– А я смотрю, ключи Настенька забыла у меня, – с гримасой запихивая в себя прозрачную дольку вместе с кожурой, рассказывал Сидоров, – кинулся следом – нет ее. Я наверх. Тут мне молодой человек, то есть вы, Алексей, и говорите, мол, нету. И меня прямо как током ударило. Я его, то есть вас, за руку и быстрей во двор. Тут уж мы не растерялись, провели операцию по всем правилам. Вы, Настенька, можно сказать, под счастливой звездой родились.

Я, пьяная не от коньяка, а от событий последнего получаса, молча сидела на полу у батареи. Мне все еще было страшно. Все боялась, сейчас щелкнет в проводах, свет погаснет, и я погружусь в пучину мрака.

Допив коньяк, Сидоров с сожалением стал прощаться.

* * *

Мы с Лешкой еще какое-то время посидели молча, а потом он ткнул меня пальцем в плечо:

– Рассказывай.

– Да что рассказывать, Леш?

– Все! С деталями и ненужными подробностями.

И я начла свой рассказ. Он занял не меньше двух часов – я постоянно сбивалась, начинала заново, иногда на минуту другую впадала в прострацию, но Лешка меня не одергивал, не торопил.

– И вот я выхожу от него, иду домой, мечтаю, что вдруг ты уже дома?

– Тебе что, кто-то сказал, что я прилечу? Тебе Лариса сказала?

– Да нет, я просто мечтала. И тут сзади шаги. Я к подъезду, ключей нет, и тут… Я только заметила, что меня в сторону мусорных баков тащат, а потом уже ничего не помню. Леш, вы видели его?

– Да никого мы не видели. И не к мусорным бакам он тебя тащил, а к машине. Желтая Шкода, номер грязью заляпан. Еще бы секунда и все. Он тебя как раз в салон вталкивал, когда Сидоров этот твой как заорет.

– И что же? Он уехал?

– Уехал.

– Но хотя бы приметы, как он выглядит…

– Да ты шутишь? Темень такая, хоть глаз выколи. Куртка мешковатая, брюки, на голове кепка. Это все. Да и не до примет нам, знаешь ли, было.

По словам Лешки, события разворачивались стремительно. На саму операцию спасения ушло не больше полутора минут. Плюс то время, пока обстоятельный Сидоров закрывал свою квартиру, спускался вниз в третьего этажа, шел через двор, поднимался на наш четвертый. Итого около пяти минут, никак не меньше. Не стыковалось. Слишком долго. При желании нападавший за это время мог увезти меня на соседнюю улицу. Почему же он не сделал этого?

– Возможно, он и не планировал уезжать, – предположил Лешка.

– Думаешь, он хотел меня убить? Но почему не убил? Что он делал эти пять минут?

– Жаль, что не отчитался, правда?

– Лешь, а ты что приехал то? – с надеждой спросила я.

– Свободные дни, а тут дела накопились, – глядя куда-то в пол, ответил Лешка.

– Ну понятно, – загрустила я.

– Что тебе понятно, Насть? У меня последнее время такое впечатление, что я вообще ничего не понимаю. А ты все понимаешь. Или я такой дурак, или ты такая умная. Даже не знаю. Я срываюсь, лечу за десять тысяч верст, думаю, сюрприз устою. А тут меня самого сюрприз ждет. И что мне теперь делать?

– Как что?

– Да тебя нельзя же одну оставить. Ты если дом не спалишь, то непременно в какую-нибудь историю влипнешь. У меня голова уже кругом от всего этого, от фотографий, от писем, от нападений на тебя. Как же так? Ведь тебя надо постоянно на поводке водить, ей богу.

– Но я ведь как-то умудрилась прожить тридцать с лишним лет и уцелеть?

– Тебе без меня лучше было, да?

– Мне? Может, это тебе без меня лучше было? А что… никаких проблем, все тихо и мирно. Никаких пожаров и прочих катаклизмов.

– Будем ругаться?

– Ты считаешь, что мы пока того, не поругались?

– А ты как считаешь?

– Знаешь, если честно, я никак не считаю. У меня голова сейчас такая плохая, что и таблицу умножения не вспомню. Но… мне как-то казалось, ты доверяешь мне, ты веришь мне. Я тут чуть не умерла из-за этих фотографий.

– Я тоже чуть не умер, – сказал он тихо, – это невозможно описать, но такая волна отчаяния накатила, такая черная противная мерзость. Соображать совсем перестал.

– А сейчас?

– Что сейчас?

– Сейчас соображаешь?

– Да. Я все-таки думаю, это какой то монтаж. Просто очень хитроумный.

– Знаешь, я тут говорила с Ларисой…

– Я тоже говорил с Ларисой. Давай потом об этом. Так устал, просто с ног валюсь. Давай потом обо всем поговорим.

* * *

Разбудил меня запах кофе. И разогретых в микроволновке булочек. И тихая ругань.

– Брысь, я сказал, брысь… Ууу, ведьма! Насть, ты просто ведьму какую-то приручила, – выговаривал мне Лешка, – ты ее глаза видела? Это же дьявольские просто глаза. Отдай, я сказал, отдай!

Но Рита уже рвала булку на большие куски и судорожно глотала их. Добычу она унесла на безопасное расстояние и теперь, сидя на шкафу, сыто икала сверху.

– Покормить ее вчера забыли. Оголодала.

– Ага, с утра уже всю кухню уделала, голодная. Съела полбатона и полкило сыра.

– Метаболизм просто хороший, все время ей есть хочется.

– Ведьма она.

– Аркадий, ты не прав, – подала голос ворона. Опять она принялась за свое. Опять вспомнила загадочного Аркадия.

– Знаешь, – Лешка медленно размешал традиционные пять ложек сахара, – я тут подумал, тебе надо будет поехать со мной в Канаду. Насчет визы я договорился, все сделаем. Вместе и вылетим. Мне через неделю надо быть. Как ты на это смотришь?

Как я на это смотрю…

– Леш, правда? Точно-точно?

– Настен, я порой теряюсь. Ну а стал бы я тебе предлагать, если не точно. Мне там еще больше месяца осталось. Потом могли бы задержаться на недельку, поездили бы по стране. А?

– Ох… я то за, двумя руками. Гришка меня отпустит ведь…

– Еще бы он тебя не отпустил. Да он тебя с радостью отпустит!

Гришка и правда особо протестовать не стал.

– Сколько у нас еще есть? Неделя? Лешка когда уезжает?

– Лешь, мы когда уезжаем? – крикнула я, сделав акцент на «мы»? – Он не знает пока, но у Лешки есть примерно неделя. Все в визу упирается мою. Канада, все-таки, Гришенька. Это тебе не шуточки.

Гришка пообещал, что оставшегося времени нам хватит, чтобы вычислить всех злодеев и я полечу со спокойной душой. Но жизнь, как обычно, внесла в планы свои коррективы.

* * *

Между нами все-таки висела прохладная колючая неловкость. Несказанные слова выстаивались кирпичными рядам и мешали подойти друг к другу. Но и пускаться в объяснения мы боялись. У каждого свои соображения, свое видение ситуации и мы переживали, что не совпадем в оценках. Но хорошо то, что мы оба уверены – это какая то ошибка, кем-то выстроенный капкан. Так и виделся мне коварный охотник, притаившийся во мраке, радостно потирающий руки. Вот сейчас глупая Настя с разбегу ухнет в любовно вырытую яму и ржавые челюсти ловушки сомкнутся на ее так и не похудевшем теле. А вот фиг то вам! Перебьетесь.

Я подошла к Лешке сзади, обняла его. Наши тела, как и обычно, легко совпали, до малейшей неровности. Не осталось и микроскопического просвета. Мы были как заранее предназначенные друг для друга детали. С какой то странной тоской я подумала о том, что даже если бы он бросил меня, даже если бы он оказался полным негодяем, предателем, да Бог его знает кем еще он мог теоретически оказаться, то и тогда он все равно остался бы близким мне человеком. Это было родство на клеточном уровне, куда как более крепкое, чем верность, чувство долга и прочее, прочее. Измени он мне и с миллионом девиц, я бы смогла его оттолкнуть лишь внешне.

– Насть, я так соскучился, – прошептал Лешка, поворачиваясь ко мне и наклоняясь. Влетевшая в окно паутинка переливалась на солнце, касалась то моего, то Лешкиного лица. Было смешно, щекотно и очень хорошо. Все проблемы мы потом решим, подумала я. Куда они от нас денутся?

Хотелось поймать время за тонкий скользящий в руках шелковый хвост и удержать, заарканить его, остановить на год другой вот именно это мгновение. Наверняка знаешь, что потом будет еще лучше, еще интересней. Но отчего то именно с этой минуткой прощаться жаль. До слез обидно, что она сейчас кончится и уж никогда больше не повторится.