Результатом умственных усилий Штоссманна является название «Стратегия и тактика успеха отдела сбыта в условиях нестабильной экономики». Все остальное предоставляется сделать нам. Ободренный перспективой участия в совете, шеф срочно собирается на очередную тусовку в посольство, где наверняка поделится своими новостями с каждым встречным.

Распределив обязанности, мы лихорадочно работаем часа два по сбору информации и составлению сводок и таблиц. После этого, провожая завистливыми взглядами коллег из других отделов, уходящих домой, как все нормальные люди, в шесть, мы собираемся у меня в комнате.

— Написать бы Штоссманну такой доклад, чтобы его сразу выгнали, — высказывает кто-то опасную идею. Все невесело смеются, но мысль, словно зерно, брошенное в благодатную почву, начинает свое развитие.

— Перепутать бы все цифры, — говорит Валя, менеджер по транспорту.

— Спишут на ошибки в компьютере, — возражает Гена, аналитик и статистик.

— А если написать, что мы не добились никаких результатов, и все плохо, и будет еще хуже? — предлагаю я.

— Но статистика же показывает прибыль, — возражает Гена и...

— Эврика!!! — заходится в крике Боря. — Мы напишем, что все отлично, Штоссманн добился невероятных результатов, отдел сделал большой скачок вперед и так далее. Такого гениального менеджера точно держать на задворках не станут.

На секунду воцаряется молчание, настолько потрясающе звучит эта идея. Гена составляет план, и с непривычным для нас энтузиазмом мы набрасываемся на работу.

На следующий день на столе Штоссманна лежит отчет, который повествует о выдающихся успехах шефа в кадровой перестройке, маркетинговых исследованиях рынка, успешном управлении персоналом, расширении круга заказчиков. И это все его заслуга, и только его!

Штоссманн, розовый от удовольствия, ставит свою подпись под отчетом. Мы аккуратно запечатываем свою надежду в красно-белый конверт курьерской почты DHL. Вечером он полетит в Вену, где на столе у председателя правления произведет эффект разорвавшейся бомбы.

Все последующие дни нас лихорадило. Честно говоря, было не до работы. Мы сбивались кучкой у кого-нибудь в комнате и взвешивали все шансы «за» и «против» — выгорит ли наше дело или нет? Одуревшие от кофе и табачного дыма, мы расходились по рабочим местам, с тем чтобы через час, зайдя к кому-нибудь якобы по делу, увидеть там всех азартно обсуждающими наш план. Никаких новостей из Вены не поступало.

Выходные прошли как один длинный, тягучий день. В понедельник с утра к нам зашел директор. В своей обычной нудной манере он говорил о том, что необходимо заключать больше контрактов, использовать все резервы, улучшать дисциплину.(Ничего у нас не выгорело. Обычный, рутинный понедельник!)

— Мы надеемся на вас, — заканчивает свою речь директор, — потому что некоторое время ваш отдел будет работать без руководителя. Господин Штоссманн срочно .переведен в сингапурский филиал!

— Это просто как в фильме ужасов!!! — оглушила меня телефонная трубка голосом главного механика объединения «Спиртранснефть». — Такого кошмара мы еще не видели — из всего тела трубы вода вырывается как из фонтана! Срочно вылетайте с техником завода.

Несчастный господин Гримм и не подозревал, что он когда-нибудь увидит Россию, да еще при таких стрессовых обстоятельствах. Так случилось, что все основные техники убыли на шеф-монтаж в другой город вместе с нашими инженерами, и он один должен был защищать честь фирмы-производителя в далеком сибирском городе Спирьевске.

Внешне он был похож на маленького гнома — с бородкой, мягкими карими глазами, маленькими ручками и ножками, только не хватало колпачка с помпоном.

Домодедово встретило нас обычным треском упаковочных лент, которые хищно охватывали исполинские сумки русских челноков. Гримм был в шоке. В прострации он погрузился в самолет и не без опаски уселся на не очень чистое место под номером тринадцать. Весь полет он не открывал глаз и, похоже, молился про себя. Когда самолет заходил на посадку в Новосибирске, Гримм раскрыл глазки и тяжело вздохнул. Он думал, что его страдания закончились. Как он был не прав!

Нас не встретили. До Спирьевска было три часа езды на машине, а в девять часов вечера нас вряд ли кто согласится отвезти. Когда разболтанной походкой к нам подошел молодой человек и спросил, не желаем ли мы такси, я рискнула.

— А в Спирьевск сколько? — с независимым видом осведомилась я, словно речь шла о поездке от Парка культуры до Кропоткинской. Молодой человек прервал свой вихляющий шаг и задумался.

— Сто баксов! — выпалил он, выпучив глаза.

— Едем, едем, — умоляюще протянул Гримм, — у меня есть доллары.

Мышиного цвета «Волга» мчалась в темноте. Уже два часа нас трясло по ухабистой дороге. Гримм молчал. Говорить было сложно. Музыка в салоне гремела вовсю.

«Ах какая женщина», — в упоении выводил водитель вместе с радиоприемником. Лесная дорога становилась все круче и круче, и наконец лучи фар уперлись в большие железные ворота. Из ворот выскочили люди в камуфляже и с автоматами. Мощный прожектор осветил наш автомобиль. Гримм в ужасе зажмурился.

— Кто такие? — потребовали ответа.

— Мы заплутали, Спирьевск ищем, — заканючил водитель. Он выполз из машины и, преодолевая желание сразу поднять руки вверх, стал объяснять свой маршрут.

Незатейливый вид шофера, мои испуганные глаза и обморочное состояние Гримма не внушило серьезных опасений военным людям, и нас отпустили.

— Ну, дела, — отдувался водитель, — надо же налететь на ракетную часть! Если бы они узнали, что у нас иностранец в машине, кранты! Нас никто бы дома не дождался!

Только когда забрезжил блеклый рассвет, наш еще более посеревший автомобиль въехал в сонный город Спирьевск. Как ни странно, в городской гостинице нас ждали и сразу проводили в номера. Водителю «Волги» мы заплатили по настоянию Гримма пятьдесят долларов — за моральный ущерб и потрясение, пережитое нами в пути.

В десять нас разбудил звонок секретаря главного механика, сообщившей, что в одиннадцать за нами приедет машина и повезет нас на полигон. Завтраки в нашем «отеле» были не предусмотрены, так что растворимый кофе и кипятильник, которые я взяла с собой, а также пачка печенья были нелишними. Позавтракав таким образом, мы с Гриммом спустились к авто. Нас ждал «газик», именуемый в народе «козел». Сорок минут мы удалялись от города в тайгу и наконец прибыли на полигон. Там нас встретил главный механик — суровый усатый мужчина. Рядом с ним стояли трое мужчин со слегка пришибленным видом — они явно не привыкли встречать представителей инофирмы.

— Вы видите! — грозно и без всякого предупреждения накинулся на Гримма главный механик, указывая пальцем на пришибленных людей.

Гримм посмотрел в их сторону, не дожидаясь моего перевода. Ни он, ни я не обнаружили ничего аномального. Главный тем временем продолжал:

— Чуть не убились сейчас, испытывая вашу трубу. Пришибленные стали еще печальнее.

— Что за барахло вы нам поставили?

Тут с переводом я замялась... Уловив, однако, общий смысл, Гримм с надеждой посмотрел на меня. Воспользовавшись паузой в обвинительной речи главного механика, я перехватила инициативу:

— Господа, что же это мы стоим, давайте присядем и обсудим все спокойно.

— Да где присядем!!! — загремел успокоившийся было главный механик, и чудом спасшиеся пришибленные работники мелко закивали. — Там воды по колено!

Оказалось, что поставленные нами трубы не просто не выдерживали гидроиспытания, а лопались даже при незначительном увеличении давления. Воду, подаваемую для испытаний, не успевали отключать, и они проходили под знаком Нептуна. В последний раз металл трубы оказался настолько непрочным, что она разорвалась, а осколки разлетелись во все стороны, действительно чуть не покалечив операторов. Придя в себя, операторы сообщили нам, что за всю свою трудовую деятельность они подобного не встречали. Гримм внимательно слушал объяснения и делал пометки в блокноте, устроившись на скамейке под пожарным щитом. Почувствовав себя в родной стихии, он приободрился и выглядел совсем молодцом, увлеченно выписывая все данные, составляя графики. Спустя полчаса взявший себя в руки главный механик, уже не нуждаясь в моих услугах, помогал ему в составлении кривой, объясняясь на каком-то птичьем языке. Повеселевшие операторы уселись под елкой курить, а я, ощущая свою ненужность, прогуливалась взад-вперед. Наконец основные параметры были обсуждены, в зал, где недавно проходили испытания, мы так и не рискнули войти и, мирно загрузившись в «козел», поехали в город. Главный механик повеселел, вся тяжесть ответственности уже не давила на его плечи, ведь ее разделил похожий на гномика немецкий инженер Гримм.