— Спасибо, Саша! — поблагодарил Петров и повернулся ко мне. — Леш, чего молчишь? Все так плохо?

— Это великолепно! — заулыбался я. — Ты опять сумел меня удивить!

— Правда? — зарумянился он в ответ. — Не стыдно будет государю показать?

Цепочка ассоциаций промелькнула в голове и сложилась в конкретные не очень приятные мысли:

— Ты за государя не переживай, ему свой восторг перед подданными демонстрировать невместно, а вот государыня явно эмоций скрывать не станет… Так, — я достал телефон и нажал вызов контакта «Папаша», — стоим тихо, иначе счастья не видать…

Братья с Сашкой уставились на меня непонимающе, но возражать не стали.

— Привет еще раз, отец. Чего звоню, Петров закончил портрет деда.

— И как получилось?

— Просто бомба!

Несколько секунд в трубке стояла тишина, прерываемая звуками продолжающегося у Долгоруких банкета, пока наконец не раздалось:

— Ты еще дома?

— Да.

— Через минуту перезвоню.

Отец перезвонил не через минуту, а через пять:

— Готовь особняк к приезду императорской четы, будем через час. Колю с Сашей в училище не отпускай, поедете все вместе чуть позже. И насчет большого ужина распорядись. Задача понятна?

— Да.

— Приступай к выполнению.

— Есть. Деда Михаила захватите?

— Обязательно. Вместе с Григорием и Константином.

— Жду!

Убрав телефон в карман, я повернулся к братьям и Сашке Петрову:

— Срочно переносим холст в гостиную на место, где висел портрет князя Пожарского, и готовимся к приезду императорской четы с сопровождающими лицами. — Теперь я смотрел только на братьев. — Увольнительная продляется на неопределенный срок.

— Круто!

— Шура, надо переодеться в костюм, как и мне, но сначала портрет.

— Понял, — судорожно кивнул он и заметался по гостиной, вернее, по мастерской.

Оставив братьев присматривать за другом, я отправился к Михееву и на кухню предупреждать о высочайшем визите. Через десять минут особняк стал напоминать потревоженный улей, даже с улицы доносились какие-то резкие команды Михеева.

— Что за ерунда происходит? — в гостиную моих покоев завалился явно заспанный воспитатель.

— Скоро состоится презентация портрета государя, — хмыкнул я и объяснил ситуацию. — Прохор, если это мероприятие пройдет без моего участия, а, скажем, на неделе, когда я в училище париться буду, Сашку разорвут с этими портретами! И первая, кто это сделает, будет государыня! А он и отказать ей не сможет! — закончил я.

— Мог бы и с отцом как-то насчет Сашки договориться, чтоб присмотрел… — буркнул воспитатель. — Он-то и государыне в легкую откажет, за ним не заржавеет.

— Черт! Не подумал… — вздохнул я. — Спасибо, что подсказал.

— Обращайтесь. Чем еще могу помочь?

— Можешь, Прохор, еще как можешь! И в таком вопросе, к решению которого у тебя явно будет лежать душа. Надо бы в погребок наведаться, а то гости уже веселые приедут и возжелают продолжения банкета, вот и…

— С этого и надо было начинать! — С воспитателя слетели последние остатки сна. — А то опять эти детские интриги… — он развернулся и направился к выходу. — Все будет в лучшем виде, не переживай! И поздравляю с победой, сынка!

— Спасибо!

Высоких гостей мы, понятно, встречали на крыльце, после чего проводили в гостиную, где их уже ждал небольшой стол с алкоголем и легкими закусками. Минут пятнадцать было потрачено на обязательные разговоры под рюмочку, после чего мы дружно направились в тот угол гостиной, где пока еще без подсветки висело искомое произведение искусства. «Честь» включить лампу досталась автору, после чего он скромно отошел в сторону и замер в ожидании реакции заказчика и близких к нему лиц.

Не было никаких охов и ахов, не было вообще ничего, просто стояла тишина, пока император шумно не выдохнул:

— Черт побери! Отличная работа, Александр! Не зря я тебе столько времени позировал! Дорогая, что думаешь?

— Абсолютно согласна! — императрица сделала шаг вперед и стала еще пристальнее вглядываться в портрет. — Премию Александр заслужил однозначно, как и нашу искреннюю благодарность. Такой талант надо холить и лелеять… — она, наконец, оторвалась от портрета и повернулась к явно смущенному художнику. — Сашенька, ты просто молодец! Не знаю, как тебе это удается, но ты умеешь не только заглянуть в душу человека, но и перенести эту душу на холст!

Пока императорская чета под моим чутким «контролем» общалась с Петровым в сторонке, продолжая расточать тому комплименты, остальные «гости» приблизились к портрету и принялись его оживленно обсуждать.

— Отец, — услышал я расстроенный голос Константина Пожарского, — похоже, после этого портрета дядьки Николая нам с Гришей придется своих долгонько дожидаться. Петров пока всех Романовых не перепишет, они его на сторону не отпустят!

— Не отпустим! — это был голос дядьки Николая. — А тебе, Костя, лучше подождать. Согласись, лучше в форме полковника быть запечатленным для истории, чем подполковника?

— Ты прав, Коля, да и орденов надо бы подкопить для пущего эффекта…

Мои опасения насчет планов бабки на моего друга стали подтверждаться за ужином: сначала императрица аккуратно осведомилась у художника, сколько времени ему надо на отдохнуть, потом стала намекать на то, что мои покои в Кремле пустуют, а уж до Суриковки Сашеньку как-нибудь доставят и обратно в Кремль привезут… Петров при этом что-то скромно бурчал и опускал глаза. И только я собрался вмешаться, как меня опередил отец:

— Мама, дайте молодому человеку немного прийти в себя, а к этому вопросу можно вернуться чуть попозже! У Александра зимняя сессия на носу, ему готовиться надо.

— Решаемый вопрос, — чуть нахмурилась та. — Один звонок ректору, и все…

— И какой пример мы покажем остальным? — делано возмутился отец и покосился в нашу с братьями сторону, успев при этом мне незаметно подмигнуть.

— Александр прав, дорогая, — вмешался император. — Не будем перегибать палку. Да и есть некие обстоятельства, — он многозначительно показал глазами супруге в мою сторону, — которые могут существенно повлиять на визуальное восприятие твоего портрета, дорогая, и, заметь, только в лучшую сторону.

— Об этом-то я и не подумала. — важно кивнула императрица. — Спасибо, что напомнил, дорогой! Сашенька, отдыхай и готовься к сессии, думаю, она у тебя пройдет без всяких там проблем, уж я позабочусь.

— Спасибо, государыня! — чуть расслабился Петров.

Зато напрягся я: опять засада на ровном месте! Хрен теперь бабка вообще с меня слезет! Успокаивало одно: теперь вертеть ею можно как вздумается.

В десятом часу вечера нас с братьями было решено отправить в училище:

— Нечего прохлаждаться, молодежь, да еще и с алкоголем! — заявил нам изрядно «подпитый» царственный дед. — Вы и так уже в увольнительной слишком задержались. — И, перестав обращать на нас внимание, обратился к другому моему деду, не менее «подпитому»: — Мишаня, а помнишь, как мы с Вовкой на третьем курсе из увольнительной из-за тебя опоздали?

— Не из-за меня, а из-за тебя, Коля!..

Понятно, разрешения остаться в особняке у меня никто спрашивать и не подумал, ну и ладно, мне не жалко, конкретно сейчас меня волновал другой вопрос:

— Прохор, это ты отца насчет Петрова предупредил? — поинтересовался я у провожавшего нас воспитателя.

— Ага. Я так подумал, что очередной конфликт на ровном месте со старшими родичами тебе не нужен, вот с Сашей тихонько и переговорил. Не переживай, он обещал нашего Смоленского Рембрандта в обиду не давать. Ну, ты сам все слышал…

— Слышал. Спасибо, Прохор!

— Езжай уже! И глупостей не натвори!

— Передай Михееву, что я завтра после обеда жду машину, в Ясенево надо бы метнуться.

— Я сам за тобой приеду, тем более сегодня у меня последние сутки ареста.

— По Решетовой соскучился? — не удержался я.

— Езжай давай!

— Вике привет передавай.

— Курсант Романов, у меня приказ подвергнуть вас аресту и поместить на гауптвахту. — Дежурный прапорщик на КПП сделал знак явно дожидавшимся меня двум «мухоморам».