Но тут на площадь въехал автомобиль с нашим сундуком. За рулём сидел Клоун.

Он высунулся из кабины, крикнул:

— Это что за шум? Вы забыли, что скоро отправляется поезд? Поторапливайтесь!

И Мастер побежал за посылками, а я полез на башню успокаивать петуха. И едва успокоил, потому что внизу, на площади, над ним хохотали и девочки, и мальчики, и куклы, и даже Клоун, которому рассказали о петушиной неудаче. Но так как смех был совсем не злой, петух в конце концов успокоился и спустился вниз. Там все поглаживали его по спине и говорили:

— Оставайся у нас, Коко! Послужи в солдатах! И к осени, честное слово, из тебя получится отличный генерал! Петух стыдливо отворачивался, отвечал тихо:

— Да, да, конечно… Я бы остался, если бы не бабушка, если бы не одинокие куры…

На вокзале нас провожали Мастер Кашка и Клоун.

Мастер напутствовал:

— Как только доедете до границы, Часового не бойтесь. Покажите ему пропуск — и всё будет в порядке. Клоун, вы приготовили пропуск?

Клоун подал нам свёрнутый вчетверо лист бумаги.

— Ну вот и хорошо! Поезжайте спокойно. Молодцы, что заглянули на наш островок. Передавайте привет бабушке и курам.

— Обязательно передадим, — сказал я. — А ещё, как только заработаю новый отпуск, непременно опять приеду сюда и поучусь делать игрушки. Вы не откажетесь меня поучить?

— Пожалуйста! — улыбнулся Мастер. — Я всегда рад поделиться своими секретами. Но ты и без меня можешь сделать хорошую игрушку. Для этого нужно только терпение да весёлое настроение.

— Только-то? Я запомню ваш совет.

— До новой встречи! Доброго вам пути! — сказали Мастер Кашка и Клоун.

Паровоз густым басом пропыхтел:

— Дан ли марш-ш-рут? Дан ли марш-ш-рут?

Вагоны, звякая буферами, ответили:

— Дан! Дан! Дан!

И под нами застучали колёса, рельсы — мы поехали домой, к бабушке.

Глава, двенадцатая

САМАЯ ЛУЧШАЯ СТРАНА

В начале пути мы чувствовали себя не очень-то уверенно. Нам всё время думалось, что пропуск получили от Мастера Игрушечных Дел тоже совсем игрушечный, не настоящий, и нас на границе задержат. Мы так боялись, что даже не подходили к окну своего багажного вагона, а смирненько сидели там на сундуке и разговаривали шёпотом.

Петух после скандала на параде совсем расхворался. Он окончательно утратил свой бравый, независимый вид, жаловался на головную боль и теперь мечтал только об одном: как бы скорее добраться до дому.

А рельсы под нами всё постукивали, паровоз гудел, время шло — и вот наконец зашипели тормоза, и поезд начал убавлять ход.

— Граница! — тревожно глянули друг на друга мы и, не сговариваясь, полезли под крышку сундука.

Поезд остановился, за окном послышались чьи-то уверенные шаги. Суровый голос произнёс:

— А ну, посмотрим, что в этом вагоне. Другой голос ответил:

— В этом вагоне посылки от Мастера Кашки. Пожалуйста, проверьте!

Железная дверь лязгнула, шаги застучали рядом с сундуком.

— Раз, два, три… — считал посылки суровый голос, и мы, замирая, слушали и ждали, когда очередь дойдёт до нас. И она дошла, и голос спросил:

— А это что за сундук? В списке он не числится.

— Не знаю! — последовал ответ. — Не знаю! Вполне возможно, что в нём сидят ужасные диверсанты. Нужно поднять крышку!

И тут мы совсем перетрусили, полезли под бабушкину шаль, а крышка над нами откинулась.

Не раскрывая зажмуренных глаз, я дрожащей рукой высунул из-под шали бумагу, полученную от Игрушечных Дел Мастера. Бумагу кто-то взял, начал громко читать вслух:

— «Пропуск! Выдан одному мальчику и одному петуху. Мастер Кашка».

— Отлично! — сказал тот, кто читал. — Пропуск настоящий. Но проверим, на месте ли пассажиры. — Шаль поползла вверх, и я увидел Часового.

Правда, со страху я открывал глаза не сразу, а сначала один глаз, потом второй глаз, и поэтому и Часового разглядел как бы по частям. Сперва увидел ярко начищенные сапоги. Затем зелёную гимнастёрку под хрустящими ремнями. А потом уж и очень молодое загорелое лицо Часового и лаковый козырёк его зелёной фуражки.

Рядом с Часовым стоял Проводник. Он улыбался, подмигивал нам, но Часовой был по-прежнему суров, и нам от улыбок Проводника легче не стало.

Часовой сказал:

— Тут написано про мальчика и про петуха. Мальчика я вижу, а петуха — нет! Вместо петуха здесь, по-моему, всего-навсего мокрая курица. Так, братцы, нельзя!

А петух и в самом деле смахивал сейчас на мокрую курицу. От страха. И всё же он перед стройным строгим Часовым попробовал подтянуться, стыдливо пролепетал:

— Нет, нет… Я петух. Я могу даже спеть «ку-ка-ре-ку».

— Ну, если «кукареку», тогда верю! Тогда можете ехать дальше.

Часовой обернулся к Проводнику и добавил:

— Я думаю, тех, кто гостил у Мастера Кашки, диверсантами считать нельзя!

— Я тоже так думаю, — сказал Проводник, и они оба направились к выходу. А, закрывая за собой дверь, Часовой состроил такую потешную рожицу, что мы оба хихикнули, и страх с нас как рукой сняло! Мы поняли, что опасности позади, что мы почти уже дома.

Мы подбежали к окну и с тех пор не отходили от него до конца путешествия.

Теперь уже не Серебряный Меридиан, а стальные, крепкие рельсы мчали нас сквозь даль, сквозь пространство.

На каждой остановке мы опускали оконную раму. Мы старались высунуться как можно дальше, увидеть как можно больше. Глядеть было на что!

На одной станции нам показалось, что вагон вкатился в огромный яблоневый сад. Яблоки — жёлтые и красные, золотистые с румянцем и без румянца, большие, тяжёлые, средние и даже величиной с клюквинку — виднелись повсюду.

Они свисали с веток вдоль железнодорожного полотна.

Они грудились в окнах магазинчиков.

Они лежали в корзинах и на лотках.

Они алели прямо на земле.

А рядом ходили весёлые люди и, странное дело, не обращали на это чудо никакого внимания! Будто это не яблоки, а всего-навсего картошка.

От яблочного духа у меня закружилась голова, а петух сказал:

— Мы, наверное, попали в государство Яблочко!

— Никакое не Яблочко! Это начинается Страна Нашего Детства! Подожди, хорошего увидишь ещё немало!

И правда, сады вскоре кончились, а за окном побежали, развернулись на все стороны пшеничные поля. Вернее, это было одно огромное поле, такое широкое, что заблудиться в нём среди колосьев и васильков было куда проще, чем в густых лесах Самой Жаркой Страны. И ветер оттуда летел знойный, и пахло теперь не яблоками, а тёплой землёй и хлебными зёрнышками.

Потом навстречу поезду раскрылись зелёные холмы, тенистые перелески, светлые луга, быстрые речки, и на холмах, на речных берегах — большие и маленькие деревеньки да посёлки. И оттуда махали нам такие же, как я, мальчишки, махали девчонки, но самое главное: над печными трубами, над крышами домов там везде красовались деревянные, жестяные и даже, может быть, позолоченные петушки!

А возле домашних крылечек разгуливали вместе с рыжими, белыми, пёстрыми курами петухи самые живые-раз-живые! Они запрокидывали головы и кукарекали, горланили так, что нам их голоса было слышно даже сквозь грохот вагонных колёс.

И тут Коко вскричал, а я подхватил:

— Вот она! Вот она, долгожданная Страна Нашего Детства!

А в это время и поезд замедлил свой ход. Он встал на минуту около тихого, на лесной опушке, вокзальчика. У того знакомого мне вокзальчика, от которого начиналась тропинка к избушке нашей бабушки.

Проводник подсобил нам вытащить из вагона сундук, махнул нам зелёным флажком — и мы оказались среди душистых трав и высоких светлых сосен. И не будь рядом сундука, мы бы и сами себе не поверили, что вернулись из дальнего путешествия.

Над лесом недавно прошёл дождь. Впереди играла разноцветная радуга. На тропинке дымились тёплые лужицы. Я прошлёпал босиком по одной, потом по другой и сказал:

— Чудесно!

Петух склюнул с листа подорожника прозрачную каплю и ответил: