Потом, прижав уши, он понесся прямо на северо-запад. И теперь Серая Волчица не отставала от него, а бежала рядом, как раньше, как в те дни, когда собачья свора еще не присоединилась к ним. Волчица чувствовала, что вернулась их прежняя дружба, и знала, что путь их теперь лежит к старому логовищу под буреломом.

Когда месяц назад Казан и Серая Волчица покидали болото, оно было занесено глубоким снегом. Вернулись они в один из первых весенних дней. Солнце ласково пригревало, повсюду с шумом неслись большие и малые потоки, рожденные таянием снегов, с хрустом ломался тонкий ледок. Слышалось потрескивание скал и деревьев — последние крики умирающей зимы. Холодный неяркий блеск северного сияния уходил в своей прощальной красе все дальше и дальше на север, к полюсу. На тополях уже начали набухать почки, и воздух был напоен ароматом пихты, ели и кедра. Всего шесть недель назад повсюду вокруг царили голод, безмолвие и смерть, а сейчас, стоя на краю болота, Казан и Серая Волчица вдыхали весенний запах земли и прислушивались к движениям живых существ. Наверху, над их головами, сердито тараторила парочка каких-то пичужек. Большая сойка прихорашивалась, греясь на солнышке. Чуть подальше то и дело раздавался хруст ветки, сломанной твердым копытом. С холма позади слышалась тяжелая поступь медведицы; она пригибала ветви тополя и собирала лапами молодые почки — лакомства для медвежат, которые родились у нее еще во время зимней спячки.

Серая Волчица тихонько заскулила и потерлась мордой о Казана. Она уже давно пыталась сообщить Казану, что она тоже скоро станет матерью. Ей очень хотелось снова поселиться в сухом, теплом жилище под буреломом. У нее не было никакого желания охотиться. Ни хруст ветки под раздвоенным копытом, ни свежий след не пробуждали в ней прежних инстинктов. Она только мечтала поскорей добраться до родного бурелома. И изо всех сил старалась, чтобы Казан понял, чего она хочет.

Теперь, когда растаял снег, обнаружилось, что между ними и бугром, где находилось их логовище, появился маленький ручеек. Услыхав его журчанье, Серая Волчица навострила уши. С тех пор как они с Казаном укрывались во время великого пожара на песчаной отмели, Серая Волчица избавилась от присущего волкам панического страха перед водой. Она без колебаний последовала за Казаном, когда тот пошел искать место, где можно было бы перейти быстрый ручей вброд. На противоположном берегу Казан уже видел бурелом, а Серая Волчица чуяла его и радостно взвизгивала, повернув в ту сторону свою слепую морду. В сотне ярдов выше по течению Казан обнаружил ствол большого кедра, упавший поперек ручейка. По этому мосту Казан перешел на другой берег; Серая Волчица колебалась всего одно мгновение, а потом решительно пошла вслед за Казаном. Они подбежали к бурелому, просунули внутрь головы и плечи и долго и внимательно прислушивались. И только потом вошли. Серая Волчица тут же разлеглась на сухой земле и тяжело задышала, но не от усталости, а от полного удовлетворения и радости. Казан тоже был рад вернуться в свое родное жилище. Он подошел к Серой Волчице, и она лизнула его в морду.

И тут Казан понял, что она хотела ему сообщить. Он лег рядом с ней, чутко прислушиваясь и поглядывая на вход в логовище. Потом встал и начал обнюхивать стены. Он находился уже у самого входа, как вдруг почуял совсем свежий запах. Он насторожился, шерсть у него на спине вздыбилась. Запах сопровождался звуками, похожими на хныканье обиженного ребенка. Затем через отверстие вошел дикобраз и направился в жилище Казана, все еще болтая что-то совсем по-детски, — за этот лепет человек всегда щадит дикобраза и не покушается на его жизнь. Казану и раньше приходилось слышать лопотанье дикобраза, и, как и другие дикие обитатели леса, он научился не замечать присутствие этого безобидного зверька. Казан знал, что стоит ему, Казану, зарычать, и добродушный дикобраз не замедлит пуститься наутек. Может быть, через день или всего через час Казан именно так и поступил бы, но сейчас, когда они с Серой Волчицей только что вернулись в свое жилище, всякий, кто покушался на него, был враг. Казан кинулся на дикобраза.

Послышалась какая-то трескотня вперемежку с поросячьим визгом, потом истошный вой. Серая Волчица выбежала на шум. В сторонке сидел дикобраз, свернувшись комочком, выставив наружу лишь свои иглы, а рядом, вопя от боли, катался по земле Казан. Вся морда его была сплошь утыкана иглами. Он зарывал нос в сырую землю и лапами пытался содрать с себя эти злые колючки. Потом опрометью побежал прочь. Так поступила бы любая собака после соприкосновения с дикобразом. Дико воя, Казан носился вокруг бурелома.

Серая Волчица весьма спокойно отнеслась к случившемуся. Вероятно, животным тоже доступно понимать смешные ситуации. В данном случае Серая Волчица явно отнеслась с юмором к столь трагическому для казана событию. Она чуяла присутствие дикобраза и понимала, что Казан пострадал от его игл. А поскольку предпринять было нечего и драться не с кем, Серая Волчица села и стала ждать, поднимая уши всякий раз, когда Казан с бешеной скоростью проносился мимо нее. После пятого круга Казана дикобраз несколько успокоился и, снова затараторив что-то, проковылял к ближайшему тополю, взобрался на него и принялся обгладывать молодую кору.

Наконец Казан остановился возле Серой Волчицы. После первого приступа боль слегка притупилась, но все равно вся морда у него горела и ныла. Серая Волчица подошла к Казану и внимательно обследовала его. Зубами она осторожно ухватила несколько торчащих иголок и вытащила их. Когда она повторила эту операцию, Казан залаял и заскулил от боли. Потом лег, вытянув передние лапы, закрыл глаза и безропотно подчинился своей подруге. К счастью, иглы не попали ему в рот и язык, но снаружи вся морда его кровоточила. Целый час Серая Волчица терпеливо вытаскивала иголки, и ей удалось извлечь почти все. Но самые короткие, которые невозможно было ухватить зубами, все же остались.

Казан отправился к ручью и погрузил свою горящую морду в холодную воду. Это дало ему некоторое облегчение, но ненадолго. Оставшиеся иглы, словно живые, проникали все глубже и глубже. Нос и губы начали распухать, изо рта капала слюна, смешанная с кровью, глаза покраснели. Спустя несколько часов одна из иголок насквозь прошла через губу и начала колоть язык. В отчаянии Казан принялся ожесточенно грызть какую-то деревяшку. От этого иголка затупилась и сломалась и не могла больше причинять вреда: природа подсказала пострадавшему путь к спасению. Весь день Казан грыз куски дерева или жевал влажную землю. И зазубренные иглы теряли свою силу.

Уже в сумерки Казан влез под бурелом, и Серая Волчица стала нежно лизать его морду своим мягким, прохладным языком. В продолжение ночи Казан то и дело поднимался и шел к ручью; окуная нос в ледяную воду, он чувствовал некоторое облегчение.

На следующий день вид у Казана был, как говорят индейцы, «дикобразный». Будь Серая Волчица зрячей и к тому же не волком, а человеком, она хохотала бы над ним до упаду. Вся морда у Казана раздулась, щеки были похожи на две подушки, на месте глаз остались узенькие щелки. Выйдя на свет, он замигал. Он видел не многим лучше, чем его слепая подруга. Но зато боль почти прошла. Уже на следующую ночь Казан начал подумывать об охоте, а перед рассветом приволок в свое жилище зайца. Немного погодя он чуть было не поймал для Серой Волчицы куропатку, но в тот самый момент, когда он готовился прыгнуть на свою пернатую жертву, в нескольких шагах вдруг послышался негромкий голосок дикобраза. Казан застыл. Мало что могло заставить его трусливо поджать хвост. Но именно это он и сделал, заслышав бессвязную болтовню колючего зверька, и тут же стремглав кинулся прочь. Подобно тому как человек ненавидит и боится змею, так и Казану суждено было отныне в страхе убегать от маленького лесного жителя, который на всем протяжении звериной истории никогда не изменил своему добродушию и ни с кем не затевал ссоры.