- Такие вот пироги! - говорит самому себе Анатолий Иванович, комкает письмо Игоря, кладет в пепельницу и подносит зажженную спичку.

Лифт выпустил их, сдвинул створки, покатил дальше, на верхние этажи. Валерка протянул руку к кнопке звонка.

- Не поднимай трезвона, - предупредил Константин.

- Естественно! - Валерка сыграл на кнопке легонькую трель.

Они прислушались. За дверью тихо, не доносится знакомое шарканье. Константин и Валерка переглянулись. Беспокойство сразу же приоткрыло, как много у них общего - и во внешности, и в движениях чувств.

- Еще? - спросил сын.

- Погоди, - отозвался отец.

Наконец они услышали знакомое шарканье. Дверь отворил высокий старик в щегольской домашней куртке со шнурками.

- Ты спал?

- Нет, нет, - Всеволод Степанович повел рукой, призывая их убедиться, что он не поднят с постели, а, напротив, давно умыт и одет, в безупречно белой рубашке. Под распахнутым воротником изящно повязан шейный платочек. Всеволод Степанович всегда был щеголем.

Константин положил в передней, под вешалкой, свернутые клетчатые портпледы - мама напомнила о них, когда уже уходили.

Войдя в комнаты, они увидели, что еще ни одна вещь не стронута с места.

- Ты до сих пор не начал собираться? - Константин изобразил, будто очень удивлен, хотя отлично знал и говорил Валерке по дороге, что дед, конечно, не приступит к сборам без них. Да и не след ему браться в одиночку за такое грустное занятие. Константин нарочно поехал к отцу пораньше и взял на подмогу Валерку, не видевшего абсолютно ничего странного - или скандального, как выразилась Лялька, - в наконец-то решенном переезде Всеволода Степановича.

- У меня сегодня с утра голова тяжелая, никак не приду в себя, - оправдывался Всеволод Степанович перед сыном и внуком. - Наверное, таблетка все еще действует. Я кофе пил - не помогло. Понимаешь, Костя, с вечера никак не мог заснуть, а ноксирон принимать не хотелось. Я считал белых слонов, белых ослов… Дотерпел до трех, только тогда с отчаянья принял ноксирон.

- Не понимаю, зачем ты себя приучаешь к снотворному? - Константин, сам того не замечая, стал в последнее время обращаться с отцом как с младшим, нуждающимся в советах.

- Я и не принимаю никогда. А вчера стал разбирать лекарства в тумбочке и нашел несколько таблеток. Маргарита Семеновна иногда принимала…

- Я бы тебе посоветовал выбросить. Не стоит приучать организм.

- Дед, не выбрасывай! - вмешался Валерка. - Ты эти таблетки держи под рукой, но не глотай. Есть такая штука - психотерапия. Слыхал?

- Что-то новенькое? - заинтересовался дед.

Все трое не решались заговорить о переезде.

- Хотите чаю? - предложил Всеволод Степанович. - Или кофе?

- Мы позавтракали, спасибо. - Константин ждал, что отец предложит взяться за сборы, но отец вместо этого предложил им сесть и сам опустился в любимое кожаное кресло.

- Так вот, я тебе доскажу про психотерапию, - весело продолжал Валерка. - Самое, дед, верное и безвредное средство. Я проверил на собственном опыте. Например, волокусь на экзамен и кладу в карман шпаргалку. Желательно собственного изготовления. Беру билет и глубоко задумываюсь, ни капельки не паникуя, ибо, на худой конец, у меня припасена шпаргалка. Как правило, она оказывается не нужна, но дело свое сделала. То же самое, дед, и с таблетками. Ты держи в уме, что у тебя есть прекрасное снотворное, что оно у тебя под рукой, на тумбочке, и тихо, без паники, засыпай. Секешь?

- Возможно, ты прав. - Всеволод Степанович кидает нежный взгляд на внука. Валеркина рыжая грива радует дедово сердце своей беззаботной яркостью. Мальчишка весь в Елену, такой же рыжий и зеленоглазый. Когда-то рыжим худо жилось, пальцами показывали: рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой, а бабушку кирпичом… Теперь иные времена, Валерка отрастил пламенные власы до плеч и с удовольствием рассказывал деду: в школе его таскали к директору по ложному доносу девчонок, будто он подкрасился хной.

Валерке наскучило натянутое бездействие отца и деда. Он встал, вытянул с книжной полки истрепанного дореволюционного Аверченко.

- Положи на место! - Константин рассердился. - Сейчас же положи, и начнем укладываться! - Он вытащил из кармана и бросил сыну связку ключей. - Спустишься к машине и принесешь коробки.

- Вас понял, - флегматично ответствовал Валерка, запихивая Аверченко на место. - А молоток и клещи в этом доме найдутся?

- Возьми в багажнике, в брезентовой сумке! - распорядился отец. - И не забудь запереть багажник!

- Ящик со слесарным инструментом на кухне, в угловом шкафчике, - сказал внуку Всеволод Степанович. - А зачем тебе молоток и клещи?

- Полки у тебя, дед, классные! Ты погляди, они даже под Гранатом не прогнулись. Я таких нигде не видел. Попытаюсь бережно расколотить, и перевезем к нам.

- Не знаю, удобно ли… - Всеволод Степанович взглянул на Константина. - Конечно, полки недурны. Я не люблю, когда книги за стеклом, не дышат. В старину из таких досок делали полы. Полтора вершка. За всю жизнь не стопчешь. Для полок они, возможно, грубоваты. И надо сначала узнать, найдется ли там для полок место.

- Для таких полок?! - внук возмутился. - Да ради них любой гарнитур, любую стенку выкинуть не жалко. А у нас, кстати сказать, и нету гарнитуров. И стенки тоже нету! Мы, дед, не гонимся за модерными стилями! У нас свой стиль.

- Валерий! Ты пойдешь за коробками? - напомнил Константин.

- Иду-у-у! - Валерка с показным послушанием помчался вниз, к машине.

- Твой кабинет мы освободили, он совершенно пустой, - сообщил отцу Константин. - Ты все устроишь на свой вкус, как тебе удобней. Конечно, бери отсюда и полки, и все, что хочешь из мебели. Грузовое такси я заказал на пять часов. Думаю, к тому времени мы управимся. Бери все, что находишь необходимым, вплоть до штор, если к ним привык глаз… Впрочем, шторы не подойдут. Ты же помнишь, какие у нас потолки…

- Да, там потолки на полтора метра выше. Эти шторы не годятся.

- Твой старый письменный стол стоит у Валерки. Можно вернуть в твой кабинет. Для Валерки он все равно велик.

- Нет, зачем же? Валерик привык к столу, а мне этот вполне годится.

- Вот и прекрасно. Кстати, папа, возьмись сейчас за свой стол, выгрузи ящики, а я тем временем упакую все, что в шкафу.

Константин принес из передней и разложил на полу английские добротные портпледы, синие в белую клетку, из суровой прочнейшей ткани, с великолепными кожаными ремнями. Портпледы обладали своей родословной. Их купил в Петербурге, в английском магазине, молодой инженер, только что выпущенный из института путей сообщения. Потом он уехал на Дальний Восток, женился, перебрался в Москву, у него родилась дочь, она выросла, вышла замуж, родила двоих детей, развелась с мужем…

Всеволод Степанович смотрел на портпледы, роняя на пол листы вынутой из ящика рукописи. Боже мой, как долго живут вещи в домах, куда не проникает вещная болезнь. Вера Ивановна жалела старье… «Как ее выбросишь! - говорила она про какую-нибудь кастрюлю. - Столько лет верно служила, и на помойку?»

А Маргарита терпеть не могла ничего вышедшего из моды. «Чем старше я становлюсь, - приговаривала она, - тем больше люблю все самое современное».

Константин распахнул дверцы шкафа, снимал с вешалок пальто и костюмы, ловко укладывал в портпледы. Всеволод Степанович деликатно покашлял.

- Вещей Маргариты Семеновны у меня уже нет. Так, только мелочи, на память. Я вчера пригласил Соню и попросил, чтобы она взяла все, что ей нужно… То есть не ей нужно, а не нужно мне, что… мне… нежелательно везти с собой… - Всеволод Степанович запутывался в пояснениях.

- Папа, я тебя понял, - мягко перебил Константин. Пояснения открыли ему причину отцовской бессонницы. - Ты все сделал правильно.

Примерно год назад Константину позвонила на работу Софья Семеновна, сестра Маргариты Семеновны, и сказала, что у нее есть к нему нетелефонный разговор. До того они виделись раза три, не больше, в гостях у Всеволода Степановича.