— Не боись, беложопый, ух как я перну в твою дохлую харю!

— Слова, слова, — вздохнул Эдди, вытаскивая коляску из ямки с песком на относительно твердый грунт. По крайней мере, какое-то время они ехали без приключений. Солнце еще не достигло зенита, а Эдди был уже весь в поту.

Да уж, денек обещает быть поучительным и забавным, подумал он. Это уже заметно.

Остановки.

Это — вторая проблема.

Они выбрались на относительно твердый участок берега. Эдди начал катить коляску гораздо быстрее, смутно надеясь на то, что если ему удастся удержать такой темп, у него, быть может, получится проскочить следующую песчаную ловушку с разгона.

Но внезапно коляска остановилась. Застряла намертво. Поперечина рукоятки с глухим ударом въехала Эдди в грудь. Он зарычал. Стрелок обернулся, но даже с его молниеносной реакцией уже невозможно было удержать коляску Госпожи. Она перекувыркнулась вместе с Деттой, привязанной и беспомощной, под ее дикий гогот. Она все еще продолжала смеяться, когда Роланд и Эдди сумели, наконец, поставить коляску на колеса. Некоторые веревки натянулись так туго, что они, наверное, больно врезались в ее тело, едва ли не нарушив циркуляцию крови. Детта разбила лоб, кровь натекла на брови, но она все равно продолжала ржать.

Когда коляска встала на колеса, Роланд и Эдди начисто выбились из сил. Коляска и женщина в ней весили вместе, наверное, не меньше двухсот пятидесяти фунтов, из которых большая часть приходилась на коляску. Эдди вдруг пришло в голову, что если бы Роланд забрал эту женщину из его времени, из 1987 года, ее коляска весила бы фунтов на шестьдесят меньше.

Детта хихикала, фыркала, моргала глазами, залитыми кровью.

— Как же вы это со мной обращаетесь, парни?

— Звоните своему адвокату, — буркнул Эдди. — Подавайте в суд.

— И уж как, бедные, задолбались меня поднимать. Минут десять, считай, провозились.

Стрелок оторвал лоскут от своей рубахи — от нее и так остались одни лохмотья, так что было уже не жалко — и протянул левую руку, чтобы вытереть кровь у нее со лба. Он попыталась его укусить, и по жуткому лязгу ее зубов Эдди заключил, что если бы Роланд замешкался хоть на миг, Детта Уокер уравняла бы количество пальцев у него на руках.

Заливаясь смехом, она уставилась на стрелка с этаким нарочитым весельем в глазах, но Роланд видел, что за этим весельем скрывается страх. Она боялась его. Потому что он был Воистину Гнусный Мужик.

Почему она так его прозвала? Может быть, потому, что на каком-то глубинном уровне подсознания, она чувствовала, что он знает о ней всю правду.

— Чуть-чуть, беложопый, тебя не достала, — расхохоталась она. — Чуть-чуть не попался на этот раз.

— Подержи ей голову, — спокойно проговорил стрелок. — Она кусается, как хорек.

Эдди придержал ей голову, и Роланд тщательно вытер рану на лбу. Она была небольшой и, кажется, не глубокой, но стрелок не хотел рисковать: он спустился к морю, смочил лоскут в соленой воде и вернулся обратно.

Когда он приблизился к ней, она завопила благим матом:

— Не прикасайся ко мне этой штукой! Из этой воды зверюги вылазят ядовитые, а ты собрался ее мне на рану! Убери! Убери!

— Держи ей голову, — повторил стрелок все тем же спокойным тоном. Детта мотала ею из стороны в сторону. — Я не могу рисковать.

Эдди схватил… и сжал голову Детты, когда она попыталась вывернуться. Она поняла, что Эдди шутить не намерен, и успокоилась тут же, больше не проявляя никакого страха перед этой мокрой тряпкой. Все равно она лишь притворялась.

Она улыбнулась Роланду, когда тот промывал ей рану, осторожно удаляя последние прилипшие песчинки.

— Это надо ж, мужик, у тебя видок, — заметила Детта. — Ты не просто весь выдохся, ты же совсем больной, беложопый. Этак ты далеко не уйдешь. Этак ты скоро ножки протянешь.

Тем временем Эдди разобрался в примитивной системе управления коляской. Он обнаружил простой ручной тормоз, блокирующий оба колеса. Детта дотянулась до него правой рукой, подождала, пока Эдди как следует не разгонится, а потом резко дернула рычаг, умышленно перевернув коляску. Но зачем? Лишь для того, чтобы они остановились и потеряли время. Не слишком разумный поступок, но такой женщине, как Детта, по мнению Эдди, и не нужно каких-то разумных причин. Такая, как Детта, с большою охотою будет делать другим подлянки, исключительно из-за своей непробиваемой низости.

Роланд немного ослабил веревки, чтобы не нарушать циркуляцию крови, а потом привязал ее правую руку так, чтобы она не могла дотянуться до тормоза.

— Ничего, господин хороший, — уверила Детта, показав все свои зубы в гнусной ухмылке. — Ничего. Найдутся другие способы попридержать вас, ребятки. Разнообразные способы.

— Пойдем, — сказал стрелок безо всякого выражения.

— Ты сам-то как, старина? — спросил Эдди. Уж очень Роланд был бледным. — Нормально?

— Да. Пойдем.

Они побрели дальше по пляжу.

Стрелок настоял, чтобы Эдди хотя бы на час дал ему покатить коляску, и тот с неохотою уступил. С первой песчаной ловушкой Роланд справился сам, однако уже на второй Эдди пришлось помогать стрелку — один бы Роланд не вытянул: он и так уже жадно ловил ртом воздух, а на лбу у него выступили капли пота.

Эдди дал ему прокатить коляску еще немного, и Роланд даже наловчился лавировать между песчаными ямками, затягивающими колеса, но в конце концов коляска опять застряла, и Эдди сумел вынести только пару мгновений, наблюдая за тем, как Роланд пытается ее вытащить — он тяжело дышал, а ведьма в коляске (теперь Эдди стал ее мысленно так называть) ревела со смеху и всем телом откидывалась назад, значительно усложняя задачу, — он не выдержал и, оттолкнув стрелка плечом, одним яростным рывком выдернул коляску из песка. Коляска пошатнулась, и теперь он увидел/почувствовал, как она подалась вперед, насколько это позволяли веревки. Каким-то жутким, едва ли не сверхъестественным чутьем она безошибочно улавливала, что нужно делать в каждый определенный момент, чтобы перевернуть коляску.

Роланд навалился всем весом на спинку коляски, помогая Эдди, и ее удалось уравновесить.

Детта обернулась к ним и заговорщицки им подмигнула, причем так похабно, что у Эдди по рукам побежали мурашки.

— Вы чуть меня снова не кувыркнули, ребятки, — объявила она. — Вы уж со мною поаккуратнее, ладно? Я, как-никак, пожилая тетка, калека, так что вы обходитесь со мной поласковей. Обо мне нужно заботиться.

Она рассмеялась… оглушительно рассмеялась.

И хотя Эдди действительно нравилась эта женщина, то есть, другой ее лик, и он готов был о ней заботиться — он даже готов был влюбиться в нее сразу же, с первого взгляда, с первого разговора, — теперь у него руки так и чесались сомкнуться на ее горле и подавить этот смех, так чтобы она никогда уже не смогла смеяться.

Она опять оглянулась назад, прочла его мысли, как будто они были написаны у него на лбу большими красными буквами, и еще пуще расхохоталась. В глазах ее пылал вызов. Ну давай, беложопый. Давай. Тебе же хочется. Давай, сделай, чего тебе хочется.

Иными словами, опрокидывай не одну коляску, но и женщину тоже, подумал Эдди. Опрокидывай, чтобы уже до конца. Вот чего она хочет. Для Детты Уокер умереть от руки белого человека — быть может, единственная настоящая цель ее жизни.

— Поехали, — сказал он, толкая коляску. — Наше турне по морскому берегу продолжается, лапонька, нравится вам это или нет.

— Пошел на хуй, — выдавила она.

— Отсоси его, детка, — с большим удовольствием отозвался Эдди.

Стрелок плелся рядом, понурив голову.

Когда они вышли к голове каменистого пласта, судя по солнцу, было часов одиннадцать, и здесь они сделали часовой привал, спасаясь в тени, пока солнце неторопливо приближалось к зениту. Эдди с Роландом доели остатки омара, приготовленного прошлым вечером. Эдди предложил и Детте поесть, но та вновь отказалась: она, мол, знает, что у них на уме, и, если уж им так хочется, лучше будет прикончить ее голыми руками, а не пытаться ее отравить. Так поступают лишь трусы, заключила она.