Если по вине Опаль с ним завтра что-нибудь случится… Пальцы сами собой сжались в кулаки. Если завтра мой муж погибнет, ее треклятая светлость тоже долго не проживет. Понадобится — обращусь к самой мерзкой, богопротивной магии, но ее со свету сживу!

Как она пыталась сжить меня. А теперь пытается добраться и до Морана.

Тишину спальни нарушили тихие шаги.

— Думал, застану тебя спящей. — Отец грустно улыбнулся. Приблизившись, мягко коснулся моих волос. Уже и забыла, когда он в последний раз гладил меня по голове, такое ощущение, что в прошлой жизни.

— Я была у близняшек. Только вернулась.

Поднялась, уступая барону место. Но он не шелохнулся, остался стоять, с тревогой вглядываясь в мое лицо.

— С тобой что-то происходит. Вот только я никак не могу понять, что именно. — В карих глазах родителя, в сумраке казавшихся почти черными, отразилось беспокойство.

Я и сама уже давно поняла, что ничего не понимаю. И, боюсь, если сейчас поделюсь с ним своими страхами, папа мне вряд ли поможет. Только еще больше его растревожу.

Фернан ле Фиенн был посредственным колдуном, впрочем, как и все в нашем семействе. За исключением меня, конечно же, потому как я колдуньей и вовсе не являлась.

До недавнего времени.

Помню, когда дедушка был жив, все жаловался, что сын увиливал от уроков и был выгнан из коллежа за неподобающее поведение.

Это маг-то земли! Было сложно представить, что папа мог вести себя плохо, даже будучи подростком. А после коллежа родителю уже стало не до упражнений в магии. Он рано женился на моей матери, Ортанс, в девичестве мадемуазель Клавье. А вскоре после свадьбы скончался дедушка, и все заботы в одночасье легли на плечи молодого барона.

Сколько себя помню, его лицо, крупное и, наверное, не самое привлекательное — с резкими, как будто выточенными из камня чертами, мясистым носом и квадратным подбородком, — но такое добродушное и открытое, часто омрачала тревога. Папа все время пребывал в заботах об имении и о том, как обеспечить более-менее сносное будущее своим пятерым детям.

Его широкий лоб уже давно избороздили глубокие морщины, они же залегли и вокруг ярких, выразительных глаз. Надеялась, после сегодняшних смотрин эти злосчастные складки наконец разгладятся, ведь барону больше не придется переживать за судьбу младших дочерей.

Но эта тварь Опаль все испортила. Снова.

Если кого и следовало вызвать на дуэль, так только ее! И голема создать побольше и поагрессивнее. Чтоб раздавил, как букашку, в считаные секунды, очистил бы мир от такой дряни.

— Ксандра, милая, поговори со мной, — вывел меня из задумчивости отцовский голос, в котором слышались нежность и беспокойство. — Ты очень изменилась за эти недели. Твои глаза… — неуверенно проговорил родитель, словно опасался, что обильные ежевечерние возлияния могли спровоцировать у него галлюцинации.

— Я бы с радостью поделилась с тобой ответами, вот только у меня их нет.

— Значит, стоит поискать их вместе. — Отец привлек меня к себе, коснулся поцелуем моей макушки и снова с нежностью погладил, прошептав: — Лучше останься завтра дома.

— Тоже переживаешь, что на меня будут пялиться все кому не лень и злословить в мой адрес? — усмехнулась горько.

Отец помедлил, прежде чем ответить:

— Боюсь, если твой муж потерпит поражение, тебе не захочется это видеть.

— Он не потерпит поражения. — Несмотря на все старания казаться уверенной и спокойной, я не сумела сдержать дрожи.

— Приятно знать, что хоть кто-то в меня верит, — раздался от двери голос мессира мужа.

Вот уж точно отморозок. Хоть бы капелька волнения во взгляде, хоть бы какое-то проявление эмоций. Но нет, его грешная светлость, якобы околдовавшая самую чистую, наивную и неискушенную деву на всем белом свете, был, как всегда, невозмутим.

— Думал, уже спишь.

И почему все так жаждут уложить меня пораньше в койку?

— Да вот что-то бессонница разыгралась. Сама гадаю, отчего бы это, — хмыкнула я.

— Могу я поговорить со своей женой наедине? — оставив без внимания мой сарказм, обратился к барону де Шалон.

— Постарайся все же поспать, милая. — Отец снова поцеловал меня, на сей раз в лоб и тихонько добавил: — А завтра мы продолжим наш разговор.

Его милость ушел, и мне вдруг показалось, что с его уходом из спальни исчезло тепло и в ней снова воцарился зимний холод.

— Даже представить себе не могу, каково тебе сейчас. — Моран не пытался приблизиться, стоял на пороге спальни, словно боялся, что я его оттолкну.

А я и сама не знала, чего больше хочу: оказаться от него как можно дальше или прижаться к сильной груди. Вдруг другой такой возможности уже не будет…

— Мне жаль, что из-за моих ошибок страдаешь ты. Его милость прав, тебе не следует завтра ехать со мной. Лучше останься дома.

— Снова желаете посадить меня под замок, сударь? — невесело пошутила я. — На сей раз не выйдет. Придется вам терпеть мое присутствие все следующее утро.

Не знаю, может, показалось, но на какой-то миг в глазах стража мелькнуло удивление, а губ коснулась теплая улыбка.

— Действительно сделаешь это ради меня?

— Не хочу, чтобы все думали, что я поддерживаю лживые сплетни и тоже считаю тебя виновным.

Он все-таки подошел ко мне, а я все-таки приникла к нему, вдохнула ставший таким родным запах его кожи, чувствуя, как выдержка оставляет меня и глаза начинает щипать от слез.

— Прости за измену, — не сразу, спустя какое-то время прошептал Моран.

— Почему голем? Если д’Альбре так хочется постоять за честь своей жены, пусть бы сам и сражался. Тоже мне рыцарь!

— Преступник в глазах общества не он, а я, — мягко возразил маркиз, покрывая невесомыми поцелуями мои виски. — По закону его светлость не обязан рисковать жизнью. А вот мне за свою придется побороться.

— Дурацкие законы…

Моран тихонько рассмеялся, а потом, неожиданно посерьезнев, попросил:

— Александрин, хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала.

Вопросительно посмотрела на мага. Мне не понравился ни его тон, ни его мрачный, полный горечи взгляд.

— Если я все же потерплю поражение. — Почувствовав, как я напряглась, страж поспешно уточнил: — Чего, конечно же не случится. Но если вдруг… пообещай, что мой подарок, этот кулон, — пропустил он между пальцев золотую цепочку, — похоронят вместе со мной. Что ты расстанешься с ним без сожалений.

— Ты не умрешь! — порывисто воскликнула я. — Не умрешь, и хватит об этом!

— Пожалуйста, мне непросто даются эти слова, — вдруг взмолился страж, чего никогда не делал. — Пообещай, что выполнишь мою просьбу.

Не отстал, пока я, обескураженная странным поведением мужа (совсем скоро произойдет судьбоносная для него битва, а он думает о кулоне!), не проронила тихо:

— Обещаю.

Коснувшись напоследок искусанных от волнения губ мимолетным поцелуем, Моран оставил меня одну. Наедине с терзающей сердце тревогой, которая стремительно перерастала в панический страх.

На рассвете мы с мужем в сопровождении кучера, форейторов и верного друга его светлости, мессира де Грамона, покинули родные пенаты. Очень хотелось верить, что не пройдет и часа, как вернемся в отель Ла Рийер, непременно в полном составе и конечно же целые и невредимые.

Даже без малейшей царапины.

Понимала, что думать так глупо: схватка с големом и отсутствие ран — понятия несовместимые. Но только вера в чудо помогала держаться и не сойти с ума. Пока Адриен, взволнованный не меньше моего, а еще злой как демон на ведьму Опаль и ее безголовую марионетку, шепотом давал Морану советы по ведению боя, я бездумно смотрела в окно. На звезды, медленно гаснущие на едва окрашенном восходом небе. На спящий город, его пустынные улочки, теперь казавшиеся блеклыми и безликими. Совсем недавно я восхищалась архитектурой Навенны, ее достопримечательностями, а теперь мечтала вернуться обратно в Вальде-Манн или вообще сбежать куда подальше, прихватив с собой и этого самоубийцу-стража. Приказать кучеру поворачивать в другую сторону, мчаться без оглядки и без остановки. Дальше, как можно дальше от порожденного магией чудовища и треклятой завистницы, безумной в своей ненависти.