В портовых кабачках, и прежде всего в «Остерии дель маре», тоже знали, что молодой Парвизи покидает родной город. «Братцы» не гадали о предполагаемой цели его поездки. Для них она была ясна: Алжир. Другого места и быть не могло. Раз мальчика не было среди освобожденных рабов, значит, отец должен продолжать поиски, это его непременный долг. Все простые, прямодушные люди провожали его самыми добрыми пожеланиями.

Впрочем, с «Астры» не вернулся в Геную и никто другой. Пленников с других кораблей лорд Эксмут привез. У всех у них были целые короба ужасных историй. Жаль, что Парвизи мало о чем рассказывал. И от его негра, понимавшего по-итальянски, тоже ничего узнать было невозможно. Наверняка Луиджи искал также и старого слугу Бенедетто, который сопровождал тогда в Малагу его и его семью. А может, он погиб в бою? Луиджи об этом не говорил, да и вообще от разговоров уклонялся.

Все, о чем судачили в гавани, сразу становилось известным Гравелли. Обо всем докладывал Камилло; банкир выслушивал новости спокойно и безучастно. Позже он обдумывал их, и слабенький огонек теплился в его глазах.

— Вероятно… Нет, определенно, если как следует поразмыслить… Люди на правильном пути, — бормотал он себе под нос.

Чисто механически Гравелли схватил перо, макнул его в чернильницу и откинулся в кресле. Сперва поточнее все обдумать! Не кому-нибудь пишешь, а самому Бенелли. Каждое слово должно быть взвешено и написано то ли однозначно и недвусмысленно, то ли уклончиво, оставляя про запас задние двери и всяческие лазейки. Смотря по обстоятельствам.

В данный момент корсары действовать не могут. Нет никакого смысла выдавать им корабли; пиратский флот еще не оправился от атаки англичан. Но Луиджи Парвизи находится на пути в Алжир. Он хочет вырвать Ливио из рук дея. Вот об этом и надо сообщить Бенелли.

«Стоит быть настороже, — писал он Бенелли. — Этот Луиджи Парвизи, которому удалось уже один раз улизнуть от захвата вашими корсарами, человек, способный на все, даже на умысел восстания против турок. — И, описав Луиджи во всех подробностях, продолжал: — Я счел своим долгом, почтеннейший… — (но имени ренегата он предпочел не называть), —… предупредить вас. Моя преданность дею и вам достаточно известна; надеюсь, вы ее, как и нынешнее мое сообщение, оцените по достоинству».

Неплохо, даже просто хорошо, — решил он, перечтя записку. Прежде всего, «вашими» — о корсарах. Сперва он хотел было написать просто «корсарами», но, поразмыслив, решил, что лучше будет именно «вашими корсарами»: это покажет Бенелли, что его самоуправная игра с Парвизи разгадана. Надо надеяться, что Бенелли поймет должным образом и слово «оцените», поймет в смысле желательности устранения Луиджи Парвизи. Но надо выразиться и пояснее: с тех пор как стало известно, что владычество дея продолжается, нельзя больше ограничиваться первоначальными целями. Людей, которые должны искать Ливио, надо нацелить и на его отца.

«Попадется вам на пути Луиджи Парвизи, знайте — он враг!»

Во второй части письма он давал указания своим людям. Будто так, между прочим, не придавая этому никакой важности. Все самое главное стояло в начале или было сказано, разъяснено, подчеркнуто и подано столь осторожными намеками, что ничей чужой глаз ничего бы здесь не разглядел. Да и нацарапал он свое послание умышленно неразборчиво, важные же слова упрятал среди общих приветов, перед самой подписью. Возьмись кто читать — не обратят и внимания. Ну а те, кому адресовано, поймут все не хуже, чем он сам. Поймут и воспримут как приказ, отменяющий все прежние распоряжения.

Итак, рывок к новым делам. Рычаг нажат. Теперь все закрутится…

И конец на этом. Не тратить больше ни сил, ни нервов. Главное — запалить костер!

Эль-Франси — Парвизи — снова пустился в путь по регентству Алжир. Селим был вне себя от радости находиться снова рядом с другом, который из бывшего ученика давно обратился в мастера.

Оба все еще искали ребенка, который тем временем почти уже вышел из детского возраста.

Нигде никакого следа.

— Да жив ли он еще, мой Ливио?

В сотый раз уже задавал Луиджи этот вопрос, и никогда негр на него не отвечал. Вот и на этот раз Луиджи вовсе не ожидал услышать «да» или «нет» от своего верного спутника. Обращался он, собственно, к самому себе. Разве узнаешь таким способом что-нибудь вразумительное? Остается надеяться лишь на то, что слово «нет» ничем не подтверждено Он чувствует, он уверен, что его сын жив. Он где-то здесь, в этой большой стране. И поиски его нужно продолжать, пока не прорвется завеса тайны вокруг него, пока отец не отыщет сына.

Неделями и месяцами пребывали оба охотника и исследователя в пути, возвращаясь на короткое время для отдыха в Ла-Каль.

Роже де ла Винь встречал друга с распростертыми объятиями, приветствовал его всякий раз как заново родившегося: еще бы — Луиджи возвратился после всех опасностей целым и невредимым! Как мечтал Роже отправиться однажды вместе с ним, пережить приключения, ради которых он и пустился в Африку. Однако служебные дела накрепко приковали его к «Компани д'Африк». И к тому же он только стеснил бы друга, а то, чего доброго, и навредил ему.

Кое-кого из старых знакомых первого времени пребывания Парвизи в Ла-Кале уже не было в живых. Море протянуло свои мокрые руки, ударило по лодкам мощными кулаками и разметало, раздробило суденышки, утянуло людей в пучину. Иные погибли во время побоища в бонской церкви.

Кроме Роже в Ла-Кале был еще и Клод. За это время он превратился в статного юношу. Таким должен быть теперь и Ливио. Отеческие отношения к мальчику переросли у Луиджи постепенно в настоящую мужскую дружбу, глубокую и искреннюю. С Клодом, несмотря на его юные годы, можно было говорить о самых серьезных вещах.

Но не долго оставался Луиджи на сей раз в городке искателей кораллов. И виной тому был Клод. Луиджи любил его, мальчик платил ему тем же, и Парвизи видел в нем Ливио. Это было слишком для сурового мужчины.

Дальше! Дальше!

Лишь несколько дней спустя, после отчаянной скачки, раненое сердце вновь забилось равномерно, и Эль-Франси снова стал выдержанным, рассудительным охотником, исполненным одной задачей — найти сына.

В 1817 году, на краю пустыни, до обоих друзей дошла весть, заставившая их насторожиться

Омар-паша устранен. Отважного и решительного в делах дея, которого не смогли одолеть до конца даже англичане, сбросили его собственные люди. Его же янычары ворвались во дворец и свергли великого, могущественного владыку. Закованного в цепи, подгоняемого ударами плетей, бывшего дея вытащили на базарную площадь его столицы Алжира и удушили. Мало кто из его предшественников на алжирском троне кончил по-иному.

Дей умер! Да здравствует дей! Да здравствует Али Ходжа-паша, новый дей!

Новый человек на троне. Будет ли он следовать тем же путем, что и Омар-паша? Лучше или хуже он, чем покойный?

Али Ходжа-паша — еще один чистый лист для Луиджи Парвизи и Селима… Пока что в истории алжирских деев, работорговцев, пиратов, предателей, самовластных тиранов новое — только имя. Время золотыми или кровавыми литерами впишет в книгу судеб деяния этого человека.

— Эль-Франси? Ты Эль-Франси? Пойдем с нами в нашу деревню!

Мальчик засиял, услышав имя незнакомца. Вот он какой, этот прославленный охотник!

— Ты хочешь меня привести? — улыбаясь, спросил Луиджи.

— Конечно! Идем!

— Как тебя зовут, дружок?

Крепкий, бодрый паренек нравился Парвизи.

— Али.

— Тогда — вперед! Веди нас, Али.

Деревня засуетилась.

— Эль-Франси пришел!

Радостная весть полетела от хижины к хижине. Эль-Франси, друг и помощник всех арабов и берберов, кумир маленького отважного Омара, снова появился наконец в их деревне.

Молодежь не давала гостю прохода. Его осаждали вопросами и просьбами. Луиджи радовал восторг парней.