Фаб: «Полный транс, Ир, без проблем, мисс, я в полном параллелограмме, однозначно, do you сталкивались с ментальным гипнозом? Я есть вектор пространства-времени, мононуклеарный биохимик! We gonna do a mega-fly in космос! May I call U Perle Harbor?»

На Ирэн – корсет, сплетенный из колючей проволоки и надетый поверх винилового нижнего белья. Последний писк моды. Марк пытается не упустить ни слова из этого исторического диалога, но Лулу снова отвлекает его:

– Ходят слухи, что вы подались в рекламу? – спрашивает она. – В таком случае, я разочарована.

– Увы, я лишен всякого воображения: занялся светской хроникой, хочу походить на Марчелло Мастроянни в «Сладкой жизни», а еще – редактирую рекламу и подражаю КЈрку Дугласу в «Сделке».

– …На самом деле, вы похожи на плохую копию Уильяма Херта.

– Благодарю за комплимент.

– Неужели вам не противно манипулировать массами? Творить эпоху пустоты? Участвовать во всей этой мерзости?

На эти вопросы нельзя ответить однозначно. Лулу не забыла свой май 1968-го, когда она прикатила в «миникупере» в Латинский квартал и познала радости группового секса в театре «Одеон». С тех пор она тоскует по революционным корчам. Марк тоже, в некотором смысле. Он бы тоже хотел разрушить этот мир, вот только не знает, откуда начать.

– Ну, уж раз вы так настаиваете, мадам, позвольте мне объяснить вам мою теорию: я считаю необходимым участвовать во всем этом гигантском бардаке, потому что, сидя дома, мир не изменишь. Вместо того чтобы проклинать идущие мимо поезда, я предпочитаю сворачивать с маршрута самолеты. Вот и вся моя теория. Как ни крути, я работаю в зоне риска. Ощущаю себя инвестором, который вложил все свои денежки в металлургию.

– Это ничего не меняет, от вас я такого не ожидала…

– Лулу, можно, я открою вам один секрет? Вы угадали мое истинное призвание: я люблю разочаровывать людей. И стараюсь делать это как можно чаще. Только так я могу заставить их продолжать интересоваться моей особой. Помните, как в школе учителя писали вам в дневнике: «Не хватает прилежания»?

– 0-ля-ля!

– Я взял эту фразу в качестве девиза. Я мечтаю, чтобы всю жизнь люди говорили обо мне эти слова: «Не хватает прилежания». Нравиться – это так скучно. Постоянно раздражать окружающих – мерзко. Но разочаровывать их постоянно и прилежно – это завидный жребий. Разочарование – акт любви: оно Делает тебя преданным. «Ну, как там Марронье? И на сей раз нас разочарует?»

Марк вытирает капельку слюны, упавшую на щеку его собеседницы. Знаете, – продолжает он, – в нашей семье я был самым младшим. Я люблю во всем оказываться вторым. У меня к этому талант.

– Да, этого у вас не отнять.

Марк понимает, что попусту теряет время, болтая со старой дуэньей. Он замечает у нее на щеке бородавку – она замаскировала ее под черную мушку. Но разве бывают такие выпуклые мушки? Конечно если это настоящая муха! Таково нововведение Лулу Зибелин: родинка-уродинка!

Ирэн прикуривает от пламени свечи. Марк поворачивается к ней. Он находит ее красивой, но все ее внимание поглощено одним только Фабом.

– But you must agree, – говорит она ему, – that мода не одинакова во Франции и в Англии. The британский народ любит все, что strange и original, very uncommon, you see, а французы, они не looking for яркие цвета и фантазия, isn't it так?

– OK, OK – отзывается Фаб, – это, конечно, не технодива, но есть же атомные бомбы в духе genre murder, и, если правильно разместишь сверхзвуковую куклу на крыше данс-холла, то, скажу тебе, это все-таки стиль на альфа и тета волнах, capito?

Из гигантских колонок звучит «Sex Machine» – песня, записанная еще до рождения Марка Марронье и под которую, возможно, люди будут плясать спустя много времени после его смерти.

Марк обозревает панораму вечеринки. Превратившись в перископ, он пытается засечь всех клевых телок и толстых коров. Он замечает Жереми Кокетта, драг-дилера великих мира сего (лучшая коллекция визиток в городе), и Дональда Сульдираса, который обнимается с любовником на глазах у жены. Хардиссоны пришли на вечеринку со своим трехмесячным младенцем (еще не обрезанным). Чтобы рассмешить чадо, они поджигают петарду у него под носом. Барон фон Майнерхофф, бывший уборщик дамского туалета франкфуртского клуба «Sky Fantasy», юморит по-немецки. Услужливые бармены трясут шейкерами, как в замедленной съемке. Люди проносятся мимо, не задерживаясь на одном месте. Трудно усидеть на месте, если жадно ждешь, когда что-нибудь произойдет. Все вокруг такие красивые и такие веселые. Соланж Жюстерини, бывшая токсикоманка, ставшая звездой телесериала, протягивает свои длинные руки, как покорная водоросль. Все следы от уколов зажили. Талия – изящная, как у сильфиды, пожалуй, слишком тонкая. По скольким горнолыжным трассам она успела проехать с тех пор, как Марк в последний раз спал с ней?

В зале приглушают свет, но шум не стихает. Жосс Дюмулен запускает новый ремикс, в котором голос Имы Сумак и электронная музыка группы «Kraftwerk» наложены на стрекот провансальских сверчков. Ондин Кензак, прославленная фотографиня, вырядилась в тюлевое платье на голое тело, лицо ее покрыто зеленым такс-ирои. Кто-то разрисовал ей спину под зебру лаком для ногтей, если только это не естественный окрас.

Марк окружен толпой сверхженщин. Мода прославляет этих манекенщиц, ретушированных скальпелем пластического хирурга. Самые знаменитые позируют за столом Кристиана Лакруа. Марк любуется их фальшивыми грудями, чья форма следует моде сезона. Он уже потрогал: налитые силиконом сиськи, твердые, с огромными сосками. В тысячу раз лучше настоящих… Марк – вуайерист. Он любуется телами, сошедшими со страниц комиксов или выскочившими из порнографического paint-box в человеческий рост. Эти создания – суть невесты современного Франкенштейна, синтетические секс-символы в высоких лакированных ботфортах, кованых браслетах и собачьих ошейниках. Где-то в Калифорнии какой-то псих штампует их конвейерным методом. Марк пытается себе представить это заведение. Крыша – в форме женской груди, дверь – как устье влагалища, из которого каждую минуту появляется на свет по красотке. Он вытирает взмокший лоб носовым платком.

– Эй, Марко, еще не утомился укрощать вампирш? Это Фаб – он заметил вытаращенные глаза друга. Марк глотает устрицу целиком (вместе с жемчужиной).

– Припомни-ка, Фаб, – кричит он в ответ. – Когда-то и ты думал, что весь мир принадлежит тебе. Ты говорил: «Только нагибайся да собирай!» Помнишь? Скажи, когда ты перестал в это верить? Фаб, посмотри мне в глаза: ты еще помнишь времена, когда девушки ДЕЛАЛИ СТАВКИ на нас?

– Keep cool, man. Коллаген и удовольствие несовместимы.

– Ложь, архиложь! Поверь мне, это двенадцатое чудо света! Долой природу! Неужели тебе не нравятся эти киберженщины?

Это просто куклы Клауса Барби! – заявляет Фаб, вызвав улыбку Ирэн.

– По мне, так давно пора придумать пластические операции для мужчин, – бросает Лулу. – Ничего тут сложного нет. Можно начать, например, с подтяжки яичек для тех кто носит кальсоны в обтяжку. А что, недурная идея!

– No way, Жозе, – отвечает Фаб, – лично у меня все в порядке, no problemo!

– Вот именно! – восклицает Марк. – Она абсолютно права. Надо перелицевать все! Посмотрите хотя бы на баронессу Труффальдино – разве она не нуждается в липосукции? А вы, Ирэн, хотите увеличить объем сисек до ста двадцати сантиметров. '

– What did he say? – переспрашивает Ирэн. Марк наслаждается жизнью. Он многое бы отдал за то, чтобы хоть на несколько часов стать хорошенькой девушкой. Как это сладко – чувствовать такую власть над мужчинами… Взгляд его мечется из стороны в сторону: всюду есть на что положить глаз!

В чем тут дело: мир ли на самом деле прекрасен и Удивителен или просто наш Марк напился?

Жоссу Дюмулену с трудом, но удается держать ситуацию под контролем. От подобного сборища трудно ожидать дисциплинированности, но пока что пришедшие только разогреваются. Автор с меньшими стилистическими претензиями, чем ваш покорный слуга, назвал бы это «затишьем перед бурей». Миллиардеры-импотенты осушают графины с вином, ожидая начала военных действий. Шестерки язвят по поводу своих хозяев. Никто не доедает угощения.