Эрле росла. А Сангаджи кочевал то близ широкой Волги, то по тихой Ахтубе. Летело время, множились табуны. Немало приезжало и купцов из Персии и из Индии, много добра накупил у них богатый Сангаджи для своей дочери.

Часто длинные караваны сытых верблюдов отдыхали у его стойбища. Знатные сваты в богатых, ярких одеждах слезали у его кибитки.

Мать Эрле, старая Булгун, сидела у ее изголовья, с глазами, полными слез.

«И зачем это так раскричался ночной кулик, — думала она. — Зачем так печально шумят над ериком ветлы и о чем вполголоса говорит Сангаджи в соседней кибитке с богатым сватом… Милая моя Эрле, когда я носила тебя под своим сердцем, я была счастливей, чем сейчас, — тогда никто не мог отнять тебя у меня».

А в то же время Сангаджи говорил знатному свату:

— Ничего мне не надо за мою Эрле потому, что она дороже всего на свете. Разреши мне поговорить с женихом, я хочу узнать, сколь он разумен, и пусть Эрле сама решает.

Обрадовался сват, вскочил в седло, поскакал к нойону Тюменю и рассказал о том, что, видно, скоро положат Эрле поперек седла и привезут к молодому Бембе.

У слияния двух рек догнали Сангаджи сваты нойона Тюменя.

Богатые цветные наряды сватов играли радугой на утреннем солнце. Впереди всех ехал Бембе, сын беспощадного, свирепого нойона Тюменя, чье имя приводило в трепет всю степь.

— Пусть сама Эрле скажет тебе условия, — промолвил Сангаджи, когда Бембе сказал, что Эрле нужна ему, как сурепка верблюду, как ильмень утке, как солнце земле.

Громче заговорила степь, и запели в реке волны, выше подняли метелки камыши и приветливо смотрели верблюдицы, когда к гостям вышла красавица Эрле.

От великих гор до долины реки Или и глубокого озера Балхаш ездил Бембе, видел он тысячи прекрасных женщин, но такой, как Эрле, нигде не видел.

— Все, что хочешь, проси, — сказал он ей, — только согласись.

Улыбнулась Эрле и произнесла:

— Бембе, сын знатного нойона, я рада видеть тебя и вечно останусь с тобой, если ты найдешь мне цветок, прекраснее которого нет не только в нашей степи, но и во всем мире. Я буду ждать до следующей весны. Ты найдешь меня на этом же месте и, если принесешь цветок, я стану твоей женой.

Собрал нойон Тюмень родовых старейшин и оповестил их:

— Объявите всему народу, чтобы тот, кто знает о таком цветке, пришел без страха и рассказал нам за большую награду.

Быстрее ветра облетел степь приказ Тюменя. Однажды ночью к кибитке нойона подъехал запыленный всадник. А когда его пригласили к очагу, он сказал:

— Я знаю, где растет цветок, желанный красавице Эрле.

И он рассказал о своей чудесной стране, которая называется Индией и раскинулась далеко за высокими горами. Есть там цветок — священный лотос, ему поклоняются, как богу. Если нойон пошлет с ним несколько человек, он привезет лотос.

На другое утро шесть всадников пустились в путь.

Зима была метельной. Холодные ветры загнали скот в камышовые крепи. Сангаджи целыми днями лежал и слушал, как бушевали степные бури. Даже веселая Эрле тосковала о солнце и ждала весны. Она мало думала о том, что когда-нибудь возвратится страшный Бембе.

А тем временем шесть всадников держали путь на восток и уже достигли долины реки Или. Они спали и ели в седле. Бембе торопил их, и задерживались они только для того, чтобы охотой добыть еду.

Много лишений пришлось перенести им, пока они не достигли таинственной Индии. Дикие степи, высоченные горы и бурные реки встречались на пути, но всадники упорно ехали вперед.

Наконец они прибыли в Индию и увидели чудный цветок — лотос. Но никто не решался его сорвать, боясь навлечь на себя гнев богов. Тогда на помощь им пришел старый жрец. Он сорвал лотос и отдал Бембе, сказав:

— Помни, человек, ты получил прекрасный цветок, но потеряешь нечто еще более прекрасное.

Не слушал его Бембе, схватил лотос и велел тут же седлать коней, чтобы пуститься в обратный путь.

Все реже и реже дул свирепый ветер, а солнце все дольше оставалось в небе. Близилась весна, а ее так ждала бледная, исхудавшая Эрле.

Напрасно ходили в кибитку ее отца знахари, напрасно поили ее разными травами, — с каждым днем таяла Эрле, как снег под солнцем. Не могла больше плакать Булгун. Безумными глазами она смотрела на свою дочь, уходившую от нее навсегда.

А когда запели птицы и зацвела степь, Эрле не могла уже встать.

Если бы птицы могли говорить, они сказали бы Бембе, чтоб торопил он своих коней, потому что скоро перестанет биться сердце Эрле. Но и без того торопился Бембе. Оставалось уже немного пути. Усталые кони, с налитыми кровью глазами, спотыкались и чуть не падали от изнеможения.

Знатные сваты неслись навстречу Бембе.

— Торопись, Бембе, — кричали они. — Твоя красавица Эрле умирает.

И когда показалась кибитка Сангаджи, все увидели, как из нее, пятясь, выходили мать и отец. Всадники поняли, что Эрле умерла. Печально опустил поводья Бембе. Он не увидел живой прекрасной Эрле, не увидела и Эрле цветка, прекрасного, как она сама.

Темной ночью Бембе ушел в камышовые заросли устья Волги и посадил там лотос.

И до сей поры растет там этот прекрасный цветок.

В одном селе жил поп, жадный-прежадный. И вот бедный мужичок решил проучить попа. Наловил мужик в реке рыбы, пробрался до света в поповский огород и сел у колодца с удочкой. Вышел поп утром в огород и видит мужика и при нем ведро с рыбой. Поп рассердился и закричал:

— Ты что тут делаешь? Мужик отвечает:

— Разве не видишь — рыбу ужу!

Обругал поп мужика и прогнал его. Захотел поп сам ловить рыбу в колодце. Подготовил удочки. Всю ночь не спал, все боялся, как бы кто из бедняков рыбу не выловил из его колодца. Опустил удочки в колодец и все ждал, когда рыба клюнет. Сидит поп у колодца час, другой. Началась заря, а рыбки нет и нет. А хитрый мужичок собрал людей со всей деревни и говорит им:

— Наш поп с ума сошел: в колодце рыбу удит.

Собралось у попова колодца людей видимо-невидимо. Стали люди над попом смеяться, перестали после этого попу верить и в церковь ходить. А потом и совсем прогнали его из села.

С той поры ни один поп не соглашался идти служить в этот приход: боялся, что мужики и его ославят.

Прихворнул ловец и не пошел в море, а когда поправился, то нанялся к попу в работники. Поп его с самого раннего утра и до позднего вечера заставляет работать, а кормит всего только одни раз в день — хлеб да вода, и того не досыта.

Совсем отощал ловец, живот подтянуло к спине. Он и говорит попу:

— Ты хотя бы чуть получше меня кормил.

А поп ему в ответ:

— Молчи, грешник, и хлеба-то поменьше ешь, скорее в рай попадешь.

Видит ловец, что с попом не сговоришься, и решил он шутку над ним подшутить. Как-то ночью забрался в погреб, поел все запасы, оставил лишь один горшочек сметаны. И его отнес в церковь. А там всем святым и угодникам христовым сметаной вымазал губы и усы, апостолу же Петру — так и всю бороду.

Наутро хватился поп, а у него в погребе-то пусто — и ну ругать ловца:

— Никто другой, как ты, все у меня пожрал!

А ловец клянется-божится:

— Не я это, батюшка!

— Тогда кто же? Ведь ты рядом с погребом в сарае спал.

— Я, батюшка, все видел…

— Так говори, кто?

— Да из церкви святые пришли и все ваши припасы поели. Я им честью говорю: «Божие угодники, что вы делаете?». А апостол Петр на меня как замахнется огненным мечом: «Молчи!». Ну я и молчу, что я могу против него сделать.

— Врешь ты! — не верит поп. А ловец ему:

— Да пойдите в церковь и гляньте!

Побежал поп в церковь. Вошел и глазам не верит: у всех святых сметаной вымазаны губы и усы, а у апостола Петра — и борода.