Обсудить создавшуюся ситуацию и составить протокол предполагалось в кабинете главного механика в объединении. Нас провели в столовую, где все сотрудники управления «Спиртранснефти» каждый день проводили свой обеденный перерыв. Главный посадил нас за стол и, пообещав вернуться через полчаса, ушел. Гримм с аппетитом съел и первое и второе, выпил компот из чернослива и, по примеру сидящих вокруг, вилкой наковырял чернослив из стакана. Он выглядел почти счастливым.

В кабинете главного механика собрался весь технический отдел. Клубился табачный дым, многоголосый говор походил на жужжание, но поутих, когда мы вошли в кабинет.

— По нашу душу, — пробормотала я.

Гримм с удивлением озирался вокруг. Рядовое обсуждение испытаний было запланировано организаторами как величайшее шоу, и от нас, безусловно, чего-то ждали. Поэтому нас посадили в центре, включили видео, и на экране возникла труба и ее последующие бесславные трансформации. По окончании фильма вся аудитория с жадным интересом посмотрела на нас. Гримм откашлялся и уверенно стал высказывать свои соображения. Его доводы были логичны и конкретны.

— Вина нашей фирмы есть, но и режим испытаний был неправильно подобран. — Такова была основная мысль.

Все загудели, задвигали стульями, в адрес Гримма посыпались вопросы, Гримм отвечал, я переводила со скоростью пулемета.

— Мы что здесь, дураки, что ли? — отозвался кто-то.

— Россия не помойка, хватит присылать нам всякую ерунду!

— Вина коммерческого отдела здесь налицо, — слабо протестовал Гримм, — просто для класса поставленных труб режим испытаний был неверен.

— Так нечего было халтурить и продавать невесть что. На тебе, Боже, что нам негоже, так, что ли? — волновались вокруг.

Гримм облизал пересохшие губы.

— Я просто не могу понять, в чем дело, такого позора я не припомню, — пожаловался он мне.

— Нам трубы класть надо, а теперь что делать? — крикнули из дальнего конца кабинета.

— Господа, господа, — Гримм попытался утихомирить волнующихся людей, — конечно, нам придется поставить взамен качественные трубы, без сомнения.

Гул усилился.

— Нам трубы сейчас класть надо, — монотонно гудел все тот же угол комнаты.

По оживленному виду главного механика было видно, что он очень доволен ходом дискуссии. Гримм чуть ли не плакал.

— Ладно, — милостиво произнес главный механик, — что вы на него налетели? Он-то сам не виноват. Сейчас составим протокол, приедет менеджер с фирмы, с ним разберемся.

— А что сейчас класть будем? — В дальнем углу все еще проявляли беспокойство.

— Да тихо ты! — прикрикнул главный. — Где наш протокол, готов? Давай подписывай.

Гримм послушно расписался и с облегчением вздохнул. Наша миссия в Спирьевске была закончена.

— Ну а теперь, — подмигнул главный механик, — требуется это дело обмыть.

— Я не пью, — скромно ответил Гримм, — мне нельзя. Главный коротко хохотнул:

— У нас говорят, если нельзя, но очень хочется, значит, можно, — и протянул стакан.

— Пригубите слегка, — посоветовала я растерявшемуся Гримму. Похоже, он снова впадал в транс.

КОРРИДА

— Ну ты представляешь! — ворвался ко мне в комнату Гена, задохнувшись от быстрого бега по лестнице. — Из Вены в Москву присылают нового шефа!

— Кого? — отозвалась я, мгновенно стряхнув с себя наваждение крекингового процесса, текст о котором я переводила.

— Подробностей не знаю. — Гена был искренне огорчен.

— Но ты же аналитик, подумай, порасспрашивай кого надо, — приободрила его я.

— Ты что, — зашипел на меня Гена, — это же тайна. Не говори пока никому!

Ну вот, не прошло и двух месяцев, как наш бывший шеф господин Штоссманн покинул нас, а нам уже навязывают нового босса. Наш отдел сбыта московского представительства одной крупной компании, где я работаю уже полгода с хвостиком, никак не могли оставить без чуткого руководителя. Хорошо, что коллектив у нас небольшой, но дружный. После отъезда господина Штоссманна мы не стали хуже работать, дисциплина не упала, прибыли как росли, так и растут. И мы уже совсем подумали, что нам никого не пришлют, как появляется Гена со своей потрясающей новостью, да еще в понедельник, который, как известно, день тяжелый.

Гена, видно, проболтался, так как после обеда ко мне потянулась вереница просителей — то за папками, то за печатью, то за конвертами, то за переводом. Они все умалчивали о цели своего визита. Но по их напряженным лицам я ясно читала — им отчаянно хотелось узнать, кого нам назначили. Никто не ожидал, что очень скоро об этом мы узнаем сами.

Неделя прошла в заботах к нам внезапно понаехала куча делегаций. Мы мотались по заводам и фирмам, знакомясь, пробивая контракты, уламывая заказчиков. С нашими австрийцами приехали корейцы, и каждое утро они требовали чайник горячей воды, в которой разводили свои диковинные корейские полуфабрикаты. Добродушные австрийцы в гастрономическом плане не представляли никаких хлопот. Правда, диалект этих гостей был особый, я понимала через два слова на третье. К моей чести сказать, остальные сотрудники нашего отдела, владевшие и английским и немецким, не понимали их вовсе. А речь шла о крупнейшем проекте. В таких мучениях мы совсем забыли, что к нам должен приехать НОВЫЙ ШЕФ.

Утром следующего понедельника директор представительства привел к нам невысокого, хорошо сложенного мужчину лет тридцати пяти, который немного испуганно улыбался.

— Познакомьтесь, Марина, — ласково начал директор, — господин Лемке, ваш новый начальник.

— Здравствуйте, — по-русски, но с большим акцентом поприветствовал меня «новенький».

Утром в четверг, войдя в свою комнату по привычке ровно в девять, я застала нового шефа за очень странным занятием. Он рылся в ящиках моего стола, выуживая, по его мнению, наиболее привлекательные ручки, карандаши и прочую канцелярскую мелочь. Рядом лежали более затертые и старые ручки и карандаши, которые он методично укладывал в мой стол. Я на цыпочках отошла от комнаты и опустилась на первый попавшийся стул. Через минуту я возобновила попытку попасть на рабочее место. Шеф был все еще там. Теперь он трудился над заменой моего новенького компьютера на старый, оставшийся от прежнего шефа. Мое появление и мой «Грюсс Готт» не вызвали у него ни капли смущения. Воткнув последний штекер, он довольно отошел от моего стола и, посвистывая, удалился в свой кабинет.

— Вот это номер! — сказала я себе, включая древний IBM. Обсудить эту ситуацию я смогла только во второй половине дня, после того как все собрались в комнате Бори и Гены.

— Может, он тайный клептоман, — предположил Боря, — после кражи ему становится стыдно и он возмещает ущерб своими вещами.

— Уйду я с этой работы, никакого спокойствия. Так хорошо было на вольных хлебах! — застонала я.

— Ха, в который раз мы это слышим, — засмеялись все. — Отсюда ты уже никуда не уйдешь, будешь переводить нам до пенсии.

В пятницу я пришла на работу в половине десятого, философски поразмыслив над тем, что господину Лемке понадобится время, если он захочет заменить еще что-нибудь. Действительно, меня ждали перемены. Половина моих красочных ярких папок была заменена на какие-то картонные чудовища с корявыми замками. Лемке что-то увлеченно писал моей любимой ручкой у себя в кабинете. Вернувшийся из командировки Слава, самый спокойный и уравновешенный из всего отдела, зашел к шефу и через пять минут вылетел пулей из его кабинета. За ним гнался, потрясая в воздухе карандашом, Лемке. Обе фигуры так стремительно промчались мимо меня, что я ничего не успела понять. После того как сердобольная горничная Оля с кухни напоила Славу валокордином, он оказался в состоянии рассказать все как было. Он зашел к начальнику с просьбой подписать для бухгалтерии телефонный счет — из гостиницы в Липецке Слава дважды говорил с Веной по рабочим вопросам. Лемке же, всучив этот счет Славе обратно в руки, заявил, что непорядочно требовать от фирмы компенсации, что, например, он, Лемке, принес в фирму свой собственный карандаш и не требует ни у кого возмещения стоимости этого карандаша. Слава, против обыкновения, вспылил, и оба помчались к директору, чтобы он разрешил этот спор. Инцидент был исчерпан в пользу Славы. Расстроенный Лемке заперся у себя в кабинете.