— Но он не…

— Ты знаешь это, и я знаю, — согласился Райс, — и даже регенты могут знать об этом. Но неужели ты думаешь, что они упустят такую прекрасную возможность обвинить Дерини в государственной измене?

Ансель безнадежно вздохнул и ссутулился.

— Вы правы. Теперь они скорее всего начнут охоту за мной — братом и наследником предателя.

— Именно этого я и боюсь. — Райс уставился под ноги, потом снова взглянул на Анселя. — Сейчас собирается заседание Совета. Нам хотелось, чтобы и ты присутствовал. Это поможет немного отвлечься от случившегося.

Глубоко вздохнув, Ансель расправил плечи и поднял голову.

— Я иду.

В кииле собрались остальные, Ивейн и Джорем, скрестив ноги, сидели справа от Камбера возле белой глыбы на помосте. В центре каменной глыбы покоился серебристый шар, бывший для огромного помещения единственным источником света, не считая четырех зажженных факелов в бронзовых подставках.

С момента прибытия Джорема и Ивейн они вместе с Камбером еще раз проживали смерть Девина, вспоминая короткую, но героическую историю его жизни, и искали скрытый смысл в том, что он узнал перед своей гибелью.

Последнее подозрение Девина насчет непредсказуемого принца Джавана горько-сладким бальзамом лилось на их израненные сердца. Ивейн и Камбер всплакнули, но теперь слезы остались в прошлом. Джорем не уронил ни единой слезинки и не дал облегчения своей душе; оттого каждая клеточка его тела, укрытого тяжелым михайлинским плащом, содрогалась от горя и ярости. Его лицо, освещенное снизу, превратилось в маску, такую же холодную, как мрамор священного монолита.

Вскоре к Камберу и его детям присоединились Джебедия, Грегори и его сын Джесс. Все трое были измождены и мрачны, освещаемые багровым светом лампы, которую нес Джебедия. Михайлинец тихо сел справа от Джорема и потушил фонарь. Он понимал, как велико было горе Камбера от потери внука и юного, но многообещающего единомышленника.

Но Грегори не сознавал глубины скорби троих. В нем говорил только гнев.

— Райс уже пошел за Анселем? — спросил он.

Ивейн коротко кивнула.

— А Джеффрай? — продолжал Грегори.

— Пока еще в замке, — ответил Джорем.

Немного смущенный краткостью ответов, Грегори уселся на свое обычное место между Джоремом и Ивейн, уперев руки в бока. Джесс молча занял место справа от отца.

— Мне очень жаль, — угрюмо произнес Грегори. — Я знаю, как смерть Девина поразила вас. Не хочу показаться бесчувственным, но меня интересуют обстоятельства. Элистер, ты видел, что случилось?

Камбер кивнул и протянул руку.

— Посмотри сам, — прошептал он, открывая ему сознание Элистера. — Мы потеряли и других из нашего племени.

Грегори, взявшийся за протянутую руку, вдруг отдернул свою, словно от раскаленного железа.

— Нет, не из нашего! Они не такие, как мы! — Он резко мотнул головой. — Дерини — да, но… Джебедия рассказал мне кое-что из того, что случилось. Они похожи на тех негодяев, которые напали на вас с Джоремом на дороге этой зимой.

— Нет! — сказал Камбер. — Те были несчастные бездельники-мальчишки. А эти — убийцы, целившие в принцев, кровавые мясники вроде тех, что покалечили Тависа О'Нилла!

— По-моему, вы оба неправы, — резко прервала их Ивейн. — Те были дети-садисты, их никто не остановил, и они превратились в убийц, готовых уничтожить тех, кто, по их разумению, мешал вести привычную для них жизнь, и только одного они не смогли понять, что династия Халдейнов и те, кто ей служит, не враги.

Джорем был не согласен, но прежде чем возразить, напрягся всем телом, сдерживая себя:

— Насколько я помню, многоуважаемые регенты тоже служат Халдейнам. Если наши юные скучающие соотечественники ищут виновников, почему бы им не обратиться к себе самим?

— Джорем, Джорем, желчностью ничего не добьешься, — вздохнул Камбер, снова протягивая, руку Грегори.

— Давай, Грегори, прочти. А потом посмотрим, останется ли в тебе сострадание к тем, кто стал причиной смерти Девина.

Грегори вошел в контакт, закрыл глаза и узнал все, что послал Элистеру Девин, все, за исключением самых последних секунд. Когда Грегори вышел из транса, его узкое лицо помрачнело. Реальность, открывшаяся ему, больно задела его отцовские чувства.

Мгновение он сидел, склонив голову на руки. От необходимости говорить Грегори спасло прибытие Райса и Анселя. Когда они поднимались на помост, юношу покачивало. Все встали, и в этом мальчике Камберу привиделся Девин. Вошедшие остановились слева от Камбера.

— Я бы хотел, чтобы этот день не был праздником святого Михаила, — запинаясь, произнес Ансель. — Я… — Он замолк и проглотил подступивший к горлу комок, чтобы снова не расплакаться, потом, когда ему удалось восстановить некое подобие самоконтроля, поднял глаза на Камбера. — Епископ Элистер… — На мгновение в его глазах промелькнула нерешительность, и он продолжал: — Я… Дядя Райс сказал мне; что вы были… что вы…

— Прочти мои воспоминания, сынок, — пробормотал Камбер, протягивая обе руки навстречу внуку. — Давай же, — поторопил он, когда Ансель в нерешительности оглянулся на остальных. — Остальные знают, и ты должен. Он был твоим братом.

Когда Ансель установил контакт, Камбер опустил свои защиты Элистера и упрочил возникшую связь. Он не раскрыл юноше всей полноты своих чувств, потому что знал, что ни Ансель, ни Девин не хотели бы этого. И отдал все, кроме последней исповеди и вмешательства Камбера.

Когда Ансель вышел из транса, по его не знавшим бритвы щекам катились слезы. Камбер нежно обнял его, как прежде Райс, проверяя, чтобы на этот раз горе ушло. Юноша снова поднял голову, слез больше не было, осталась только память о человеке, который был его братом и отдал жизнь за дело, в которое они верили.

Все расселись вокруг мраморной глыбы в ожидании Джеффрая. Вскоре он, разгневанный и печальный, присоединился к ним и тоже опустился на колени. Он поставил на глыбу рядом с лампой-шаром черный кожаный сундучок. Крышка его была запечатана золотыми крестами.

— Скорее, я просто не мог, — в голосе Джеффрая звучали горе и крайняя усталость. — Когда Девина привезли в Ремут, оказалось, что они еще не разобрались. — Он тяжело вздохнул. — Элистер, я должен выговориться, иначе забуду то, что осталось во мне, несмотря на злость и страх. Нам нужно все подготовить. Ты не позаботишься об этом?

Он придвинул черный сундучок, и Камбер стряхнул с себя оцепенение, во власти которого находился, и решительно потянулся за кубиками стражи, которые носил за поясом. Вынул знакомый мешочек из черного бархата, потянул и развязал пурпурный шнурок.

Намеренно отвлекаясь от рассказа Джеффрая, он вспомнил другое далекое время и другое место. До того, как они нашли кииль, и даже до того, как наверняка узнали, что любая из многочисленных способностей сложных фигур куба безопасна. Среди них были и самые обыкновенные, но ни разу они не пытались разбудить магические силы, запертые в очертаниях алтаря Грекоты.

Пустой мешочек Камбер на всякий случай заткнул за пояс и, по очереди вынимая кубики из кучки, стал выкладывать фигуру на мраморной глыбе. Гладкость и прохлада магических тел несколько успокаивали разбушевавшиеся в нем страсти.

— Что было в Ремуте, Джеффрай? — спросил Джебедия.

Джеффрай глубоко вдохнул, словно стараясь набраться сил и решительности.

— В плен взяли четырех живых пленников, все они были Дерини. Вам наверняка знакомы их имена. Один умер прямо на допросе, когда лорд Ориэль коснулся точки смерти.

— Ориэль? — воскликнул Райс. — Он помогает регентам?

Джеффрай кивнул.

— Элистер и Джебедия долгие годы предупреждали нас, что Дерини встанут против Дерини, теперь именно это и происходит. Я не хотел верить слухам, ходившим при дворе, но видел это собственными глазами. Регенты создают предателей. В случае с Ориэлем они держат в заложниках его жену и крошку-дочь. У меня нет оснований надеяться, что это единственный случай.