Оставались их обязанности феодальных сеньоров: сбор церковной десятины и других налогов, сторожевая служба… Но и тут перспектива была удручающая. В конце лета регенты собирались ужесточить налогообложение, это сулило всем новые тяготы. Совет регентов уже предупредил землевладельцев, Дерини и людей, о том, что решение принято.

Такое не могло понравиться Дерини. Менее осторожными из недовольных были младшие сыновья, объединявшиеся в банды из-за нехватки средств, а то и просто от скуки бесчинствующие на дорогах.

Таких не в меру порывистых молодых людей, сбившихся в дюжину шаек, было около сотни. У большинства из них сохранились достаточно прочные связи со своими титулованными семьями, чтобы не слишком-то страшиться наказания. Да и кто были те шерифы и констебли, противостоявшие сыновьям графов и баронов? Они не имели большой власти над родовитыми буянами, как ни добивались ее.

Все чаще в эти месяцы перед коронацией Алроя Джеффрай делился своими страхами с Камберианским советом, все чаще Девин, Ансель и Джесс отвечали, что они делают все возможное. Но трое юношей во главе с Грегори просто не могли оказаться одновременно в десятке мест, даже разделяя свои небольшие отряды. Еще меньше можно было сделать от имени Совета без опасности выдать его существование, а об этом не должен был знать ни один человек.

Алрой Беренд Брион Халдейн был коронован, когда ему исполнилось двенадцать лет. В день возведения на престол нового короля долгая, унылая зима сменилась весной. У его отца был строгий и консервативный королевский двор, но регенты решили, что для юного короля Алроя это не подходит. После официальной части церемонии подготовили развлечения для короля и его братьев, Среди прочих забав были турнир и великолепная ярмарка. В ожидании их сама коронация казалась просто пыткой, но принцы ради грядущих удовольствий готовы были все стерпеть.

День для них начался рано. Алроя и его братьев подняли для утренних молитв и ванны — но не для завтрака — и разделили, чтобы Алрой в последний раз перед церемонией выслушал наставления. Пока слуги одевали его в белое и золотое для коронации, мальчику пришлось наизусть повторять свои сегодняшние речи, чем епископ Хьюберт остался доволен — он в течение последнего месяца зубрежкой доводил детей до изнеможения.

С безразличием, но точно по тексту, Алрой повторял заученные слова. Слишком печально, как сообщил потом Хьюберт регентам. Мальчик спросил епископа, сможет ли он стать хорошим и мудрым королем. Разумеется, Хьюберт заверил его, что сможет, особенно если будет слушаться наставлений своих советников. Тем не менее епископу вопрос не понравился. Пока регенты у власти, мальчик не должен воображать себя настоящим королем.

Процессия покинула замковый двор, возглавляемая войском дворцовой стражи в форме Гвиннеда и пэрами королевства, которые смогли приехать в Валорет, их было около пятидесяти, людей и Дерини, хотя последние присутствовали в меньшем количестве, чем Камбер рассчитывал. Среди них был Девин, рядом с ним ехал Ансель. Граф Грегори приехал с сыновьями, а барон Торквилл де ла Марч, только что вернувшийся из своих восточных владений, выглядел так, словно ему не терпелось немедленно уехать обратно.

Как заметил Камбер, когда процессия приблизилась к ступеням собора, где стояли он, Джеффрай и епископ Хьюберт, большинство свиты составляли люди. Многие самые могущественные и влиятельные Дерини просто не приехали!

С упавшим сердцем Камбер поправил ризу на плечах — ризу, много лет назад подаренную Синхилом, — и стал наблюдать, как участники церемонии сходят с коней и направляются в собор. Отсутствие некоторых Камбер предугадывал заранее, а кое-кто, как Ивейн и Райс, не участвовал в процессии и был уже внутри. Но такого жалкого зрелища он предвидеть не мог, это была просто пощечина регентам со стороны представителей его расы. Он горячо молился, чтобы регенты были слишком заняты, чтобы обратить на это внимание, но знал, что молитва не поможет. Регенты заметят. Если не Мердок, так обязательно Таммарон или Ран. Или Хьюберт.

Камбер искоса взглянул на тучного Хьюберта, расположившегося напротив Джеффрая, и увидел, что епископ-регент уже заметил. Он обиженно надул маленькие розовые губки и повернул ангельское личико, чтобы продиктовать несколько слов секретарю, стоявшему справа от него. Лист, на котором писал секретарь, был наполовину виден.

«Джорем, что пишет тот человек?» — мысленно спросил Камбер сына, стоявшего за ним и Джеффраем и лучше видевшего лист.

«Имена, — ответил Джорем. — Он составляет список присутствующих на процессии. Хочешь пари, что внутри тоже записывают тех, кто уже там?»

«Не надо пари, — возразил Камбер. — Ивейн и Райс уже на месте?»

«Да».

«Слава Богу, — подумал Камбер. — Иди и проверь. Если регенты составляют списки, нам лучше сделать то же самое, чтобы можно было предупредить тех, кто не пришел. Я понимаю их раздражение, но в таком случае они могли бы быть менее принципиальны».

«Отец Эмрис внутри с гавриилитами, — сообщил Джорем. — Мне попросить его составить список? Ему не придется записывать, я могу связаться с ним, не вызывая подозрений».

Камбер кивнул; вспоминая, что у аббата Ордена святого Гавриила была изумительная память. Знаком он попросил сына нагнуться к нему.

— Джорем, ты не принесешь мне воды? — спросил он скорее ради тех, кто мог подслушивать. — Такой старый человек, как я, не может простоять всю церемонию, не выпив чего-нибудь холодненького.

— Разумеется, ваша милость, — с поклоном ответил Джорем; торжественность, написанная на его лице, скрывала минутную веселость.

Он поспешил, чтобы слиться с толпой дворян внутри, когда королевская процессия, сопровождаемая звуками фанфар и барабанной дробью, остановилась на площади перед собором. Первыми на гнедых лошадях, ведомых графами Хрориком и Сигером, ехали братья короля, одетые в пурпур, с серебряными обручами принцев на головах. За ними Эван нес меч Гвиннеда, а в руках Мердока был королевский штандарт.

За ними следовал король. Сидя с непокрытой головой на рослом, абсолютно белом жеребце, он казался юным и беззащитным.

Коня вел под уздцы граф Таммарон, сдерживая горделивую поступь животного. По другую сторону королевского коня вышагивал Ран Хортнесский, едва пряча торжествующую улыбку.

Солнечный свет ярко играл на богатых одеждах регентов и самого короля, сверкал на золоте и серебре украшений, тонул в обилии вышивки, какое могли себе позволить только короли и священники.

Когда одеяние короля было осмотрено в последний раз и белую мантию уложили красиво ниспадающими складками, рядом с королем встали четыре графских сына, защитив его от солнца балдахином из золотой ткани. Когда двери собора раскрылись, чтобы впустить процессию, хор запел традиционный для коронаций гимн:

«Я возрадовался, когда мне сказали: войдем в храм Господень!»

Процессия двинулась по нефу: сначала монахи из хора в красных сутанах, затем дюжина мальчиков в белых ризах с капюшонами и пурпурными поясами, у каждого в серебряном подсвечнике тонкая свеча.

Следующим шел монах с кадилом, оставляя после себя сладковатое облачко благовоний, в котором, казалось, сам по себе плывет изящно украшенный крест примаса Гвиннеда (за легким туманом благовоний почти не было видно юного диакона, несущего его). Сопровождаемый капелланом и вторым диаконом, за крестом следовал архиепископ Джеффрай, далее архиепископ Ремутский Орисс со свитой. Оба епископа были в белых с золотым ризах, обильно украшенных вышивкой и аппликацией. А инкрустированные драгоценными камнями митры, богатством равные короне, и епископские посохи утверждали их пастырскую власть над душами своих чад.

Затем шествовал король со свитой. Слева и справа от Алроя, под балдахином, шли Камбер и Хьюберт. Правила требовали, чтобы Алрой держал обоих епископов за руки, но в последнюю минуту мальчик отказался выполнить это условие, отговорившись тем, что он устанет постоянно держаться за руки. Камбер догадывался, что на самом деле причиной отказа было то, что Алрой не знал, кому может довериться, поэтому решил не доверять никому.