Пока грузились, пока мытарились закрывая гаражные ворота, пока я ногами, поочерёдно давя на рычаг насоса, порциями вгонял воздух в колесо, за всей этой бытовой суетой как-то съехали в сторону вопросы — где я нахожусь и… на сколь улучшилось у меня в паху. Ведь я же цемент разгрузил, гараж закрыл, колесо накачал. Ну и как бы при делах я теперь — в доверии. Даже приободрился. Ну а что, в самом-то деле?! Подумаешь! Утрясётся всё! Впервой что ль, в дерьмо наступать? Заморачиваться ещё. Растащится всё, ясен пень и никуда, на хрен, не денется. Возвернётся всё на круги своя.

На такой вот волне я у Даши мобильный и спросил, мол, домой позвоню. Честно сказать, с самого начала об этом подумывал, как только увидел машину. Но как-то засуетился, начал не с того… обмороки там всякие… то, сё. В общем, как-то не сложилось сразу.

Ещё, правда, одно было. Чего-то, как-то душа у меня заартачилась, мол, погоди звонить-то. Нет, то что я годами усох в один присест — это фигня, это я во внимание не брал. Тут другое… А вдруг у них там — у моих, чего-нибудь не так сложилось пока меня где-то шараёбило, не знамо где. И выходило так, как ни крути, я тому причина. Нет, они б меня простили безо всякого. Только вот... я сам бы себе оправдания не нашёл бы, нет — сожрал бы себя, не смог бы с этим жить.

Короче, испугался я и мне нужен был настрой, решимость. Сейчас же, представлялось мне, такой момент настал, я чувствовал себя готовым.

Решил позвонить на домашний телефон. Сценария разговора не было, но… Вот чёрт его знает почему — не понял пока, не испытывал я желания раскрыться сразу, а наоборот — вообще не понятно, хотелось как можно дольше оставаться неузнанным и в таком состоянии попытаться узнать как можно больше о положении дел. Я уже не трусил, нет. Бывало у меня такое — ощущение необходимости. Интуиция? И такое во мне есть — я ей вообще-то доверяю.

Все номера помнил наизусть. Набрал нужный номер и поднёс телефон к уху. После нескольких гудков, по ту сторону кто-то нажал на зелёную кнопочку. Эта доля секунды, ожидания голоса, превратилась для меня, наверное в вечность…

В телефоне звучит девчоночий тонкий голосок:

— Алло. — внучка.

Одномоментно пересыхает во рту и перехватывает дыхание. Несколько секунд не владею ситуацией. В телефоне опять звучит:

— Алло, я слушаю. Говорите.

За доли секунды собираюсь и изменяю голос на мультяшный:

— Алло. Здравствуйте. А позовите пожалуйста бабушку к телефону...

Для пущей убедительности называю полное имя жены. Тут же звучит ответ:

— А бабушка на работе.

И я уж было рот раскрываю дальше вопросы задавать, но слышу.

— И дед на работе.

И я, будто бы со всей дури налетаю на железобетонную балку. Но всё ещё находясь в инерции своей логики и чисто автоматически, но уже с мыслями вразброс, спрашиваю:

— Какой дед? — и всё ещё не своим голосом.

— Дед… — и очень чётко обозначив имя и отчество своего деда, на том конце выжидательно замолкают.

Когда я на затухающей инерции, ещё до конца не осмыслив услышанное, но уже упавшим и почти своим натуральным голосом, с гулким звуком в голове, как от удара палкой по пустому ведру, одетому на эту самую голову, задаю вопрос:

— А фамилия? — и закрываю глаза, чувствуя накрывающую меня слабость, то на другом конце, к моему удивлению, мне отвечают:

— А фамилия… — и я слышу чёткий, в наставительном тоне, ответ с наиполнейшим именем своего деда и тут же слышатся короткие гудки…

Я медленно убираю телефон от уха и смотрю на него — мой большой палец правой руки всё ещё продолжает жать на красную кнопочку...

— Ну ладно. Поедем, покажу тебе...

А это Даша, с приветливой улыбкой и с ямочками на щеках, глядя на меня поверх крыши автомобиля, радостно сообщает мне название своего города. Медленно и тихо, и уже отрешённо, я шепчу:

— До кучи. — явственно ощущая под ногами покачивание почвы, а Даша начинает медленно изменяться в лице…

Если бы мне из двух ружей, с двух сторон — разом, всадили бы в башку два заряда картечи — это было бы ничто по сравнению с тем, что я услышал.

Два события чередой, с информацией тяжелее чугунного моста — каждое, да помноженное на потенциал нервного срыва — явно перебор. Я почувствовал, что ещё совсем чуть-чуть и я потеряю всякую связь с этой действительностью.

Нет, я устоял, очевидно совсем непроизвольно, я всё-таки уже научился адаптироваться к нестандартным изменениям — состояния часовой давности не случилось. И тем не менее, меня едва не опрокинуло — к горлу подкатывает комок.

— Да ты чего, Илья?! — Дашин срывающийся голос.

Она опять напугана и не может ничего понять. И этот, казалось бы простой вопрос и звучащее в нём её искреннее соучастие, чуть ли вновь меня не рушит.

Но я опять, из последних душевных сил, цепляясь в себе неизвестно за что, не даю себе разнюнится. Отвернувшись от Даши и подняв руку я… тут же в бессилии, как плеть, опускаю её:

— Дашек умоляю… не сейчас.

Открыв дверь, и задев плечом, а потом и головой, проём двери, я почти падаю на пассажирское сиденье.

------------- опять в настоящем…

Ответы на вопросы я вроде бы нашёл.

Всё предельно ясно и безо всяких сомнений — фигня со мной происходит, лучше и не скажешь. Но вот в какую сторону податься, тут ясности не возникло, потому как — всё совсем не понятно.

С одной стороны, есть человек и больной на всю голову — это я. С другой же стороны тоже есть человек, но супер, может быть даже и с большой буквы. И так выходит, что и это… тоже я. А в итоге…

Короче, эксклюзивно-то оно выходит. Но получается-то — два в одном…

Опять, но уже с интересом созерцаю меняющуюся обстановку за окном машины — продираемся сквозь автомобильную пробку и, со всей очевидностью, недалеко от центра — хорошее освещение, повсюду полно народу.

Смотреть конечно особо не на что, вечером во всех городах одинаково. Машин — битком, люди на остановках в позах ожидания, с лицами — в ту сторону, автобусы и троллейбусы, двигающиеся по плавной и нисходящей траектории к остановкам, а зачастую и становясь поперёк потока. Виртуозное, граничащее с наглостью, вождение маршрутчиков, редкие смельчаки, перебегающие дорогу там где не надо, порою даже и бравирующие этим.

Разрисованные витрины магазинов. Провисшие провода на центральных улицах и даже на проспектах — поперёк и по диагонали, и квадратные пятна старых, выцветших баннеров — вдоль. Заедающая в шарнирных механизмах, поворотная реклама. Обшарпанные дорожные знаки на криво поставленных столбах. Подмаргивающие лампы ночного освещения, а в некоторых местах вообще взявшие отгул и не желающие явить ночной улице свой светящийся взор. Ну и конечно же светофоры, как всегда и для всех, выдающие только верхний свет, только красный.

Посмотрю-ка я лучше на Дашу. Смотрю. Она полностью в процессе движения. Максимально сосредоточена и не освобождает ни одну из рук. Ну если только кратковременно, для переключения передачи. И со стороны видно, насколько она напряжена. Мне хочется приподнять спинку её сиденья:

— Даша, давай я твою спинку сиденья приподниму. Расслабишься хоть.

— Нет, нет. Не надо. Мне и так… — и стреляет в меня глазами. — Ой! Очнулся. — и уже улыбаясь, облегчённо вздыхает. — Фух.

— Ты настоящий друг, Даша. — и это искренне, без дураков...

Именно в эту секунду что-то в моей душе тронулось. Это каким же надо быть человеком, какое ж сердце надо иметь, чтобы вот так вот, как она сейчас.

Ничьей мозгой-то ведь не догнать — везёт какого-то мутного, без денег, без документов и в каком-то там, непонятном шмотье. Его же ещё и откачивать пришлось! И ведь не просто там, куда-то везёт. А к себе домой! Ну это как?! С какого перепугу, на моём пути такая нарисовалась?

Ох. Нет, Даша свет батьковна, от сердца к тебе мои слова — дружочек ты мне на всю оставшуюся жизнь, как бы ты к этому ни относилась. И хоть я и знаю про себя не очень, но — это я тебе говорю…