Это случилось в один из его теперь нечастых визитов в Валорет, и Джеффрай, в белом плаще поверх кольчуги и шлеме с опущенным забралом, лично повел отряд. Единственным оружием был епископский посох в руке, а к шлему прикреплено бронзовое распятие — он, как и все Гавриилиты, был связан клятвой: не применять силу ни при каких обстоятельствах. Джебедия, навестивший собрата на обратном пути из Аргоды в Грекоту, ехал рядом с Джеффраем в доспехах рыцаря-михайлинца.

В полуденном свете на городских улицах два десятка хорошо вооруженных мужчин не видели опасности. Кого могла испугать толпа ремесленников и поселян, размахивающих чем попало? Воины теснили противника, топтали лошадьми и разили мечами.

Один Джебедия оценил, как опасны были мотыги, вилы и камни, свистевшие вокруг и бьющиеся о стальные щиты и шлемы. Слишком поздно он попытался перестроить солдат и сомкнуть ряды, слишком поздно — один из людей Джеффрая с криком свалился с лошади и был погребен под ногами орущей, визжащей, вопящей толпы. В то же мгновение сборище взвинченных, но еще способных повиноваться людей обратилось в ненасытного зверя, готового пожрать все на своем пути.

Быстрый меч Джебедии на этот раз оказался недостаточно скор, и лезвие мотыги, которую не успел отбить старый воин, вонзилось в щель для глаз на шлеме Джеффрая. Архиепископ Валорета был мертв прежде, чем его тело грянулось о мостовую.

Ошеломленные кощунственным убийством духовного главы Гвиннеда, участники стычки отшатнулись от неподвижного тела в белом. Казалось, вот-вот небеса разверзнутся над ними и молния поразит нечестивцев.

Однако Божья кара никого не постигла, и это не отрезвило, а вдохновило бунтовщиков. Выходило, что люди могут не только чинить расправу над обыкновенными безбожными Дерини, но и убить примаса всего Гвиннеда, если он Дерини, и не страшиться гнева Небес.

Теперь их не могли остановить ни кони стражников, ни мечи, ни смерть. В последовавшей резне погибла вся семья торговца, множество горожан и треть усмирявших бунт. Михайлинское одеяние Джебедии делало его готовой мишенью, к счастью, мало уязвимой. Тем не менее он выбрался невредимым благодаря удаче и инстинктам старого вояки, повинуясь которым, он действовал в схватке, совершенно потрясенный ужасной гибелью Джеффрая. Позже он утверждал, что его спасло участие в кортеже с траурной ношей. Толпа расступалась перед горсткой рыцарей, везущих тело Джеффрая, смиряя свою ярость при виде мертвого тела в белом, похожего на трагический призрак.

Джебедия проводил рыцарей до ворот епископского дворца, постарался успокоиться хоть немного себе, чтобы вернуть себе способность здраво рассуждать, а затем покинул их и стал выбираться из города. Со смертью Джеффрая в Валорете не осталось ни одного высокопоставленного Дерини. А реакция толпы на смерть Джеффрая и присутствие Джебедии лишний раз показала, что Валорет для Дерини перестал быть безопасным местом. Об этом девять месяцев назад предупреждал Торквилл де ла Марч. Проезжая мимо отряда, спешившего на помощь воинам епископа, Джебедия размышлял лишь об одном: осталось ли для него и его собратьев хоть одно безопасное место в этом мире…

Пусть верховный священник служит, как положено, а священникам их место уже указано.[23]

Весть о гнусном убийстве архиепископа Джеффрая в ту же ночь облетела весь Валорет, а затем разнеслась и по всему Гвиннеду. В сплетнях и слухах, передававшихся из уст в уста, почти ничего не осталось от истины: стражники герцога Эвана, подоспевшие на помощь гвардейцам и разогнавшие нападавших, были убеждены, что сражались с Дерини, Джебедию обвиняли в тайном подстрекательстве к бунту, а иные даже уверяли, что именно он прикончил архиепископа. Начались погромы и охота на Дерини, и армия хотя и не участвовала в этом, но и не пыталась остановить зачинщиков. В первый же день насчитали не меньше пятидесяти убитых, и далеко не все среди них были Дерини, некоторые пали жертвой ложных обвинений. Все захваченные Дерини были повешены, якобы в целях «самозащиты», пока вмешательство Эвана не прекратило беззакония.

К счастью, барон Ран, встревоженный нарастающими беспорядками, снял с учений половину валоретского гарнизона и направил на помощь Эвану, которому иначе ни за что было бы не совладать с обезумевшей толпой. В тот же день был введен комендантский час, и после наступления темноты удалось навести в городе относительный порядок, однако понадобилось еще несколько дней, чтобы страсти окончательно улеглись.

Камбер с остальными членами Совета, разумеется, узнал о гибели Джеффрая незамедлительно, а подробности поведал им Джебедия, который прибыл в кииль, воспользовавшись Порталом в Шииле, вместе с Райсом и Ивейн. Теперь им всем предстояло обсудить сложившуюся ситуацию и решить, что делать дальше. Вот уже двое близких им людей пали жертвами слепой, бессмысленной ярости, словно бы овладевшей всеми разом в Гвиннеде, и направленной против всех без разбора.

О беспорядках в Валорете вскоре узнали и в Ремуте. Герцог Эван приказал одному из своих деринийских агентов отослать гонца через Портал. Ремутский двор получил известие как раз в конце ужина. Гонец докладывал коротко и испуганно; регенты, король и принцы ловили его слова с жадностью, у каждого был к этому особый повод. Мальчики приняли известие с неподдельным ужасом и горем, все они любили архиепископа Джеффрая, в особенности Джаван. Регенты притворно сожалели о потере члена Регентского совета. Хьюберт даже прочитал молитву за упокой его деринийской души. Однако скоро на смену благочестивым речам пришла оживленная беседа о возможных претендентах на высокие посты покойного.

На целый час Джаван и Райс-Майкл были забыты — регенты перебирали имена всех епископов Гвиннеда. На Алроя тоже не обращали никакого внимания, если бы не имели намерения заручиться поддержкой короля в выборе кандидата, которого они в конце концов представят епископскому синоду. Нового главу церкви избирали особы духовного звания, но предлагал достойнейшего король или Регентский совет.

Только когда выбор удалось сузить и Хьюберт остался единственным приемлемым кандидатом, регенты снова удостоили вниманием молодого короля. Используя все свое влияние, они очень скоро убедили его, что избрание Хьюберта более всего соответствует интересам королевства, и потребовали от мальчика обещания подписать официальную рекомендацию, как только документ будет подготовлен.

Далее было решено, что двор как можно скорее должен перебраться обратно в Валорет, чтобы регенты могли проследить за выборами. Условия жизни там были куда более приемлемы — Ремутский замок так и не приобрел роскоши, которую любили регенты. Поэтому зимой в Валорете будет много удобнее, а особенно хороши будут там рождественские праздники.

В приподнятом расположении духа регенты призвали мажордомов и гофмейстеров, чтобы сделать необходимые распоряжения по сборам к переезду. Тихий уход Джавана и Тависа остался незамеченным. К этому времени Райс-Майкл уже заснул в своем кресле, так что Тавис взял на руки посапывавшего принца и следом за Джаваном вышел из холла. Что же до Алроя, то он ничего не мог поделать. Ему не разрешат идти спать до тех пор, пока королевская подпись не скрепит все необходимые документы.

Однако Джаван только изображал усталость, Тавис заметил это, когда они поднимались по винтовой лестнице на предпоследний этаж, где располагались апартаменты мальчиков. Уложив Райса-Майкла в постель, Тавис вошел в комнату Джавана и застал его сидящим с единственной свечой у окна.

Джаван не противился, когда Тавис завернул его в меховой плащ, укрывая от холода, сквозившего в оконные щели. Мальчик молча грел замерзшие пальцы над пламенем свечи. Он весь был в своем горе. Тавис накинул плащ и опустился на подушку напротив принца. Он хотел было коснуться лба мальчика, чтобы снять исходившее от него напряжение, но Джаван не позволил, покачав головой, и еще больше замкнулся в себе.