— Нам нужно помешать архиепископу приехать сюда. Тогда брак будет отложен до завтрашнего вечера, и у вас хватит времени действовать.

— Но как помешать его приезду?

— Во дворце найдется с дюжину хороших шпаг, которых можно купить за меньшую сумму, чем та, что лежит в одном из моих карманов. Делатуш, молодой Тюрбевиль, старый майор Дескар, Раймонд де Карнак и четверо Латуров. Я соберу их и устрою по дороге засаду…

— Чтобы перехватить архиепископа?

— Нет, посланных за ним.

— О, превосходно! Вы лучший из братьев. Если они не попадут в Париж, мы спасены. Ступайте, бегите, не теряйте ни минуты, мой добрый Шарль.

— Все это очень хорошо, Франсуаза, но что нам делать с посланцами, поймав их? По-моему, мы рискуем головой. Во всяком случае, они — гонцы короля, и вряд ли удобно пронзать их шпагами.

— Вы думаете?

— Мы никогда не добились бы прощения за это дело.

— Но знайте, прежде чем рассмотрят в суде это дело, я верну свое прежнее влияние на короля.

— Все это отлично, сестра, но сколько времени будет это влияние продолжаться? Нечего сказать, приятная жизнь, если при каждой перемене настроения нам придется убегать из королевства. Нет, нет, Франсуаза; самое большее, на что мы вправе рискнуть, это задержать гонцов.

— Но как и где?

— У меня есть идея. В замке маркиза де Монтеспан в Поттилльяке.

— Моего мужа!

— Вот именно.

— Моего самого ожесточенного врага? О, Шарль, вы шутите.

— Напротив, я никогда не был так серьезен, как в настоящую минуту. Маркиз был вчера в Париже и еще не вернулся домой. Где его кольцо с гербом?

Г-жа де Монтеспан принялась рыться в драгоценностях и вынула кольцо с выгравированным на нем портретом.

— Это послужит нам ключом. Добряк Марсо, дворецкий, увидев его, отдаст в наше распоряжение все темницы замка. Тут или нигде. Ни в каком другом месте мы не можем с безопасностью для себя держать гонцов.

— Но когда возвратится муж…

— Ах, его несколько удивит присутствие пленников. И любезному Марсо придется пережить несколько неприятных часов. Но это произойдет ровно через неделю, а к тому времени, сестренка, я уверен, вы уже закончите нашу кампанию. Ни слова больше, каждая минута слишком дорога. Прощайте, Франсуаза. Мы не сдадимся без борьбы. Ночью пришлю сказать, как идет дело.

Он нежно обнял сестру, поцеловал и поспешно вышел из комнаты.

После отъезда брата де Монтеспан долго бесшумно, сжав руки, ходила по мягкому ковру. Глаза ее горели, душа клокотала от ревности и ненависти к сопернице. Пробило десять, одиннадцать, двенадцать, а она все еще ждала, мучаясь от ярости и нетерпения, прислушиваясь к каждому шагу, ожидая вестей. Наконец, все кончилось. Вот быстрые шаги по коридору, стук в дверь приемной и шепот ее черного негра. Вся дрожа от нетерпения, она бросилась в переднюю и сама взяла записку от покрытого пылью всадника. На клочке бумаги грубым почерком было написано только несколько слов, но при виде их румянец снова вспыхнул на ее щеках и улыбка заиграла на дрожащих губах. Почерк был ее брата; он писал: «Архиепископ сегодня ночью не приедет».

Де Катина отлично понимал всю важность возложенного на него поручения. Сохранение тайны, потребованное от него королем, его возбужденное состояние и характер самого приказания, отданного монархом, — все это подтверждало слухи, ходившие при дворе. Де Катина хорошо были известны интриги и раздоры, царившие здесь, и он понял, что следует прибегнуть к большим предосторожностям при исполнении данного ему важного поручения. Поэтому, дождавшись наступления темноты, он велел слуге-солдату вывести двух лошадей к воротам сада, выходившим к назначенному месту, описав ему в нескольких словах расположение двора. Ему казалось, что эта ночная поездка может иметь влияние на будущую историю Франции.

— Мне понравился ваш король, — говорил Амос Грин, — и я рад ему услужить. Ну, я рад, что он снова намерен жениться, хотя любой женщине трудненько-таки будет приглядывать за таким большим хозяйством.

Де Катина улыбнулся взглядам своего приятеля на обязанности королевы.

— Вы без оружия? — спросил он. — У вас нет ни шпаги, ни пистолетов?

— Нет, уж если нельзя взять ружья, то к чему мне возиться с тем, что я не мастер пускать в дело. А почему вы меня спрашиваете об этом?

— Нам может угрожать опасность.

— Какая?

— Многие стремятся помешать этому браку. Все первые лица государства настроены против него. Если бы им удалось задержать нас, то и брак был бы отложен, по крайней мере, на сутки.

— Но я думал, что это тайна?

— Их не бывает при дворе. Дофин, брат и все друзья их были бы очень рады увидеть гонцов в Сене, прежде чем последним удастся добраться до дома архиепископа. Но кто это?

Перед ними, на дорожке, показалась плотная фигура. Когда она приблизилась, цветная лампочка, спускавшаяся с одного из деревьев, осветила голубой с серебром мундир гвардейского офицера. То был майор де Бриссак, однополчанин де Катина.

— Эй! Куда отправляетесь?

— В Париж, майор.

— Я сам еду туда через час. Не подождете ли меня? Отправимся вместе.

— Сожалею, но у меня спешное дело. Нельзя терять ни минуты.

— Прекрасно. Добрый вечер и приятной прогулки.

— Что, он верный человек, наш друг майор? — спросил, оглядываясь, Амос Грин.

— Да, на него вполне можно положиться.

— Ну, так я хотел бы переговорить с ним.

Американец поспешно бросился назад по дорожке, а де Катина стоял, рассерженный бесполезной задержкой. Прошло целых пять минут, пока вернулся его спутник, а горячая кровь французского воина уже кипела нетерпением и гневом.

— Полагаю, вам следует ехать в Париж одному, мой друг! — воскликнул он. — Если я отправляюсь по приказу короля, то не могу задерживаться из-за ваших капризов.

— Очень жаль, — спокойно ответил Грин. — Мне нужно было передать кое-что вашему майору, а может статься, что мне не придется вновь увидеться с ним.

— Ну, вот и лошади, — проговорил капитан, распахивая калитку. — Вы накормили и напоили их, Жак?

— Так точно! — отрапортовал человек, державший лошадей.

— Ну, так прыгай в седло, дружище Грин, и помчимся без остановки, пока впереди не засверкают огни Парижа.

Солдат посмотрел им вслед с насмешливой улыбкой.

— Без остановки, вот как? — пробормотал он, поворачиваясь, чтобы идти назад. — Ну, это мы еще посмотрим, мой капитан, посмотрим.

Более мили приятели проскакали голова в голову, колено в колено. С запада поднялся ветер, небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами; месяц мелькал среди быстро несущихся облаков. И даже в моменты его проблеска, на дороге, окаймленной старыми деревьями, было темно, а когда окончательно исчезал и жалкий свет, то не было видно ни зги. Де Катина тревожно напрягал зрение, глядя поверх ушей своего коня, и тыкался лицом в гриву, пытаясь различить путь.

— Что вы скажете о дороге?

— По виду, здесь как будто проехало несколько экипажей.

— Что? Боже мой! Неужели вы в силах разглядеть их следы?

— Конечно! Почему бы нет.

— Да потому, что я не вижу и самой дороги.

Амос Грин от всей души расхохотался.

— Если бы вам приходилось частенько путешествовать ночью по лесам, как мне, — проговорил он, — где зажечь огонь, значит, рисковать волосами на голове, вы привыкли бы по-кошачьи видеть в темноте.

— Тогда поезжайте-ка лучше вперед, а я за вами. Вот так. Эге, что такое?

Внезапно раздался резкий звук, как будто что-то лопнуло. На один миг американец качнулся в седле.

— Это ремень от стремени. Он упал.

— Можете отыскать его?

— Да, но я в состоянии ехать и без него. Отправляемся дальше.

— Отлично! Теперь я разбираю в темноте вашу фигуру.

Они проскакали таким образом еще несколько минут. Голова лошади де Катина почти касалась хвоста лошади Грина. Вдруг снова раздался такой же звук, и капитан покатился с седла на землю. Однако он успел удержать поводья в руках и в одно мгновение вновь очутился на спине лошади, рассыпаясь в проклятиях, как это делает только сердитый француз.