Хотя на самом деле четырех посыльных Юрия Антоновича возле казино и полицейского мотоциклиста пристрелил вовсе не Иванов, а приставленная к нему “вторая” французская жена Маргарита, которая предпочла об этом не распространяться, потому что считала, что Иванов и без того немерено душ загубил, так что с него не убудет.

Покойный товарищ Максим был уверен во всех ивановских трупах, кроме трупов пятерых бойцов французского полицейского спецназа, которых застрелил лично сам, при захвате квартиры с заложниками. Но товарищ Максим в расчет не шел и ничего никому сказать не мог, потому что был застрелен при штурме.

Зато французские полицейские могли поклясться на Библии, что их коллег в квартире с заложниками, четверых русских возле казино, мотоциклиста, еще нескольких русских в их квартирах после, надзирателя в тюрьме, из которой каким-то невероятным образом был совершен побег, и трех помогавших ему в этом деле “леваков” убил подданный России Иванов Иван, потому что это подтверждалось показаниями свидетелей и актами экспертиз.

Американские разведчики лучше, чем кто-либо другой, знали, кто помог Иванову сбежать из французской тюрьмы, потому что помогли они и до сих пор не могли понять, почему он ликвидировал нанятых ими “леваков”. По всем прочим учиненным Ивановым эпизодам у американцев вопросов не было, потому что по каждому из них они имели исчерпывающую — в виде ксерокопий уголовных дел, фотографий с места происшествия, актов экспертиз и показаний — информацию. Но в отличие от французских полицейских, партийцев и всех прочих американцы еще доподлинно знали, что Иванов не просто уголовник, убивший шесть десятков потерпевших, а подполковник ГРУ, водящий знакомство с высшими чинами русского Министерства обороны.

Ну что, кажется, все?..

Ах да, еще первая русская жена Иванова, сослуживцы и родственники.

Жена считала Иванова никчемным, безвольным, ни на что не годным, не способным за себя постоять и заработать хотя бы копейку кретином. Но, в общем-то, безвредным кретином.

Сослуживцы — слабаком и неудачником. — Родственники — просто баламутом.

А сам Иванов... Сам Иванов в этой игре, похоже, был не в счет. Самого Иванова никто ни о чем не спрашивал!..

Вначале все шло как всегда — майор Проскурин допрашивал Иванова, причем не как раньше, а уже спокойно допрашивал, вежливо, без мордобоя и криков, так, с легкими угрозами открутить ему голову и послать наложенным платежом родственникам. Майор честно выполнял приказ о смягчении режима содержания Иванова.

— С какой целью вы перевели сто пятьдесят миллионов долларов на счет коммунистической партии Эквадора? — в тысячный раз допытывался майор Проскурин. Лениво допытывался, без огонька, больше для очистки совести, чем для дела. Потому что прекрасно понимал, если Иванов раньше ничего не сказал, с сывороткой и мордобоем, то теперь, когда по-человечески, тем более ничего не скажет.

— Я ничего никуда не переводил, — так же лениво и скучно отбрехивался Иванов.

— Тогда скажите, для чего вы перевели двести тридцать миллионов... — продолжал тянуть кота за хвост майор...

— Я никуда двести миллионов не переводил...

Но вдруг!..

Все, что случилось в следующее мгновение, было в высшей степени неожиданно и непонятно.

Неожиданно и непонятно майору Проскурину.

И непонятно Иванову. Впрочем, он давно ничего не понимал и уже не пытался понять...

Вдруг где-то там за дверью, раздался слоновий топот и крики. В бункер вломилась свора каких-то людей, которые разбежались по лестницам и коридорам.

Майор даже в первое мгновение подумал, что, может быть, случился пожар? Но ворвавшиеся в помещение люди менее всего были похожи на пожарных — на них не было видно никаких касок и они не разматывали за собой пожарные рукава.

— Вы кто? — попытался спросить майор Проскурин, но ничего спросить не успел. К нему подскочили сразу несколько крепких на вид и на ощупь ребят, схватили майора за руки, рывком растянули в стороны, а один с ходу ударил ему костяшками пальцев под дых. Майор вытаращил глаза и стал хватать ртом воздух. Ни сообразить что-нибудь, ни оказать сопротивления он не успел.

Ему врезали еще несколько раз, подтащили к стене, грубо, рывком, развернули и уперли лицом в штукатурку.

— Ноги! Ну, быстро! — проорали они. Майор широко расставил ноги. И, уже не дожидаясь дополнительной команды, задрал вверх и развел руки. Теперь он был весь как цыпленок табака, был беспомощен и безопасен.

— Если дернешься, пеняй на себя! — на всякий случай предупредили его.

И, подтверждая свою угрозу делом, пнули между ног.

— Ox! — сказал майор, дернувшись от боли.

И подумал: да что за ерунда такая!..

Он стоял, распластанный по стене, боясь оглянуться, и никак не мог понять, что происходит. Кто они такие? Откуда взялись? Чего им надо?

Может, милиция?.. Но почему тогда без формы, почему не предъявляют ордер? Бандиты?.. Но бандиты не стали бы церемониться, бандиты прибили бы его сразу!..

Да кто ж они, черт возьми, такие?! И какого черта не трогают Иванова?..

Иванову действительно повезло больше. С Ивановым обращались иначе, чем с майором, обращались очень вежливо, аккуратно и даже предупредительно. Ему пододвинули кресло, придержали за локотки, посадили, сняли наручники, поинтересовались его самочувствием и не обижал ли его майор.

Испуганный добрым к нему отношением даже больше, чем угрозой избиения, Иванов затравленно смотрел по сторонам, мычал, заикался и не мог сказать ничего вразумительно.

— Он бил вас? Бил? — допытывались обступившие его спасители. — Он кричал на вас?

— Ты бил его, гад? Бил? — требовали они правды у совершенно обалдевшего майора.

Иванов так ничего и не ответил, Иванов только судорожно, как будто застрявший в горле кусок проглотил, кивнул.

— Ах, значит, все-таки бил! Ну сейчас мы ему за это, — пообещали охранники, бросаясь к майору и роняя его на пол.

Дюжие молодцы пинали и катали майора Проскурина по полу, периодически интересуясь у Иванова — хватит или нет. Но когда к Иванову обращались, он испуганно вздрагивал, дергая головой вниз, что можно было истолковать как согласие на продолжение экзекуции. И молодцы продолжали бить и катать майора.

— Ну что, довольно или еще добавить?

Иванов снова вздрагивал и дергался.

Ну добавить так добавить...

Катаемый по полу майор пытался закрывать лицо и живот, пытался понять, за что его бьют и почему не бьют Иванова, и замечал, что бьют не так уж и сильно. Они что, для Иванова стараются?

— Может, хватит, а то они его до смерти забьют? — пожалел майора один из молодцов.

Иванов вздрогнул и дернулся.

Иванов был согласен, что хватит.

Майора ухватили за лацканы пиджака, подняли и уронили на пол.

— Скажи ему спасибо, что легко отделался, — показали пальцем.

Майор сидел на полу против Иванова, смотрел на Иванова и пытался понять, за что он должен говорить ему спасибо? И почему продолжительность и интенсивность бития зависят от Иванова? Кто он такой? И кто эти люди?

— Ну ты чего молчишь, свинья неблагодарная? — возмутился кто-то и хлопнул майора по затылку. — Язык отсох?

— Спасибо! — от всей души поблагодарил майор Иванова, радуясь в душе хотя бы, что ему ноги не надо целовать.

— Пожалуйста, — автоматически ответил Иванов.

Это был какой-то абсурд, какой-то сон. Только что майор Проскурин допрашивал Иванова, обещая отвернуть ему голову, а теперь благодарит того же самого Иванова за то, что его чуть не прибили.

Чудеса!..

Но это были не последние в этот вечер чудеса.

Следующим в камеру приволокли генерала Трофимова. Приволокли в домашней одежде и тапочках, словно взяли от телевизора. Вернее, оттуда и взяли — ворвались в квартиру, сунули в глаза пистолет, а в рот кляп, связали по рукам и ногам, завернули в ковер и кинули в подогнанный к самому подъезду мебельный фургон.