— Всего вам наилучшего, дорогая! — Госпожа Зигфрид прикоснулась надушенной щекой к моей щеке.

В Москве я первым делом примерила новый костюм. Стоя перед зеркалом, я любовалась необыкновенным цветом и покроем, все-таки я не зря отвалила такие деньги за его половинку! На следующий день я примеряла другой костюм у своего знакомого модельера.

— Марина! — всплеснула руками закройщица. — Вы меня убиваете-! Опять два сантиметра лишних!

Что ни говори, а комфорт — великая вещь. Поднимаясь в Шереметьеве-1 к депутатскому залу, провожаемая взглядами прочих пассажиров, я ощущала свою весомость и значимость, несмотря на шесть часов утра. Чартерный рейс — это уют, спокойствие, отсутствие часовых ожиданий в аэропорту и полупустой салон самолета ЯК-40, где предупредительный экипаж готов исполнить каждую просьбу.

Я не впервые летела чартером и не впервые с интернациональной командой — были не только австрийцы, немцы, но и французы и американцы. Из сложной ситуации с переводом мы выходили просто: я выбирала себе «жертву» — какого-нибудь австрийца — и честно выкладывала ему краткое содержание того, о чем шла речь на переговорах. Он хлопал глазами, пытаясь переварить эту информацию. Но прочие «народы мира» взирали на него с надеждой, и, вздохнув, он начинал переводить на английский язык, понятный и близкий всем европейцам. Тактика достаточно простая. Этот раз тоже не будет исключением;

Четыре часа полета обещали быть приятными. Американцы и французы моментально вступили в спор, чьи самолеты лучше. Поодаль расселись немцы и австрийцы, и не успел самолет оторвать шасси от земли, как их круглые головы поникли в сладкой дремоте. Ясно, предыдущий вечер в отеле был проведен бурно и закончился поздно.

Лично я тоже рассчитывала на короткий отдых. Ночь была проведена без сна — по приказу городских властей под нашими окнами всю ночь асфальтировали улицу — стучали отбойные молотки, суперсовременная машина с жутким грохотом пожирала старый асфальт...

Но расслабиться не удавалось — стюардесса без конца совала в руки то поднос с роскошным завтраком, то фрукты, то напитки, предлагала видеофильм. Четыре часа пролетели незаметно. Самолет заходил на посадку. На полосе нас уже ожидал микроавтобус принимающего уральского завода.

— Вы, конечно, устали с дороги и проголодались, — пробасил начальник отдела по внешнеэкономическим связям. — Сейчас мы угостим вас обедом по-уральски.

— Как обед, почему обед? — заволновались на разных языках мои подопечные. — Мы уже ели в самолете!

Но нас никто не слушал, микроавтобус гнал по полумощеной дороге в город, в салоне мощно гремел голос Анжелики Варум, воспевающей зимнюю вишню.

В специальном кабинете для иностранных гостей при заводской столовой на столе уже высились прозрачные бутылки «Столичной», боржоми и другие неведомые мне емкости. Сервировка ослепляла. Гости ошарашенно воззрились на высокие хрустальные фужеры.

— Мы из НИХ будем пить водку?! — раздались полувосхищенные-полуиспуганные возгласы, в то время как официантки вносили подносы с дымящимся борщом.

Самое проклятие для переводчика — переговоры за столом. Пока все успевают прожевать, проглотить, что-то сказать, переводчик так и сидит с одиноким кусочком на вилке и без конца говорит. В этот раз страдали мы вдвоем — я и repp Шёнхерр, моя очередная жертва. Мы переводили уральские легенды, описание местного края, его обычаев и историю завода.

Когда повеселевшие румяные гости и хозяева входили сплоченным коллективом в кабинет заместителя генерального директора завода господина Мызина, каблук моего сапога застрял в щели у порога. Так получилось, что процедура представления и знакомства прошла без меня. В кабинет я вошла последней. Разноцветные глаза господина Мызина (один карий, другой голубой) довольно откровенно обежали мой силуэт, а бархатный голос потребовал занять место рядом с ним. «Этого мне не хватало», — подумала я, усиленно морща лоб и придавая себе вид очень деловой леди.

Переговоры начались. Завод продавал свою продукцию нашей транснациональной компании, а мы через своих посредников реализовывали эту продукцию в другие страны мира. Сидящие за столом жаждали новых контрактов. Технические вопросы решались быстро — в дверь то и дело входили специалисты по производству, транспорту, упаковке. Да, Мызин сумел вышколить свой персонал. Ближе к вечеру, когда контуры предстоящего сотрудничества и контракта уже вырисовались, Мызин пригласил нас на ужин. Господин Шёнхерр закатил глаза.

— Я больше не могу переводить, — пожаловался он.

Дорога, по которой нас везли, превратилась из асфальтовой в проселочную, а потом и вовсе нырнула в лес. Нервно обсуждая стратегию на завтра, мои подопечные не заметили, как густые ели царапали своими лапами окна машины. Мы ехали по тайге. Вскоре показался уютный домик — загородная резиденция для отдыха и приема гостей. Из трубы стоящей рядом баньки курился дымок.

Было выпито немало. Гостей неоднократно водили в баню. Молодой специалист завода, взявший на себя функции переводчика, дал мне возможность немного отдохнуть, тем более что по московскому времени я уже должна была лечь в постель и спать с учетом недополученных накануне часов сна. Но после «рашн экзотик банья» все захмелели, говорили вразнобой и не обращали внимания ни на время, ни на условности. Пролив на скатерть компот, француз не придал этому никакого значения и, поставив локти прямо в лужу, продолжил задушевную беседу. Немцы уютно похрапывали в креслах.

От духоты, гомона и позднего времени у меня голова шла кругом. Как назло, магнитофон крутил одну и ту же песню, и бесконечный припев о зимней вишне назойливо звучал весь вечер.

— А нельзя ли уже в гостиницу? — осторожно поинтересовалась я у Мызина — единственного человека, сохранившего трезвомыслие в этой компании. Словно не слыша меня, он приказал откупорить еще бутылку вина и с бокалом подсел ко мне. Начинается, с досадой подумалось мне. Бархатные интонации голоса Мызина усилились, он проникновенно смотрел мне прямо в глаза своими разноцветными глазами и рассказывал о нелегкой судьбе. А я представляла себе мужа, тоскливо ожидавшего меня дома в потоке децибелов. Ситуация не из приятных. Но они встречались в моей практике неоднократно, и я уже знала, как мягко, не обижая, отклонить ухаживания разомлевших поклонников. Я ни в коем случае не должна забывать, что передо мной сидит в первую очередь ЗАКАЗЧИК.

В этот раз, высвободив свою руку, я встала и громким голосом скомандовала:

— Стэнд ап! Ауфштеен!

Проснувшиеся немцы таращили глаза. Американцы и французы помогали подняться друг другу с жестких стульев. Поддерживаемые хозяевами, гости транспортировались в микроавтобус. Всю дорогу герр Шёнхерр мычал мотив шлягера Анжелики Варум. Часы на руке показывали четыре утра, о московском времени лучше было забыть. В глазах жгло, словно песку насыпали. А завтра подъем — в семь.

На следующее утро я окончательно проснулась, вдосталь набегавшись по этажам, барабаня в двери заспавшихся подопечных, призывая их собираться поскорее. Хмурые господа, появившиеся только через сорок минут, жаждали одного — минеральной воды. Я мечтала о кофе.

В кабинете директора нас ждало и то и другое, а также мой вчерашний поклонник Мызин. Вошел генеральный директор завода. Вопрос он решил очень быстро, ценя свое и чужое время. Контракт был готов к подписанию. Ошалевшие от такой оперативности, быстро ставя свои подписи на контракте, господа запивали победу, однако только минералкой.

Мызин проводил нас до самого трапа самолета. Когда все вошли в салон, он придержал меня за локоть и сказал:

— Извините, если что не так. Но я поражен. Вы такая... Просто как зимняя вишня...

Шурша, как змея, из норки факсового аппарата медленно выползла бумага: «В настоящее время завод принять ваш запрос не может ввиду загруженности производства. Не видим целесообразности проведения переговоров в этом квартале. Подпись — главный инженер Филиппов».