7. Предательства.

8. Человек-Без-Слез.

9. Королева Теней.

10. Дитя Земли и Неба.

11. Сообщение Командованию.

12. Карты Печали.

МЕСТО ЗАПИСИ: Королевский Зал Плача, Комната Инструктажа.

ВРЕМЯ ЗАПИСИ: Двадцать третий год Королевы, Тринадцатый Матриархат.

Лабораторное время – 2132,5 г. н. э.

РАССКАЗЧИК: Плакальщица Королевы – к помощницам, включая Лину-Ланию.

РАЗРЕШЕНИЕ: Без разрешения, с предварительной установкой микрофонов. Голосовое включение.

– Это песнь Семи Плакальщиц, семи великих семей Эль-Лаллора, от дней небесного плача, до сего момента, когда говорит мой язык. Я храню эти скорбные песни в своем сердце и памяти вопреки времени, чтобы, если придет время, вновь оплакивать нашу землю – как надлежит Плакальщицам Королевы.

Вначале времен наша суша погибла в воде. Но о воде мы можем теперь говорить лишь при родах, когда она свободно выплескивается из пещеры матери, либо при оплакивании, когда вода по нашей воле струится из глаз.

Предсказание гласит, что в следующий раз наша суша погибнет, когда мы забудем об оплакивании.

Это написано на небесах, это написано на камнях, это написано в море, это написано в наших сердцах. Но не записано ни в каких скрижалях, выдуманных нами, так как мы можем потом не суметь их прочесть. Хранить во рту – помнить, записать – забыть. Эти священные знания должны передаваться от Плакальщицы к Плакальщице, от Мастера к Мастеру, от уст к ушам, во веки вечные.

Слушайте же, хорошо слушайте. Мое слово крепкое, крепче сна, крепче Чаши сна, крепче силы героев. Мой голос делает рассказ истинным. Слушать, помнить – знать.

До того, как заплакало небо, земля была мягкой и обильной, и не было горя. Суша все время купалась в солнечном свете, и не было деления на день и ночь, на свет и тьму. Поэтому не было голода, не было боли, не было смерти. Мир назывался Эль-Лалладия, Место Благословения и Радости.

Но Люди устали от такой красоты и постоянного света. Они обратились к мраку пещер и к рискованным играм. Они пускали кровь из собственных вен, чтобы посмотреть, как быстро она течет. И тогда даже небеса стали плакать кровью. Сто раз за сто дней еще и еще, с безоблачного неба падала вода, сначала красная, потом прозрачная, пока чаша мира не наполнилась ею. И все, жившие в Эль-Лалладии и называвшиеся Людьми, утонули. Кроме двоих. Те двое были мужчина и женщина, и он был слишком стар, чтобы иметь потомство. Даже свет погас, как свечка между влажными пальцами, и в небе осталось лишь серое дымящееся пятно.

Тогда из пещер на высоких горах вылезли другие люди, называвшиеся Пророками Ночи. Они зажгли среди дня сторожевые костры, которые вознесли к темнеющему небу дым. Они пели свои тяжеловесные песни и взывали к темноте, и в сердцах у них не было радости. И сто раз за сто ночей мир становился черным и освещался только мягко падающими звездами.

Один из Пророков Ночи поднялся и сказал: «Давайте бросать в воду большие камни, чтобы она испугалась и вернула сушу».

Тогда они стали скатывать один за другим большие камни, пока вода не отступила, оставив сушу – черную, как ночь, и густо покрытую рыбьими тушами и странными костями.

Суша эта сильно пахла, и голод позвал нескольких Пророков Ночи вниз, в долины. Там они бродили взад-вперед по грязи и оставляли следы ног и отпечатки рук, как будто глубоко вырезанные в камне. И они построили себе жилища из грязи и поселились там.

А еще несколько Пророков Ночи были увлечены дальше соленым запахом моря, они шли за отступающей водой до того места, где встретились и боролись между собой море и суша. Там Пророки Ночи остановились, забросили свои сети далеко в воду и добыли из моря пропитание.

Но остальные Пророки Ночи все еще прятались в тени гор, потому что они поклялись, что узнают горные пустоши лучше всех, и там они остались жить навсегда.

Итак, первыми из Семи Плакальщиц были:

ПЛАКАЛЬЩИЦА ЗЕМЕЛЬ – тех, кто трудится на земле, тех, кто живет в долинах, пастухов и фермеров, пахарей и свинопасов, земледельцев и мукомолов.

ПЛАКАЛЬЩИЦА ВОД – тех, кто живет у моря и пожинает хитроумно сплетенными сетями урожаи маленьких существ с плавниками, плавающих вблизи берега.

ПЛАКАЛЬЩИЦА СКАЛ – тех, кто живет в тени гор, изменяет их лицо, выделывая строительный и драгоценный камень.

Но со времен ста дней и ста ночей, со времени пролитой небом первой крови, оплакивание – наш способ помнить обо всем и величайшее искусство в нашем мире.

А мир наш не зовется больше Эль-Лалладия, Место Благословения, а зовется Эль-Лаллория, Место Плакальщиц.

Арруш.

МЕСТО ЗАПИСИ: Пещера 27.

ВРЕМЯ ЗАПИСИ: Первый Год Короля, Первый Патриархат.

Лабораторное время – 2137,5 г. н. э.

РАССКАЗЧИК: Лина-Лания, известная под именем Седовласой – своей помощнице Гренне.

РАЗРЕШЕНИЕ: Без разрешения, с предварительной установкой микрофонов. Голосовое включение.

– Мне минуло тринадцать лет, последний поворот детства, когда заболела прабабушка. Ее поместили наверху в комнате без окон, под соломенной крышей, чтобы она привыкала лежать в темноте. Так поступают с глубокими стариками, чья жизнь проходит в сумерках. Так новорожденные должны учиться жить в лучах рассвета.

Право посетить Зал Плача я получила не из-за болезни прабабушки, а потому что у меня появились признаки взросления: начали наливаться маленькие груди, закудрявились волоски в укромных местах и хлынула свежая кровь из нетронутого гнезда моего тела.

Я была готова. Разве не провела я в детстве много часов, играя в Зал? Одна или с братьями, я строила из веток ивы и сорванной ботвы свои собственные Залы. Мы накрывали столы, делали надписи, рисовали картинки. И всегда, всегда мой стол был самым лучшим, хотя я не была самой старшей. Мой стол, украшенный лентами и дикими цветами: красным триллисами жизни, сине-черными траурными ягодами смерти и переплетенными зелеными веточками между ними – был не просто красив невинной красотой. Нет, у моего стола был характер, одновременно мой и того, по ком оплакивание. В нем была сущность, и воображение, и смелость, даже когда я была совсем маленькой. Все замечали это. Другие дети это понимали, некоторые завидовали. Но взрослые, которые приходили посмотреть, как мы играем, они знали точно. Я слышала, как один из них сказал: «У нее талант плакальщицы, у этой малышки. Хорошенько запомните ее». Как будто мой большой рост и угловатое тело не делали меня заметной.

Еще ребенком я начала слагать собственные стихи печали, по-детски лепеча их своим куклам. Первые стихи были подражанием погребальным песням, которым меня учили, но в них всегда было что-то лично мое. Я особенно помню один, потому что мама поделилась им со старшими как признаком моей одаренности. Бабушке не понравились эти стихи, ей понравились другие, но в этом споре победила мама. Стихи начинались так:

Темный корабль, невидимый берег – это все было лишь калькой с обычных метафор погребальных песен. Но слова пятой строчки, которые оттеняли центральный образ, вырезанную из дерева фигуру обнаженной женщины, нечто, о чем я не могла иметь понятия, потому что мы были родом из Средних Долин, землепашцы и мукомолы – эта пятая строчка всех убедила. Я, дочь мельника, долговязая и тонконогая, я была одаренным ребенком. Я неделями смаковала их похвалы и пыталась повторить свой успех, но больше не смогла. Мои следующие стихи были банальны: в них не было и намека на талант. Прошли годы, прежде чем я поняла, что у меня лучше получается оплакивание, когда я не стараюсь произвести впечатление, хотя критики, публика и глупые придворные не могли видеть разницу. Но мастер всегда узнает.