Так и ночь пройдет. И все будут думать, что старый Люкс спал. А он хоть и подремлет немного, но так, в пол-уха, и ни одного звука, ни одного шороха не пропустит.

С утра на заборе, одна нога на улице, другая во дворе, сидел друг Анд­рея Колька Самойленков и ждал новостей. В избу Колька идти боялся. Два дня назад он лазил в бабушкин огород за мячом и потоптал там укроп. Бабка тогда погрозила ему веником. Поэтому и сидел Колька на заборе верхом. Ес­ли покажется бабушка, можно с забора, как с лихого коня, соскочить на ули­цу, если позовет Андрюша, можно спрыгнуть во двор.

Изредка на крылечко выскакивали то Андрей, то Галя и сообщали:

— Еще спит, но уже открывал один глаз!..

— Бабушка говорит, что вечером будем его стирать. То есть мыть! Колька ерзал на заборе и ждал дальнейших сообщений.

— Проснулся, проснулся! Потягивается! — выскочив из дверей, прокри­чала Галя и моментально исчезла.

— Колбасу не ест. Совали ему в рот, а он царапается! — докладывал Ан­дрей.

Услышав про колбасу. Люкс выбрался из конуры и затрусил к крылечку. Если Егор отказался от колбасы, то, может быть, хозяева догадаются отдать ее тому, кто ее любит. Люкс не ошибся. Из дома выбежал Андрей и бросил ему пластик колбасы. Пес поймал его на лету и завилял хвостом, показывая, что он не прочь съесть еще один кусочек.

Потом Колька со своего забора услышал, как бабушка говорит:

— Этак он у нас совсем отощает. Пошел бы ты, Андрюша, на речку да поймал ему рыбки.

Что будет дальше, Колька знал хорошо... Через некоторое время выйдет Андрюшка в рыбацких залатанных штанах и счастливой кепке. В этой кепке он поймал однажды сазана и теперь всегда надевает ее на рыбалку. Вот вчера Андрей не надел ее и, пожалуйста, у них сорвался с закидушки большущий сом! Так что сегодня Андрей обязательно наденет счастливую кепку. Им же надо перехитрить того самого вчерашнего сома.

В своей счастливой кепке и рыбацких штанах Андрюшка будет бегать по двору, разыскивая банку с червями. Каждый раз, вернувшись с рыбалки, он ее старательно прячет, чтобы червей не исклевали петух и его куры. А собира­ясь на рыбалку, Андрей подолгу ищет банку, потому что забывает, куда ее поставил. Потом он возьмет удочки и через улицу станет кричать: «Ко-олька! Пошли рыба-ачить!»

Чтобы Андрейка особенно не надрывался и не называл его «копушей», Колька соскочил с забора и побежал домой за своими удочками и собствен­ной банкой червей.

Когда Андрюша собрался, Люкс запрыгал вокруг него. Весь его вид го­ворил: ты посмотри, я не такой уж и старый, и составлю вам с Колькой хоро­шую компанию.

Но Андрейка прикрикнул:

— Люкс! Сиди дома! — и выбежал на улицу.

Пес проводил рыбака за калитку и уселся на траве. Он долго смотрел, как мальчишки шагают к переулку и рассуждают про хитрого сома, а на их плечах покачиваются удилища. В эту минуту Люкс вспоминал то счастливое время, когда без него не ходили ни на рыбалку, ни на охоту. Потом Люкс ус­лышал, как во двор вышла бабка и сказала:

— Благодать-то какая, дёнек-то какой теплый!

Денек выдался действительно хороший. Спину Люкса пригревало солнце. Из летней кухни так приятно пахло вареным, пареным и жареным, что пес за­жмурил глаза, чтобы ничто не мешало ему нюхать. И вообще, летом было лучше, чем зимой. Люкс немало прожил и догадывался, почему летом тепло, а зимой холодно. Причина, конечно, заключалась в том, что зимой светит все­гда одно солнце и одному ему трудно согреть весь поселок, и речку, и луга.

Другое дело летом. Летом расцветают одуванчики, а это тоже маленькие солнца. Вон как они усыпали всю улицу. Когда одуванчики отцветут — распу­стятся подсолнухи. И будут они греть — солнце сверху, а подсолнухи — с ого­родов. Недаром их называют — «под-солнухи». А уж дальше, к осени, когда подсолнухи начнут созревать и семячки в некоторых из них поклюет воро­бей — жди зимы. Потому что солнце останется одно-одинешенько, а попро­буй один, погрей!

Так рассуждал Люкс, старый охотничий пес.

Под теплым солнышком, под жужжание пчел Люкс даже немного вздрем­нул. Но бабка на летней кухне звякнула его миской, и Люкс встрепенулся. Этот звук Люкс знал отлично и побежал во двор.

А во дворе на поленнице стоял чем-то обиженный петух Петя и из-под крыла смотрел в далекие дали. За улицу, по которой ушли рыбаки, Андрей и Колька, за луга у речки. Внизу у поленницы обеспокоенно суетились куры Пе­струшка, Хохлатка и Белушка и сокрушенно кудахтали:

— Куд-куда ты, Петя, собрался?

— На ко-ко-ково ты  нас покидаешь?

— Улечу! — отрезал Петя и снова стал смотреть на далекое голубое не­бо, на синюю полоску гор у самого края земли.

— Что ты там, Петя, высматриваешь? — поинтересовался Люкс.

— Кур он высматривает, кур... — загалдели  Пеструшка, Хохлатка и Бе­лушка.

— Жду куриного перелета, — сердито поправил Петя, и, не взглянув на Люкса, все смотрел и смотрел в дальнюю даль.

— Куриного перелета он ждет, — подал голос с крыши летней кухни во­робей. — Но что-то я ни разу не видел куриного перелета.  Утки весной лете­ли, гусиный перелет был. Журавли летели, а вот куры — не помню.

— Зачем тебе, Петя, куриный перелет? — спросил удивленно Люкс.

— Улечу я от вас! — решительно заявил петух. — Вот дождусь курино­го перелета и улечу с ними на юг.

— Обидели Петра, ах, как обидели! — пожаловалась Пеструшка.

На кур жалко было смотреть. Так уж им не хотелось, чтобы петух Петя улетел на какой-то юг.

— Кто тебя обидел?! — зарычал сердито Люкс, готовый сию же минуту наказать обидчика.

— Все, — сказал Петя.

— И коза, и бабка, и ты, Люкс, и мы... — кудахтали курицы.

Петух был сердит. Он ходил взад и вперед по поленнице, встря­хивал красным гребешком, хлопал золотистыми крыльями, отбрасы­вал шпорами щепки и жаловался...

Оказалось, что коза Марта ос­корбила его тем, что заявила, буд­то бы у него самое обычное имя. На бабку петух сердился за то, что она занялась городским котом и до сих пор не несет курицам корм. Пеструшка, Хохлатка и Белушка обидели его расспросами все о том же коте. «Ко-ко-ко-какой он! Ко-ко-когда он покажется!» — пере­дразнивал Петя куриц.

— А  ты, Люкс, хоть и друг мне, а до сих пор не подойдешь, не спросишь: что с тобой, Петя?.. Нет, улечу я от вас, улечу!

— Да брось ты, Петя! — заявил воробей. — Я получше твоего летаю, и то на юг не собираюсь. Чего я там не видел?..

— Останься, Петенька, останься!

— Куд-куда ты, петушок? Куд-ку-да ты? — уговаривали курицы.

— Улечу! — твердо сказал Петя и опять стал высматривать из-под крыла куриные стаи на голубом летнем небе.

Люкс вспомнил, что когда он был молодым, совсем молодым, другие со­баки рассказывали, будто бы один до­машний гусь, с дальнего конца посел­ка, улетел-таки с дикими гусями. И псу стало жалко Петю, а вдруг и правда возьмет и улетит. Люкс тоже стал пу­гать петуха дальней дорогой, разными опасностями и попугаями.

— Есть на юге такая птица — по­пугай, — сказал Люкс. — Она там всех пугает. За это и зовут ее «попугаем».

— Она как тебя испугает, как ис­пугает, — поддержали куры.

А воробей вспомнил, что когда он дрался со скворцами, отвоевывая скво­речник, они кричали: «Ну, попадешься ты нам на юге! Мы тебе там покажем!»

— И тебе, Петя, они что-то такое покажут, что я просто не знаю, что бу­дет...

Но и это грозное предупреждение не подействовало на петуха.

— Все равно улечу! — стоял он на своем.

Хорошо, что бабушка в это время вынесла Люксу его алюминиевую мис­ку с едой, а Галя выскочила на крылечко и, припевая, стала сзывать кур: