— Нет! — раздался категоричный ответ.

— Почему “нет”? Ты сам сказал, что если по истечении срока наше решение останется прежним, позволишь каждому из нас пойти своей дорогой.

— Вы сами не понимаете, о чем просите. Обрекаете себя на муки. Отказываетесь от ценнейшего дара, который жизнь преподносит лишь единожды.

— Отец, отпусти Лилит! — с мольбой проговорил Дариел, но в тоже время я расслышала и боль. Уолт Невилл был непреклонен, поэтому декан с нажимом и толикой загадки добавил: — Ей нужно уйти.

— Но…

— Прошу.

Отец с сыном долго смотрели друг на друга, словно вели между собой безмолвный разговор. Поочередно хмурились, будто спорили. В итоге Дариел одержал победу или же они пришли к единому мнению.

— Хорошо, будь по-вашему, — с тяжелым вздохом отозвался лир Невилл и отвел взгляд в сторону.

Но даже после этих слов он продолжил сидеть, задумчиво уставившись в окно. Казалось, ректор искал малейшую зацепку, чтобы сделать по-своему. Спустя минут пять Невилл-старший все-таки неторопливо поднялся, подошел к софе и положил тяжелые руки на наши головы.

— Вы свободны! Делайте, что хотите! — с раздражением бросил он и вышел из кабинета, оставив нас наедине.

Я думала, что почувствую снятие помолвочных уз. Казалось, услышу звон падающих цепей или же обрету некую легкость на сердце, но оно сжалось в болезненном спазме, заныло от тоски, ведь близились минуты расставания с металлистом.

Не сумев снять с пальца увесистое кольцо, протянула руку к Дариелу. Он молча обхватил пальцами мое запястье и медленно, миллиметр за миллиметров, глядя мне в глаза, начал стягивать украшение. Я тонула в его черном омуте, впадала в странную оцепенелость, теряя силу воли.

— Месяц, Лилит. Я даю тебе месяц! И не более, — еле слышно произнес декан, едва спрятал драгоценность в карман сюртука и положил ладонь мне на спину. Разве это не я давала ему тридцать дней?

Даже сквозь плотную ткань платья я ощущала исходящее от нее тепло. В память весьма некстати врезались воспоминания о ласках, которые дарили руки декана. Шальные мысли вмиг окрасили щеки румянцем стыда, заставляя меня сильно прикусить нижнюю губу. Боль отрезвила, навела порядок в голове, заставила сделать первый шаг по направлению к выходу.

Стоило покинуть кабинет, как до меня донеслись громкие безутешные женские рыдания. Осознание вины ножом полоснуло по сердцу. Как только мы показались в холле, лира Изабель отпрянула от мужа и вся в слезах бросилась мне навстречу. Не стыдясь присутствующих, женщина обнимала меня, высказывала надежду, что это не последняя наша встреча, что все еще образумиться и она обретет в моем лице еще одну дочь. А я стояла истуканом и не могла произнести ни слова. Тугой ком подкатил к горлу, не позволяя даже вздохнуть.

Темно-карие глаза лира Невилла также подозрительно поблескивали. Несмотря на напускное спокойствие и неприступный вид, который он на себя напустил, я подошла к нему, чтобы выразить благодарность, и на мгновение оказалась в крепких отеческих объятиях. Когда его тонкие губы тронула легкая улыбка, на душе немного полегчало. Но самое сложное — расставание с Дариелом — еще предстояло пережить.

До дома, ставшего таким родным, мы добирались в полном молчании. Стремительно накатывало отчаяние. По прибытии декан помог мне выйти из кареты, задержав мои пальцы в своей ладони немногим дольше положенного, но едва мы оказались у мраморной лестницы, которая вела на второй этаж, он направился в свой кабинет. Я же поднялась в свою комнату, с тяжелым сердцем обвела ее взглядом, проверяя, все ли сундуки слуги погрузили в подготовленный экипаж. Он уже стоял у парадного входа в ожидании меня и Нарины. Как только за нами закроется дверца, четверка вороных двинется в путь.

Переодевшись с помощью всхлипывающей Клементины в разложенное на кровати дорожное платье, отправилась на поиски Дариела. Пришло время душераздирающего момента — прощания. Со слов Натаниеля, хозяин дома по возвращении не покидал свой кабинет. После непродолжительного стука и позволения войти я нажала дрожащими пальцами на ручку, толкнула дверь и сразу же встретилась взглядом с любимыми и на этот раз печальными глазами декана. Он стоял у окна, и как только я переступила порог, торопливо приблизился.

Мы неотрывно смотрели друг на друга. Я пыталась запечатлеть в памяти каждую черту его лица, не верила, что еще пару мгновений и, возможно, больше никогда не услышу его завораживающего низкого голоса, заразительного смеха, не увижу проницательных черных глаз, не войду следующим утром в столовую и не пожелаю доброго утра, а вечером не буду сидеть у камина в его компании и пить чай или горячий шоколад.

— Уже собралась? — Дариел первым нарушил воцарившееся между нами неловкое молчание.

— Да…

Внезапно мужчина взял меня за руку и вложил в него пульсирующий кристалл правды.

— Когда тебе будет плохо, невыносимо одиноко, захочется выговориться, подумай обо мне, и я приду. В любое время дня и ночи. Я всегда буду с тобой.

— Я не могу его принять, — возразила и попыталась вернуть декану артефакт, но он был непреклонен.

— Это подарок, Лилит. Не возьмешь сейчас, отправлю с посыльным. Не успеешь добраться домой, как он будет уже дожидаться тебя.

— Спасибо огромное! — таких ценных и дорогих сердцу вещей мне еще никто не преподносил.

— Тебе нужно идти, иначе я передумаю, и ты навсегда останешься со мной.

— Навсегда… — мои губы тронула печальная улыбка. — Не слишком ли это много?

— В самый раз. Только, Лилит, если по каким-то причинам нам не доведется быть вместе, умоляю тебя, никогда не меняйся, оставайся все той же Лилит. И прошу, поразмысли над поступлением в академию. Не захочешь обучаться под моим руководством, выбери любое учебное заведение в империи. Можешь и вовсе указать одну стихию в анкете. Только не зарывай свой талант в землю, позволь ему развиться.

— Дариел, я… — голос надломился, и я смогла прошептать лишь “спасибо”, изо всех сил стараясь при этом не разрыдаться.

— До встречи, Лилит, — он нежно провел ладонью по щеке. От этой будоражащей ласки я закрыла глаза, а в следующую секунду ощутила его губы на своих. Я прильнула к нему, не желая, чтобы он останавливался. Однако поцелуй вскоре закончился — Дариел отстранился первым. — Тебе пора, или я точно сдержу обещание и ты никуда не уедешь, — с этими словами он подошел к двери и распахнул ее.

— Вы правы, — с поникшей головой я покинула кабинет.

Декан проводил меня к ожидающей карете. Лошади нетерпеливо перебирали копытами, мечтая поскорее отправиться в путь. Нарина уже сидела внутри и тихонько всхлипывала. В одном из окон первого этажа за нами наблюдал Натаниель. Мужские руки сомкнулись на моей талии и ловко усадили в экипаж. Его внутреннее убранство поражало своей роскошью и непрактичностью. Мягкие сидения и множество шелковых подушек располагали к дальним дорогам. О подобных удобствах в почтовых каретах можно было лишь мечтать.

Дариел подмигнул мне и хлопнул дверцей. Спустя мгновение раздался выкрик кучера, удар хлыста, и лошади тронулись с места. Я прилипла к окошку и не сводила глаз с любимого мага, пока он не превратился в крохотную точку. Судорожно вздохнув, откинулась на спинку и заметила стоявшую на полу плетеную корзину. Теплая волна в тот же момент захлестнула сердце. Наверняка это дело рук декана. Ведь он видел, что за завтраком я выпила всего две чашки чая. Знал, что не стану о чем-либо его просить, и сам распорядился собрать нам в дорогу что-нибудь поесть.

На протяжении всего пути я пребывала в размышлениях, неустанно подвергала анализу события прошедшего месяца. И в те мгновения, когда карета тряслась и подпрыгивала на ухабистой дороге, я особо остро ощущала заботу Дариела, от счастливого будущего с которым отказалась по собственной глупости. Нарина также была тиха и замкнута и общалась со мной только в случае крайней необходимости.

Первую ночь мы провели на постоялом дворе в Хелдвуде, где с комфортом отдохнули, едва договорились о ночлеге для кучера. Там нам предложили аппетитную на вид еду. Ее подали непосредственно в комнату, которую я сняла для себя и Нарины. Но никто из нас даже не притронулся к ней. Возможно, потому что перекусили по дороге. Или же причиной тому стала тоска, охватившая наши сердца.