— Хотите взглянуть?

Джульетта осторожно приблизилась, взялась за спинку стула и оттащила его на несколько дюймов подальше от незнакомца. В помещении было слишком темно, чтобы разглядеть черты его лица, но голос у него явно молодой. Она упрекнула себя за то, что не пригляделась к нему вчера, когда здесь было светлее. Если она хочет стать хорошим шерифом, надо развивать в себе наблюдательность.

— А на что мы конкретно смотрим? — спросила она. Украдкой глянув на его колени, она обнаружила там большой лист белой бумаги — он неясно отсвечивал в бледном свете, просачивающемся из лестничного пролёта. Лист лежал у мужчины на коленях ровно, как будто под ним было подстелено что-то жёсткое.

— Думаю, вот эти два сейчас разойдутся. Смотрите!

Он показал на экран. Там была глубокая, густая темень — ничего не разберёшь. Впрочем, Джульетта углядывала какие-то размытые призрачные контуры, но это, скорее всего, был обман зрения. Однако она продолжала смотреть туда, куда указывал палец её нового знакомого, и мысленно спрашивала себя, не имеет ли она дело с безумцем или пьяницей. Воцарилась неловкая тишина.

— Вон там, — прошептал он с восторгом.

И тут она увидела. Искорка света. Как будто кто-то мигнул фонариком в глубине тёмной генераторной. Вспыхнуло и погасло, как не бывало.

Джульетта вскочила со стула и бросилась к экрану. Что это было?

Уголь опять заскрипел по бумаге.

— Что за чертовщина? — воскликнула Джульетта.

Мужчина засмеялся.

— Звезда, — ответил он. — Если подождёте, то, наверно, сможете увидеть её ещё раз. Сегодня ночью негустые облака и сильный ветер. Сейчас вон то облако уйдёт…

Джульетта повернулась и увидела, что он вытянул руку с угольным стержнем на полную длину вперёд, как бы указывая в ту точку, где сверкнул огонёк, и прикрыл один глаз.

— Как вы можете что-то там видетть? — спросила она, усаживаясь обратно на свой пластиковый стул.

— Чем дольше этим занимаешься, тем лучше становится ночное зрение. — Он наклонился над бумагой и опять что-то нацарапал. — А я делаю это уже довольно давно.

— Делаете что? Пялитесь на облака?

Он засмеялся.

— Ну да, по большей части. К сожалению. Но я стараюсь смотреть как бы сквозь них. Вот подождите, может, нам снова удастся увидеть звезду.

Она направила взгляд на то место, где видела вспышку. И вот — опять! Точечка света, словно сигнал откуда-то из вышины над холмом.

— Сколько вы увидели? — спросил он.

— Одну, — ответила Джульетта. Это было так ново, что у неё захватило дух. Она знала, что такое звёзды — по крайней мере, слово было ей знакомо — но никогда не видела их раньше.

— Сбоку от неё была ещё одна — совсем неяркая. Давайте покажу.

Послышался тихий щелчок, и по белой бумаге разлилось красное сияние. Джульетта увидела, что у её собеседника на шее висит фонарик, светящийся конец которого был обёрнут красной плёнкой, отчего линза казалась объятой пламенем; но свет был мягким и не раздражал глаза, как это случилось со светильником на кухне.

Лист бумаги, лежащий у нового знакомого на коленях, был испещрён точками, разбросанными без всякого порядка и толку. По бумаге бежали идеально ровные линии, образовывая сетку. Там и сям виднелись короткие записи.

— Проблема в том, что они движутся, — проговорил он. — Вот взять эту — если я сегодня вижу её здесь… — он постучал пальцем по одной точке, рядом с которой виднелась вторая, — то точно в то же самое время завтра она чуть-чуть сместится — вон туда.

Собеседник повернулся к Джульетте, и она увидела, что он молод, лет двадцати семи — двадцати восьми, и довольно красив. Он улыбнулся и добавил:

— Чтобы это понять, мне понадобилось очень много времени.

Джульетту так и подмывало сказать, что он, вообще-то, живёт ещё не слишком много времени, но сдержалась, вспомнив, чтó она сама чувствовала, будучи «тенью», когда слышала что-то подобное в свой адрес.

— А для чего это всё? — спросила она. — Какой в этом смысл?

Его улыбка померкла.

— А какой смысл вообще во всём?

Он снова воззрился на экран и погасил фонарик. Джульетта поняла, что задала неверный вопрос, огорчила человека. А потом ей пришло в голову, нет ли в его занятиях чего-нибудь недозволенного, такого, что подпадало бы под табу. Собирать данные о наружном мире — это чем-то отличается от того, чтобы просто сидеть и таращиться на экран, как делали другие? Так, надо будет спросить Марнса.

В этот момент собеседник снова обернулся к ней.

— Меня зовут Лукас.

Её глаза уже достаточно приспособились к темноте, чтобы различить протянутую руку. Она пожала её.

— Джульетта.

— Новый шериф.

Это не был вопрос. Конечно, он знал, кто она такая. Похоже, её знали все, кто жил наверху.

— А чем вы занимаетесь, когда не сидите здесь? — спросила Джульетта. Она была уверена — это не его работа. Никому не станут начислять кредиты за наблюдение за звёздами.

— Я живу на верхних средних, — сказал Лукас. — Днём работаю с компьютерами. А сюда прихожу, только когда обзор хорош. — Он снова включил фонарик и направил его на Джульетту. Видимо, звёзды перестали быть самой важной вещью, занимающей его ум. — У меня есть сосед по коридору, он работает здесь в послеобеденную смену. Приходя домой, он сообщает мне, какого типа облака видел сегодня. Если поднимает большой палец, то я иду сюда.

— И рисуете карту? — Джульетта кивнула на бумажный лист.

— Пытаюсь. Чтобы составить полную карту, наверно, понадобится несколько жизней. — Он засунул угольный стержень за ухо, вытащил из кармана тряпочку и вытер чёрные следы на пальцах.

— А потом что? — поинтересовалась Джульетта.

— Потом… Ну, надеюсь, что заражу какую-нибудь «тень» своей болезнью, и она подхватит эстафету. И передаст кому-то следующему…

— В буквальном смысле несколько жизней.

Он засмеялся. Смех у него был приятный.

— По меньшей мере, — сказал он.

— Ладно, мне пора, — произнесла Джульетта, внезапно ощутив вину за то, что разговаривала с этим человеком. Она встала и протянула ему руку. Он тепло сжал её обеими ладонями и задержал немного дольше, чем можно было ожидать.

— Приятно познакомиться, шериф.

И снова улыбнулся. Что касается Джульетты, то она сама не поняла ни слова из того, что пробормотала в ответ.

На следующее утро Джульетта пришла в свой кабинет рано, проспав едва ли больше четырёх часов. Около компьютера её ждала посылка — маленький пакет, обёрнутый грубой бумагой и перетянутый двумя белыми пластиковыми стяжками, которыми обычно крепят электропровода. Она улыбнулась при виде этой красноречивой детали и потянулась в карман за своим мультиинструментом[3]. Выбрав самое тонкое шило, она вставила его в застёжку и аккуратно, не повреждая, раскрыла стяжку — кто знает, а вдруг пригодится на будущее. Она помнила, в какие неприятности влипла, будучи «тенью» в Машинном. Её однажды поймали за разрезанием пластиковых стяжек, стягивающих провода на распределительном щите. Уокер, уже тогда бывший старым маразматиком, наорал на неё, мол, «выбрасываешь ценности на ветер!» и показал, как ослабить застёжку, чтобы не повредить стяжку.

Прошли годы, и, став значительно старше, Джульетта передала этот урок другой «тени». Мальчишку звали Скотти, совсем ещё был несмышлёныш. Вот она и просветила его, когда тот сделал ту же беспечную ошибку. Она тогда запугала беднягу до того, что тот побелел, словно гипс, и ещё много месяцев трясся в её обществе. Может быть, именно из-за этого случая она стала уделять мальчику больше внимания, и в конце концов они стали хорошими друзьями. Скотти вырос в умелого молодого мастера. Особенно хорошо он управлялся со всякой электроникой, мог запрограммировать тайминг-чип насоса быстрее, чем Джульетте удавалось вытащить его и вставить обратно.

Джульетта раскрыла вторую стяжку и отложила обе пластиковые полоски в сторону. Пакет, конечно же, был от Скотти. Несколько лет назад его перевербовали в IT, и парень переехал на тридцатые. Он стал «слишком умный для Машинного», как выразился ворчун Нокс. Джульетта представила себе, как молодой компьютерщик готовил для неё содержимое пакета. Запрос, который она вчера послала в Машинное, должно быть, переслали к нему, и он наверняка провозился всю ночь напролёт.