Селиму тоже приходилось туго. Один из парней, у которого он не успел отобрать холодное оружие, выхватил ятаган и бросился на негра. Стрелять в него? Невозможно: за спиной мавра крутились в смертельной схватке Эль-Франси и Бенелли. Попадешь еще ненароком в друга. У Селима был ятаган, но фехтовать им он привык только правой рукой, а сейчас в ней был пистолет. Негр развернулся и большими скачками понесся прочь. Мавр с победным криком погнался за ним. Убегая, Селим успел засунуть пистолет за кушак и вооружиться ятаганом.

А где же остальные двое? Вон они — ищут свое оружие.

Негр молниеносно повернулся и выбросил вперед правую, с ятаганом. Мавр парировал удар, однако Селим продолжал наступать и вынудил отчаянно защищавшегося противника попятиться назад.

Бенелли устал. Сказывался возраст. Выпады его и парады раз от раза становились все более вялыми. А Парвизи уже оправился от падения.

— Вперед, итальянец, ренегат, быстрее, быстрее, если хочешь победить Эль-Франси! — задирал он противника, надеясь, что от ярости тот утратит осторожность.

Однако силы старика еще не иссякли.

— Тебе не одолеть меня! Отправляйся в ад, Парвизи!

С гибкостью и задором юноши Бенелли ринулся на Луиджи. Ятаган его со свистом резал воздух, так что глаза едва успевали следить за ним. Генуэзец отступал.

Все дальше теснил Мустафа Эль-Франси. С лица Парвизи струился пот, а у ренегата, казалось, открылось второе дыхание. Но долго так продолжаться не могло. Не одолеешь противника теперь, на этом последнем напряжении сил — и все кончено! Губы Мустафы побелели, он скрежетал зубами.

Под пяткой Парвизи что-то хрустнуло, он оступился и едва не упал. Какая удача для Бенелли! Вперед! Он занес уже руку для нового удара, как увидел вдруг, обо что споткнулся Эль-Франси. Пистолет!

Решение пришло с молниеносной быстротой. Парвизи — боец слабее его, но на его стороне молодость. Вот он уже снова готов к схватке. Он еще не побежден.

Итак, пистолет!

Бенелли нагнулся, потянулся за оружием. И в тот же миг, быстрее, чем можно было ожидать, на него ринулся Эль-Франси. Опираясь правой рукой о землю, почти полулежа, Бенелли продолжал поединок. Капитулировать? Не может быть и речи! Только победа или поражение, жизнь или смерть. О том, что Эль-Франси не станет добивать побежденного, у Мустафы и мысли не возникало. Еще чего! Человек, не знающий пощады, не верит и в чужое милосердие.

«Похоже, этот Мустафа, или как там его на самом деле зовут, в союзе с самим дьяволом, — подумал Луиджи. — Вот и теперь сумел ускользнуть от смертельного удара».

Бенелли дотянулся-таки до пистолета, но схватить его смог лишь за ствол, а не за рукоятку. И все-таки! Новые силы влились от этого железа в его тело. Против пистолета Парвизи не устоять.

Яростнее, чем прежде, замахал он ятаганом, вынудив Парвизи к защите. Достаточно. Бенелли смог наконец разогнуть спину, принять правильную боевую стойку.

А на Селима наседали уже сразу трое мавров. Ему тоже никак не удавалось справиться с людьми Мустафы, хотя рубился он поистине мастерски. Как кошка, метался он налево, направо, подпрыгивал, пригибался, защищался, атаковал. Левый край его бурнуса потемнел от крови. Негр был ранен.

Бенелли зажал пистолет в зубах. Теперь — изловчиться и схватить его за рукоятку. Опасное дело: Парвизи не упустит момента. Но все удалось! Словно фокусник, Мустафа сделал молниеносное движение рукой, и вот, пистолет уже направлен на Парвизи.

Ну теперь держись, Парвизи! Совсем немного времени осталось тебе дышать, секунда — и схватка закончится смертельным выстрелом.

Бенелли, как хищная птица, следил за противником. Глаза Парвизи горели, словно угли. Не оплошать, успеть нанести решающий удар!

Ренегат спустил курок. Попал! Парвизи отшатнулся, закачался.

Мустафа-Бенелли перевел дыхание, опустил левую руку с ятаганом. Рука сразу вдруг стала тяжелей свинца

Авантюрист попытался было поднять ее. Крик боли вырвался из его груди. Рука занемела и не слушалась приказов мозга. Выиграть время, пока кровь снова запульсирует в ней. Бенелли отпрянул в сторону. Слишком поздно, и не в ту: прямо грудью наткнулся он на клинок шатающегося, бледного как смерть, но не побежденного Парвизи.

Левая рука Эль-Франси повисла, как плеть.

Ренегат рухнул на землю.

— Эль-Франси! — звал на помощь Селим.

Призыв друга смыл с глаз Луиджи застлавшую их красную пелену, прогнал прочь слабость. Он шагнул вперед, еще шаг… «Держись, не раскисай!» — взбадривал он себя.

И все пошло на лад! Противники, с которыми предстояло теперь сражаться тяжело раненному Эль-Франси, против Мустафы никуда не годились. Но их было трое на одного. Слишком много даже для отважного и искусного негра.

Раненый оттеснил самого опасного из парней от Селима.

«Держаться, держаться!» — одна лишь мысль билась в его мозгу.

Описав широкую дугу, ятаган мавра отлетел в сторону. Мавр пустился наутек.

Бог с ним! Парвизи не стал его преследовать: Селим все еще в опасности. Один из оставшихся заходит ему со спины.

Мавр замер с открытым от страха ртом, увидев вдруг перед собой Эль-Франси.

— Эль-Франси! — прохрипел он, бросил оружие и кинулся к коням, вслед за незадачливым своим приятелем.

Теперь последний. Но и тот, заслышав истошный крик дружка, предпочел искать спасения в бегстве.

Голова Парвизи поникла на грудь. Еще шаг, неуверенный, нетвердый, — и темная ночь охватила его…

Тени, глубокие, тяжелые тени между гор. Солнце садится. Луиджи очнулся.

— Что со мной было, Селим? — едва слышно спросил он сидящего рядом друга.

— Спи, Эль-Франси. Все хорошо. Я караулю. Спи.

Спи — какое волшебное слово! Веки Парвизи снова сомкнулись. Свинцовая тяжесть во всем теле…

Ожили, замелькали в памяти сцены схватки.

— Мустафа? — спросил вдруг Парвизи.

— Его часы сочтены. Ты одолел его.

— Советник дея? Побежден? Его… часы сочтены? Нет, Селим, нет!

Снова забытье. Но чуть погодя, опять, словно встряхиваясь от тяжелого полубреда:

— Селим, скорее помоги мне! Он не должен умереть, пока я с ним не поговорю. Да помоги же мне!

— Тебе надо лежать, у тебя прострелена рука, — не соглашался негр, осторожно прижимая к постели пытавшегося подняться Эль-Франси.

— Пусти! Дело идет о Ливио!

Селим знал, что Луиджи не переупрямить и тот все равно настоит на своем.

Тяжело опираясь на друга, с трудом переставляя ноги, Парвизи подошел к ренегату. Тот очнулся. Селим присел на корточки и стал перевязывать ему раны.

— Как чувствуете себя, синьор… Мустафа? — спросил Парвизи. — Настоящее ваше имя мне неизвестно, и я вынужден называть вас так.

— Как может чувствовать себя человек, с которым, считай, покончено? — с насмешкой ответил великий авантюрист. Смерть не пугала его.

— Селим позаботится о вас, насколько позволят силы. Я сожалею; мне хотелось только вывести вас из строя, а пришлось защищаться от мастера фехтовального искусства. Смерти вашей я не желал и никак не думал, что дело может зайти так далеко.

— Возможно, Парвизи. Я был неосторожен в конце поединка. Что делать? Моя жизнь прошла, и я ухожу из нее, как всегда и мечтал: в схватке. Что вам нужно? Помочь мне вы все равно не сможете.

— Что мы могли бы для вас сделать?

— Абсолютно ничего, земляк. Вам, как я вижу, и с самим собой хлопот хватит.

— Земляк? Значит, вы — итальянец?

— Генуэзец.

— Что? Тогда мы просто обязаны непременно спасти вас. Надо срочно увезти вас отсюда.

— Пустое! Мне не поможет теперь даже самый лучший врач. Я охотно поговорил бы с вами о родине в эти последние на земле часы, но и это уже поздно. Я чувствую. Удары моего жизненного маятника становятся все медленнее и медленнее. Спрашивайте, Парвизи. Я знаю, у вас есть о чем спросить меня…

— Я удивляюсь вашей прозорливости, синьор.

— Ха, прозорливость! — пренебрежительно хохотнул Бенелли.

— Не знаете ли вы хоть что-нибудь о мальчике Ливио, попавшем в рабство с «Астры» несколько лет назад? — спросил Луиджи дрогнувшим голосом.