— Так что вот, — закончил я, — перед вами главный акционер ЗАО «Котофей». Остальные акционеры — это непосредственные участники проекта, их вклады — сама идея и труд по ее осуществлению. А любого, кто вздумает каким-то образом торговать какими-то бумагами, имеющими хоть отдаленное отношение к «Котофею», я сгною лично.
— Ага, — задумалась Маша, — тут мне недавно какой-то энтузиаст проект плотины через Берингов пролив прислал, а я ведь помню, читала что-то такое — в этом случае климат в Нью-Йорке станет как на Сахалине. Надо будет это дело слегка профинансировать, пусть янки шкурки про запас покупают, пока те не подорожали. И утечку про это в газеты организовать…
— Совсем у тебя с этими вашими консалтингами мозги заплесневели, — укорил я племянницу. — Зачем же так топорно работать? Всего-то и надо, что статью в солидный журнал от какого-нибудь ученого средней известности, где тот докажет, что данная плотина на климат никак повлиять не сможет. Вот и все, остальное клиенты прекрасно доделают сами.
— А чертежи кошконесущих самолетов у тебя уже есть? — поинтересовался Гоша.
— Не только чертежи, есть два уже готовых. А что, продать кому-нибудь хочешь?
— Скорее просто подарить. Тут у меня турецкий посол был, так якобы мимоходом спрашивал, а зачем тебе кошки. Мол, Турция всегда готова помочь, но хотелось бы знать, чему именно!
— Думаешь, кто-то поверит в то, что этих хвостатых можно сбрасывать на врага?
— Сам же учил меня не недооценивать человечество, оно и не в такое ухитрялось верить. Распустить слух, что после четырехмесячного обучения по твоей методике кошка без лишнего мява вцепляется в горло разговаривающему при ней по-турецки, и больше ничего не надо. А то эти янычары совсем обнаглели — открытым текстом намекают, что у англичан арендная плата за их Дарданеллы выше! Я им, правда, в ответ пример американцев на панамском перешейке привел, так что пока угомонились. А кошки от полета у тебя не передохнут?
— Моя же не передохла, хотя уже несколько раз летала, — пожал плечами я. — А в кошконесущих самолетах усилена звукоизоляция салона и на моторах стоят хоть и примитивные, но глушители. Меня больше интересовало, как бы соболя от полета не того, но охотники говорят, что того шума, что его окружает с рождения, соболенок потом не боится. У кого-то они дома росли и на гавканье собак впоследствии никак не реагировали. А на заимках будут бензогенераторы — и электричество, и зверьки с детства к шуму моторов привыкнут.
Маша в это время лихорадочно рылась в своем ноутбуке, пытаясь найти фотографию соболя.
— Нету, — разочарованно сказала она, — есть ласка, но это просто крысеныш какой-то. На что он вообще похож, этот пушной зверек?
— Небольшой песец, — предположил Гоша.
— Неполный, — уточнил я, — зверь размером с кошку, но с мордой, как у маленькой собачки.
Зазвонил телефон.
— Тебя, — передал мне трубку Гоша.
На том конце провода была Мари, она сопроводила английского короля в Гатчину и теперь предлагала мне побыстрее ехать туда, если я хочу с ней увидеться, а то ей уже пора к дочке.
— И как король, созрел? — поинтересовался я.
— Думаю, да, но ты уж сам посмотришь. Так мне тебя ждать?
— Не надо, — принял решение я, — заночую сегодня в Зимнем, так что наоборот, это я тебя жду.
— А Эдуард? — не поняла Мари.
— Дорогая, для чего я, по-твоему, женился — чтобы спать с королем Эдиком? Перебьется.
Глава 3
Поздним вечером мы с величеством успели еще где-то с полчаса побеседовать про оружие, а точнее — про будущий закон о нем. Судя по всему, для Гоши это был не экспромт.
— Мне кажется, — заявил он, — что существует два допустимых пути решения этой проблемы. Первый — государство запрещает своим гражданам иметь оружие. Но при этом берет на себя гарантии безопасности этих самых граждан. Не в том смысле, что насильственных преступлений не будет, это недостижимо, а просто оно берет на себя обязанности страховщика. То есть ограбили кого-нибудь — государство тут же возмещает ему стоимость изъятого, компенсирует моральный ущерб, упущенную выгоду и вообще все, в чем этот кто-то потерпел убыток. А потом начинает ловить бандитов… Если же оно, запретив иметь оружие, не берет на себя таких обязательств, то это значит, что для него народ — это не граждане, а скотина. Ну, или рабы…
Тут он замолчал и посмотрел на меня.
— Думал, возражать буду? Да нет, я в общем тоже примерно так считаю, — кивнул я.
— Второй, — продолжил Гоша, — государство сразу заявляет, что ни обеспечить стопроцентную безопасность, ни такую же компенсацию ущерба оно не может. И разрешает гражданам ходить вооруженными, оставляя за собой лишь надзорные функции по применению этого оружия. И какой, по твоему мнению, путь более приемлемый для России?
— Разумеется, второй, — несколько даже удивился я. — Даже если забыть, что на первый у нас элементарно не хватит денег, то все равно он плох тем, что поощряет в народе соответствующие настроения. Дескать, мне государство должно по жизни! А потом будем удивляться, с чего это либерасты так расплодились.
— Но при этом мы ставим граждан в неравные условия, — заметил император. — Вот, скажем, повстречается грабителям… ну, твой Акимов, например. Так они у него и пискнуть не успеют! А вот, скажем, тот же Циолковский… Думаешь, ему ПФ в кармане сильно поможет?
— Ты, пожалуйста, божий дар с яичницей не путай. Наше дело — дать человеку возможность защищать себя и своих близких, а уж как он ей будет пользоваться — его дело. Но, пожалуй, для тех, кто по состоянию здоровья защищаться сам не в состоянии, надо будет со временем действительно ввести какую-то государственную страховку. Для слепых там или безруких-безногих… А если у человека от избытка гуманизма руки трясутся и очки запотевают, так мы-то тут при чем?
— Но какие-то ограничения ввести надо?
— Пушки гражданам ни к чему и автоматы с пулеметами, пожалуй, тоже, — задумался я, — а остальное, наверное, и ограничивать не надо… Вот только на откуп местным властям этого отдавать нельзя. И, может, хватит на сегодня? Нас, между прочим, обоих жены ждут.
Наутро я завтракал уже в Гатчине, за компанию с его величеством Эдуардом VII. Величество чувствовало себя как на иголках и, наконец, не выдержало:
— Господин канцлер, не будете ли вы так любезны, просветить меня, по каким признаком вы производите людей в свои друзья?
— Мои друзья говорят мне только правду, — пояснил я, — но это процесс постепенный. Скажем, в беседе со мной кто-то не соврал, хотя и мог. Ну, недоговорил, понятно, но все равно — хороший человек. Если хороший человек год таким и остается, то это уже приятель. Ну, а приятель с двухлетним стажем уже называется друг… Это, так сказать, эволюционный путь. Но есть и революционный — это когда я сижу и ничего не подозреваю, а кто-нибудь раз — и совершенно бескорыстно спасает меня от нешуточных неприятностей! Как кайзер в четвертом году — без его явной внешнеполитической поддержки Россия вполне могла получить затяжную войну с японцами. Так что в данный момент я горд, что имею честь беседовать с хорошим человеком Эдуардом.
Несмотря на многолетний стаж хорошего человека в лицедействе, на его лице мелькнула тень мысли, которую я для себя перевел как "эх, повесить бы наглеца". Но ведь здоровье-то не казенное! И Эдик неуверенно сказал:
— Вы знаете, мне кажется, что и якобы настоящий план кабинета про Китай и Южную Африку тоже на самом деле имеет отвлекающий характер… Но клянусь — в Китае действительно что-то задумано! И единственное, что я могу сказать — оно как-то связано с одним китайцем, который до недавнего времени пребывал в Токио, а сейчас перебрался на Гонконг. У него еще какая-то странная для китайца фамилия, кажется, Янсен.
Ага, подумал я, кто же это у нас там такой норвежский в Поднебесной завелся… Е мое, да небось отец китайского народа Сунь Ят Сен! Блин, этот сможет, если захочет. А уж если ему денег подкинут и оружия…