Его не слушали, но на всякий случай делали вид, что слушают.

— Да ладно про котлы. Вы лучше расскажите, как вы тюремщика... того, — попросил кто-то из бойцов.

— Какого тюремщика? — насторожился Иванов.

— Французского, которого вы гвоздем вот сюда, — ткнул боец себя пальцем в шею.

И все согласно закивали головами. Потому что раздобыть, находясь в тюрьме, гвоздь, сделать из него заточку и использовать по назначению — это круто. Это высший класс!

— Расскажите, расскажите. Нам нужно. Это ведь практический опыт.

— Вы что? Никого я ни того, — отнекивался Иванов. — И вовсе не я это!

— А кто? — удивились бойцы.

— Это его другой надзиратель, который меня из камеры вывел. Он меня за руку держал, а когда тот подошел, он его и ударил.

— Вашей рукой? — не поверили бойцы.

— Ну да, моей рукой... Я гвоздь держал, а он меня за руку держал и ка-ак!.. И все!..

Бойцы одобрительно закивали головами.

Молодец мужик, пить — пьет, но дело разумеет. Такую ересь порет с такими честными глазами! Уж кажется, что тут можно придумать в свое оправдание — и заточка у тебя, и ударил ты, а он вон как извернулся! Это ж надо такое придумать!..

— Да ладно, нам можно. Мы сами по этому делу, — заговорщически сообщили фээсбэшники.

— По какому? — туго соображая, переспросил Иванов.

— По тому же, по которому вы. Вот у вас, к примеру, сколько засечек на прикладе?

— На каком прикладе?

— Ну, в смысле, сколько у вас в активе “жмуров”? Ну, покойников?

— У меня? Ни одного! — четко, проговаривая слова, сказал Иванов. — Я — пальцем никого. Я ведь не тот, который вы думаете, я по котлоагрегатам...

Бойцы дружно заржали.

Ну точно молодец — свои не свои, а он знай мозги пудрит! Нет, такого голыми руками не взять.

— Ну ладно, не хотите — не надо, — не обиделись бойцы. — Мы ведь все понимаем!

И действительно все понимали...

Сомлевший Иванов сидел в бане, на режимном объекте, в окружении дюжих, на две головы выше его молодцов, пил с ними пиво и водку, рассказывал про котлоагрегаты, покровительственно стучал их ладошкой по чугунным плечам, по каждому поводу лез обниматься и вообще вел себя безобразно. Но точно так, как и должен вести себя старший товарищ перед молодой порослью бойцов невидимого фронта.

“Нормальные ребята, — думал он. — Классные. Только жаль, в котлоагрегатах ни хрена не смыслят. А так — мировые пацаны!..”

Второй помощник атташе по культуре посольства США в Москве Джон Пиркс стоял навытяжку перед начальством...

Да каким атташе, по какой культуре?.. Перед настоящим начальством, которое не по культуре, которое по месту основной и единственной работы, — перед Начальником Восточного сектора ЦРУ.

Первый шквал бури, когда на Джона Пиркса просто шумели, грозились сорвать погоны, выгнать на улицу и начистить морду, миновал. И теперь разговор шел по существу.

— Как это произошло?

— Мы действовали по утвержденному плану, — начал Джон, на всякий случай напомнив, кто являлся первой инстанцией, одобрившей сценарий побега.

Начальник Восточного сектора поморщился, но промолчал. Он о своей подписи помнил, вернее, вспомнил сразу же, как только узнал о случившемся. И теперь уже не забудет, даже если захочет, потому что его в эту подпись, как нагадившего на ковер щенка в его же лужу, мордой еще не раз ткнут.

— Понятно, что дальше?

— Вначале все шло штатно: “леваки” дали согласие на участие в операции, нашли исполнителя и обеспечили “буфер”...

“Буфером” были не пружины и бамперы, а были живые люди — три “левака”, которые должны были выполнять роль посредников между людьми Джона Пиркса и нанятым ими исполнителем и беглецом. Их участие в операции было необязательным — вручить деньги и постоять у лебедки мог любой, но их участие позволяло не засвечивать в этом деле интересы ЦРУ.

— Мы участвовали в операции в основном информационными ресурсами, финансами и технической стороной... Но потом...

Потом все пошло наперекосяк. Вначале заупрямился главарь “леваков”, затребовав в залог, в качестве гаранта сделки, кого-нибудь из людей Джона Пиркса, и подстраховался совместной с Джоном фотографией, которую можно было использовать для шантажа. Потом Иванов, выходя из камеры с подкупленным надзирателем, убил встреченного в коридоре корпусного. И на прощание пырнул гвоздем своего помощника, что не предусматривалось никакими планами. Ну а потом...

Потом он спустился по отстреленному линеметом и зацепившемуся за крышу якорем тросу на улицу и, вместо того чтобы отблагодарить своих спасителей, убил их, скрывшись в неизвестном направлении. Что убил — нехорошо, на то они и “буфер”, хуже, что скрылся...

— Где он может теперь быть?

Джон Пиркс развел руками.

Дело было дрянь, мало того, что Иванова, ради которого все это дело затеяли, не заполучили, еще и под “леваков” попали. Потому что те расценили убийство своих товарищей как предательство и прислали Джону в коробке из-под торта голову его отправленного в залог человека.

Была одна беда — стало две. Раньше ославить ЦРУ мог только Иванов, который по их наводке ликвидировал известного в Европе бизнесмена, а теперь появились еще и располагающие компроматом “леваки”.

— Значит, так, — подвел итог Начальник Восточного сектора. — Провала нам не простят: тебе — огласки, мне — тебя. И, боюсь, отставкой дело не ограничится. Нужны будут виновные. Самые подходящие кандидатуры — мы.

Джон Пиркс согласно кивнул.

— В лучшем случае они все спишут на случайно затесавшихся в ряды профессионалов недоумков, в худшем — на павших героев. Лично я предпочту быть недоумком.

Джон Пиркс тоже выбирал быть живым разгильдяем, чем мертвым национальным героем.

— Отсюда мораль — или мы подчищаем все хвосты. Или...

— Подчищаем, — кивнул Джон.

— Тогда первое — нужно все это как-то оформить, как-то так, чтобы все это там, — ткнул Начальник Джона пальцем в потолок, — выглядело помягче. Далее — как можно быстрее прибрать за собой во Франции, либо найти способ договориться с “леваками”, либо... Но главное — решить, что делать с Ивановым...

“Лучше бы то, что планировали раньше, — подумал Джон Пиркс, — взять живьем, выпотрошить, предложить сотрудничество и, если он откажется, — зачистить. Впрочем, предложение ему уже было сделано, было сделано в форме побега — и было отвергнуто, если считать трупы “леваков” отказом. Значит, можно переходить сразу к третьему пункту”.

— Иванова надо “стирать”, — внес предложение Джон Пиркс.

— “Стирать” или нет, вопрос второй, — вздохнул Начальник Джона.

А кто же тогда первый, если Иванов — второй?!

— Главный вопрос — что докладывать по его поводу начальству.

Это верно — суть не всегда зависит от содержания, очень часто от формы. От того, как будет представлен провал — провалом или частичной победой.

— Ты, кажется, говорил, он выдающийся “мусорщик”, — напомнил Начальник Восточного сектора. — Что чуть ли не три десятка людей на тот свет спровадил.

— Теперь больше. В два раза больше. Только вы в это не верили.

— Я и сейчас сомневаюсь, хотя сейчас уже меньше.

Джон Пиркс не понимал, куда клонит его начальник, хотя догадывался, что тот нащупал какой-то выход.

— Это он нас вывел на Друга?

Другом был работавший в Генштабе генерал, которого американцы завербовали при посредничестве Иванова и который на самом деле не был генералом и не работал в Генштабе, а работал на ФСБ в качестве двойного агента под кличкой Генштабист. Это был тот человек и та операция, ради которых генерал Трофимов связался в свое время с Ивановым.

— Да, Друг — это наводка Иванова.

— То есть можно предположить, что Иванов имеет контакты с высокопоставленными военными чинами?

— Мы пытались это выяснить, но, кроме Друга, он никого не назвал.

— Но это еще не значит, что таких контактов нет. Это лишь значит, что он о них не сказал, — подчеркнул Начальник Восточного сектора. — Кроме того, он продемонстрировал выдающиеся профессиональные навыки в области ликвидации.