаясь с зеленокожими на Орротском перевале. Боль тогда была сильнее, но слава, всё ещё, была невообразима. Шанс снова жить, снова сражаться за Бога-короля, противостоять всему дурному во Владениях смертных.