Решительно приблизившись к резному гардеробу, Моран принялся одно за другим выуживать из его недр платья и бросать их в кресло.

— Погости там какое-то время. Пока барону не станет лучше. Тем более что в столице сейчас неспокойно. А в Луази ты будешь в безопасности. Вернешься, когда нападения демонов прекратятся. — Короткие, рваные фразы, от которых болезненно сжимается сердце.

— Ты меня выгоняешь?

Знаю, абсурдное предположение. Но когда твой собственный муж вдруг ни с того ни с сего начинает опустошать твой шкаф и желает твоего скорейшего отъезда, причем на неопределенный срок, — это первое, что приходит в голову.

Страж был бледен, напряжен. Казалось, стоит его коснуться, и он лопнет, точно натянутая до предела тетива лука.

— Моран, что с тобой? Все ведь было в порядке, — приблизившись, мягко дотронулась до его плеча. Маг вздрогнул и обернулся. — Почему ты так спешно хочешь от меня избавиться?

— Не хочу, — улыбнулся так, словно за миг до того хотел скривиться от боли, но в последний момент сумел с собой совладать. — И ты даже не представляешь, как сложно мне тебя отпускать. Но лучше тебе уехать. Сегодня же. Сейчас.

— Но…

Что за странные метаморфозы?

— К этому платью больше подойдут те янтарные бусы, что я подарил тебе на нашу помолвку.

Опомниться не успела, как с меня сорвали кулон и швырнули его в раскрытый ларец, выудив из него же дурацкие бусы.

— Я привыкла к моему кулону! — потянулась было за вожделенным украшением, с которым не было сил расстаться.

Как и с любимым мужем.

Маг удержал. Сжал мою руку в своей, порывисто поцеловал кончики дрогнувших пальцев и потащил, не обращая внимания на робкий протест, за собой к лестнице.

— Служанки уложат вещи. Карету сейчас подготовят. А ты пока позавтракаешь.

— Моран!

— Разве не соскучилась по отцу?

— Очень. Но… — Сильнее сжала руку мужа. Появилось гнетущее, мерзкое ощущение, что, если сейчас он ее отпустит, отпустит меня, мы расстанемся не на неделю, не на несколько дней.

Навсегда.

— То зеркало, что стоит в спальне отца… сможешь ли ты навещать меня через него?

Стремительно сбежав по ступеням, страж замер посреди холла, заполненного пронзительно ярким светом полуденного солнца. А у меня внутри, казалось, ядовитым сорняком разрасталась тьма, пуская корни глубоко в сердце.

Моран зажмурился на миг. В резких, заострившихся чертах его лица мне виделась тоска и мука, а еще злость. Вот только непонятно, на кого он злился: на меня или на себя.

— Я постараюсь, — спустя невыносимо долгие секунды прошептал чуть слышно. Привлек меня к своей груди и поцеловал.

Наш поцелуй отдавал горечью, нежеланием расставаться, страхом перед этой самой разлукой, внезапной и такой болезненной. Не менее горьким оказался и тот, которым муж коснулся моих губ, уже когда я садилась в карету.

Кажется, его светлости было сейчас не менее тяжело, чем мне. Я видела, что в нем происходит внутренняя борьба. На какой-то миг Моран даже попытался меня удержать. Схватил неожиданно за запястье, сдавив крепко, почти до боли. Обжег взглядом. А потом… отпустил, велев кучеру хриплым, дрожащим голосом не останавливаться, пока не покинем пределов Навенны. Двум всадникам, что должны были меня сопровождать, приказал не спускать с кареты глаз, дважды повторив, что отвечают за маркизу своими головами.

Я смотрела на мужа, пока за экипажем не закрылись ворота. Растерянная, подавленная, опустошенная. Кусала до крови губы, чтобы не заплакать. Чтобы не поддаться слабости и не повернуть обратно.

Несмотря на приказ маркиза как можно скорее покинуть Навенну, одну остановку, возле коллежа стихий, мы все же сделали. Дубоголовые охранники поначалу ни в какую не хотели внимать моим просьбам. Даже угрозы пожаловаться стражу на них не действовали.

К счастью, Кантен, испытывавший вину за то, что некоторое время назад наябедничал на меня Морану, убедил этих бессердечных, что несколько минут промедления погоды не сделают и что ничего плохого с ее светлостью в наполненном магами заведении уж точно не случится. К тому же (как бы невзначай добавил конюх) госпожа весьма злопамятна (убедился на собственном опыте) и не успокоится до самого Луази, будет гневаться и попрекать своих попутчиков на протяжении всего путешествия.

Столь заманчивая перспектива молчаливых конвоиров, конечно, не обрадовала, и мы свернули с широкой улицы, что вела к окраинам Навенны, чтобы вскоре оказаться у стен коллежа.

Где меня ждало разочарование. Как выяснилось, мэтр Легран находится в отъезде, а когда вернется — неизвестно. Покидала обитель знаний я расстроенная, с тяжелым сердцем и сумбурными мыслями.

Один выгнал, другой исчез. А где еще искать ответы — я не представляла.

Единственное, что придавало силы, — это грядущая встреча с отцом. На постоялых дворах мы почти не задерживались. Останавливались в трактирах глубокой ночью, а с первыми лучами солнца снова отправлялись в путь, что позволило мне добраться до дома всего за три дня.

Домочадцы искренне обрадовались моему приезду. Сестры, мама и немногочисленная прислуга: пожилая кухарка Наннон и ее сын Сильвен — мастер на все руки, без которого фамильный особняк ле Фиенн уже давно бы превратился в груду обломков.

— Ксандра, а почему ты одна? — когда с объятиями и поцелуями было покончено, поинтересовалась родительница.

— И без подарков, — не преминула попенять мне Лоиз, заглянув в сундук, который Кантен с Сильвеном внесли в прихожую. К разочарованию девушки, там не обнаружилось ничего, кроме нескольких платьев да смен белья.

— Со стражем, что ли, поссорилась? — флегматично осведомилась Соланж, присоединившись к сестре, которая проводила тщательную ревизию дорожного кофра и при этом недовольно морщилась.

— Нет, просто по вам соскучилась. А так все в порядке.

Может, в качестве откупных отдать им сережки да бусы, что нацепил на меня маркиз, перед тем как отправить в ссылку? Надеюсь, что не пожизненную. Ни одно украшение не могло сравниться с кулоном, к которому я прикипела всей душой и о котором не переставала думать.

Так же как и о своем загадочном муже.

— А мы как раз собирались обедать, — удовлетворившись скупым ответом, сказала ее милость.

— Как папа?

Баронесса сникла:

— Не хуже, но и не лучше. Лекари утверждают, что это очень редкая болезнь, и несчастный, подхвативший ее, может проспать годы.

— Или даже вовсе не проснуться, — прервав свое занятие, грустно добавила Лоиз.

В наступившей тишине было слышно, как в саду шелестит листва. В распахнутые настежь окна ветер приносил немного терпкий запах родной земли, свежескошенных трав, смешивавшийся с ароматами цветов, за которыми так любила ухаживать баронесса.

Наверное, даже больше, чем за собственными детьми.

Перед трапезой я заглянула на минутку к отцу и после, когда близняшки коротали время за примеркой моих нарядов, а матушка удалилась к себе для послеобеденного сна, тоже сидела с ним. Держала за руку, вслушивалась в мерное дыхание родителя и все боролась с искушением схватить его за плечи и хорошенько потрясти.

Знаю, глупо, но мне так хотелось, чтобы он очнулся, что я готова была пойти на любые глупости. Любое безумство.

Например, проникнуть в чужое имение и порыться в чужой библиотеке, которой когда-то похвалялся перед соседями граф ле Круа. Отец Серен был заядлым коллекционером и не жалел алидоров на редкие манускрипты.

Эта спонтанная идея меня настолько захватила, что я решила не мешкать и отправиться в Тюли немедленно. Путь до родового гнезда кузины был неблизким. Но если поеду верхом, как раз успею обернуться к ужину. Возможно, там удастся обнаружить какое-нибудь животворное заклинание для отца. Или какой-никакой ответ для себя.

За обедом даже мама обратила внимание, что с моими глазами что-то не так. А уж если метаморфозы, происходящие со мной, заметила баронесса, игнорировать их и дальше было бы преступной беспечностью.