Что такое «панча шила»?
В переводе это значит: «пять принципов», пять основных условий мирной жизни человечества, принятые на конференции 29 стран Азии и Африки в 1954 году в городе Бандунге, в Индонезии, и воплощающие в себе дух Бандунга (см. стр. 92).
Они говорят о взаимном уважении между народами, об отказе от вооруженных нападений одной страны на другую, о полном невмешательстве одной из них во внутренние дела другой, о равенстве и взаимной выгоде при заключении любых договоров и сделок, о мирном сосуществовании на одной земле всех наций и всех государств.
Помните у Пушкина:
Римляне столкнулись с парфянами — жителями Передней Азии, кочевниками, скотоводами и великолепными конниками, — в одном из походов на Восток. Легкая кавалерия парфян наголову разбила римское войско.
По рассказам спасшихся, парфяне вели себя плохо, коварно: они притворялись, что разбиты, убегали и вдруг, на скаку обернувшись, осыпали римлян дождем нежданных парфянских стрел.
С этих самых пор многое в Риме стало называться парфянским. Неожиданный и неотразимый выпад хитрого противника, казалось бы уже побежденного в споре, — это парфянская стрела; притворное отступление, любой обманный маневр — парфянское бегство; наконец, лицемерная улыбка — парфянская улыбка. А чем были виноваты «кичливые парфяне»? Только тем, что защищали родину от жестоких врагов!
Как рассказывает греческий миф, из крови обезглавленной Персеем Медузы (см. «Взгляд Медузы») возник крылатый конь Пегас. На нем герой Беллерофонт победил морское чудовище, сражался с Химерой и амазонками, а когда гора Геликон, заслушавшись дивного пения муз, готова была подняться к небу, Пегас ударом копыта удержал гору от подъема и одновременно выбил из нее волшебный ключ — Гиппокрeну. Чудесное происхождение ключа отразилось в его названии: «крэнэ» — по-гречески «источник», «гиппос», «иппос» — «конь»; этот корень вы встретите и в ряде других хорошо известных вам слов, как, например, «ипподром» — место для бега коней, «гиппопотам» — речной конь, Филипп — любитель лошадей. Каждый, кто напьется воды Гиппокрены, начинает вдруг говорить стихами.
Итак, Пегас сделался конем муз, а более позднее представление сделало его и конем поэтов (самим грекам такое представление было чуждо). Отсюда и возникло образное выражение «оседлать Пегаса», что значит: сделаться поэтом, заговорить стихами. Возможно, что отсюда же пошло и выражение «сесть на своего конька», то есть заговорить на свою любимую тему. «Оседлать Пегаса» — не единственное выражение, относящееся к поэтам. В том же значении употребляется и выражение «взобраться на Парнас». Парнас, по представлению древних греков, — гора, на которой жили музы. Музы покровительствовали различным видам искусства (в том числе также истории и астрономии). Когда хотят сказать, что к человеку снизошло вдохновение, говорят, что его посетила или к нему слетела муза. Из девяти муз четыре оказывали покровительство различным видам поэзии. Вероятно, поэтому в XVIII веке выражение «взойти на Парнас» стало относиться исключительно к поэтам. Музы поэзии сейчас забыты; наиболее известными остались лишь имена музы трагедии — Мельпомeны (о трагиках или любителях трагедии часто говорят «служитель Мельпомены» или «поклонник Мельпомены») и музы танцев — Терпсихоры.
Из античной древности дошли до нас предания о сиренах, морских и береговых чудовищах, похожих то на рыбохвостых женщин, то на дев с птичьими ногами. Чарующим пением они завлекали мореплавателей на опасные рифы и стремнины.
Пением сирены мы называем сладкогласные речи, которыми кто-либо старается обольстить легковерного, вовлечь его в опасное предприятие.
Любопытно, что самое слово «сирена» получило в наше время много новых значений, ничуть не похожих на первоначальное. Зоологи именуют сиренами некоторых водяных животных — дюгонов и ламантинов. В технике сирена — особое устройство, испускающее пронзительное завывание.
Как видите, какая-то очень дальняя связь между этими значениями и прежним все-таки есть.
Все народы стран умеренного климата считают ласточку вестницей весны. Еще за пять веков до нашей эры греки пели песенку:
Наверно, с тех пор «первая ласточка» стала не только приметой весны, но и образом, который говорит о первых признаках приближения чего-то радостного, перемены к лучшему.
Но зоркий глаз древних заметил и другое: одной ласточки мало для уверенного ожидания близкой весны — именно первая ласточка часто обманывает. «Una hirundo non facit ver!» — «Одна ласточка весны не делает», — говаривали еще в Древнем Риме. Да и сам Эзоп сочинил басню о легкомысленном юнце, промотавшем все, что он имел… Сберег он только плащ, но однажды, увидев первую ласточку, продал и его. Грянул мороз, и легкомыслие было наказано. Содержание этой басни повторил и наш И. А. Крылов («Мот и ласточка») много веков спустя.
Когда мы говорим: «О, это первая ласточка!» — мы намекаем на первые признаки готовящихся благоприятных событий. Когда люди осторожные отвечают: «Одна ласточка весны не делает!» — они предостерегают от излишней торопливой доверчивости, советуют не пророчествовать наперед о событиях.
Это то же, что «быть запевaлой», «играть первую роль». Так мы говорим про людей, явно главенствующих, руководящих другими. Понятно, почему это так: в оркестрах бывают всегда не одна, а несколько скрипок: «прима», или «первая скрипка», «втoра», «альт» и т. д.
Из них «первые скрипки» всегда считаются ведущими; остальные инструменты в какой-то степени следуют за ними и равняются по ним.
См. «Рубикон перейти».
Осенью по южным степям, гонимые ветром, перекатываются шарообразные клубки высушенных солнцем степных растений. Народ давно окрестил их своеобразным и очень удачным именем «перекати-поле».
говорит А. А. Фет в одном из своих «осенних» стихотворений.
Народ создал точное и образное слово, он же придал ему и меткое переносное значение: «перекати-поле» — это неуживчивый, беспокойный человек, нигде не могущий найти себе пристанище, вечный странник.
