Он видел землю с большой высоты (и голова у него закружилась еще сильнее, а ему самому было гораздо страшнее, чем тогда, когда человек в черном наслал на него видение, что закончилось образом одинокой травинки: то, что увидел он через дверь, было отнюдь не видение), и взгляд его безотчетно зафиксировал одну вещь, о которой стрелок вспомнил только сейчас: земля внизу была не пустыней, не морем, а какой-то зеленой равниной, покрытой неправдоподобно буйной растительностью и прорезанной расщелинами воды. Стрелок даже подумал, что это болото, но однако же…

"Куда подевалось твое внимание,— свирепо дразнил его голос Корта. —Ты видел больше".

Да.

Он видел еще что-то белое.

Белый край.

«Браво, Роланд!»— воскликнул Корт у него в голове, и Роланд как будто почувствовал пожатие его твердой мозолистой руки. Он даже поморщился.

Он видел землю в окно.

Стрелок заставил себя подняться, снова взялся за ручку двери, ощущая ладонью холод металла и жаркие линии гравировки, и опять открыл дверь.

6

Панорама земли, которую он ожидал увидеть — с такой немыслимой, ужасающей высоты — исчезла. Он смотрел на слова, которых не понимал. Не то чтобы не понимал совсем: это были Великие Буквы, но какие-то не такие…

Над словами было изображение какого-то экипажа без лошадей — автомобиля, на которых, предположительно, ездили люди еще до того, как мир сдвинулся с места. Внезапно стрелку вспомнились слова Джейка на дорожной станции, когда стрелок его загипнотизировал.

Быть может, такой экипаж — еще с ним рядом стояла, смеясь, дама в мехах — или очень похожий и наехал на Джейка в том другом, странном мире.

Это и есть тот другой мир,— подумал стрелок про себя.

Вдруг — панорама земли…

Она не изменилась, но она двигалась. Стрелок покачнулся. Голова у него закружилась, тошнота подступила к горлу. Слова и картинка ушли куда-то вниз, и теперь стрелок увидел проход между двумя рядами кресел. Кроме нескольких пустых, почти все были заняты мужчинами в странной одежде. Стрелок подумал, что это костюмы, хотя раньше ничего подобного он не видел. Штуки у них вокруг шеи, наверное, галстуки или шейные платки, но он таких тоже ни разу не видел. И вроде никто из них не вооружен. Роланд не заметил ни мечей, ни кинжалов, не говоря уже о револьверах. Что еще за доверчивые овечки? Одни читали газеты с мелкими-мелкими буковками и картинками, другие что-то писали на белой бумаге какими-то странными ручками. Он в жизни такие не видел. Но ручки — что? Вот бумага — это да. В его мире бумага шла на вес золота. Столько бумаги Роланд не видел за всю свою жизнь. Вот и сейчас один из мужчин вырвал листок из желтого блокнота и скомкал его, хотя исписал всего лишь половину на одной стороне, а на другой не писал вовсе. Как бы стрелок ни был болен, глядя на такое противоестественное расточительство, он ощутил приступ гнева и ужаса.

За креслами изгибалась дугой закругленная белая стена с рядами окон по обеим сторонам. Кое-где они были затянуты темными экранами, своеобразными ставнями, а в открытых виднелось голубое небо.

К дверному проему приблизилась женщина в одеянии, похожем на форменное, но, опять же, стрелок раньше такого не видел: ярко-красного цвета с брюками вместо юбки. Он видел то место, где ноги соединяются в промежности. Раньше он видел это соединение только у женщины обнаженной, но никогда — одетой.

Она подступила так близко к двери, что Роланду показалось даже, что она сейчас пройдет сквозь нее. Он отступил на шаг, умудрившись не упасть. Она смотрела на него с видом умелой, даже профессиональной предупредительности, так что сразу становилось ясно, что эта женщина не принадлежит никому, кроме себя самой. Но это нисколько не заинтересовало стрелка. А заинтересовало его другое, а именно то, что выражение ее лица ни капельки не изменилось. Как-то странно, что женщина — да и вообще кто угодно, уж если на то пошло — так ласково смотрит на немытого мужика, который и на ногах-то стоит еле-еле, с револьверами на ремнях, пропитанной кровью повязкой на правой руке и в джинсах, что смотрятся так, как будто по ним прошлись циркулярной пилой.

— Не желаете ли… — спросила женщина в красном. Стрелок не понял последних слов.Какую-нибудь еду или напиток,— подумал он.— Это красное одеяние… это не хлопок. Шелк? Немного похоже на шелк, но опять же…

— Джин, — ответил ей голос. Это слово Роланд понял. И внезапно он понял еще кое-что:

Это не дверь.

Это глаза.

Звучит, конечно, как полный бред, но он сейчас смотрит на внутреннее убранство экипажа, который летит по небу. И смотрит чужими глазами.

Чьими же, интересно?

Но он уже понял. Он смотрит глазами Узника.

Глава 2. ЭДДИ ДИН

1

Словно бы подтверждая его догадку, какой бы безумной она ни была, картина, которую видел перед собою стрелок, вдруг поднялась и сместилась в сторону. Она повернулась (опять накатило головокружение, как будто стоишь на какой-нибудь платформе с колесами, которую вращают туда-сюда невидимые руки), и проход между рядами как будто стал наплывать сквозь дверной проем. Он прошел мимо женщин, стоящих в проходе, все — в одинаковой красной форме. Там еще были какие-то стальные штуковины — какие-то механизмы, и стрелку захотелось остановить движущуюся картинку, несмотря на изнеможение и боль, и рассмотреть их получше. Одна штуковина походила на печь. Женщина в военной форме, та, которую он уже видел, как раз наливала джин, заказанный непонятным голосом. Бутылка была совсем крошечной и как будто стеклянной. А стакан, в который она наливала, был похож на стекло, но стрелку показалось, что это все-таки что-то другое.

Прежде чем стрелок успел рассмотреть как следует, изображение в дверном проеме сдвинулось. Опять — головокружительный поворот, и он уже смотрит на какую-то дверь из металла. На табличке над нею светились буквы. Стрелок сумел разобрать это слово: «СВОБОДНО».

Изображение немного сместилось. Справа от двери, через которую смотрел Роланд, показалась рука и взялась за ручку той двери, на которую он смотрел. Он увидел манжету рукава голубой рубахи, чуть-чуть закатанного, и черные завитки волос на руке. Длинные пальцы. Перстень с камнем, который мог быть рубином, а мог — и простой стекляшкой. Скорее, второе, — решил стрелок, — для настоящего камень этот уж слишком здоровый и слишком плебейский.

Металлическая дверь распахнулась, и стрелок заглянул в уборную. Такого ему еще видеть не приходилось: она была вся из металла.

Косяк металлической двери проплыл мимо двери на морском берегу. Стрелок услышал, как щелкнул замок. Стрелок вообще-то готовился к очередному головокружительному повороту, ведь должен же был человек, глазами которого он сейчас смотрит, повернуться, чтобы запереть за собою дверь, но он, как видно, закрыл не глядя, лишь протянув руку назад.

А потом изображение действительно развернулось — не полностью, а только наполовину: он смотрел теперь в зеркало и видел лицо, которое уже видел однажды… на карте Таро. Те же темные глаза и непослушные черные волосы. Лицо спокойное, но бледное, а в глазах — он их видел теперь отраженными в зеркале — Роланд разглядел то же самое выражение испуга и ужаса, что и в глазах человека на карте, на плече у которого сидел бабуин.

Человека трясло.

Он тоже болен.

А потом стрелок вспомнил Норта, травоеда из Талла.

Вспомнил слова оракула.

Демон его осаждает.

Стрелку вдруг пришло в голову, что он, наверное, знает, что такое ГЕРОИН: какое-то зелье вроде бес-травы.

Правда, что-то в нем есть угнетающее?

Не задумываясь, с простою решимостью, благодаря которой он и остался последним из всех и не свернул с дороги даже после того, когда Катберт и все остальные погибли или же отступились, кто — покончив собою, кто — пойдя на предательство, а кто-то и просто отрекся от самой мысли о Башне; итак, с решимостью, отметающей всякую неуверенность или сомнения, с той самой решимостью, которая провела его через пустыню и вела все эти годы погони за человеком в черном, стрелок шагнул через дверь.