Однажды ночью Гарион пробудился оттого, что вокруг стало светло, как днем. Он выскользнул из-под одеяла и отодвинул полог. Над миром стояла полная луна, щедро проливая на землю серебристое сияние. Гора, холодная и белоснежная, четко выделялась на фоне звездной россыпи, сияя в лунном свете столь ярко, что казалась почти живой.

Краем глаза Гарион заметил какое-то движение. Польгара выскользнула из палатки, где безмятежно спал Дарник. На ней был белый плащ, сиявший в свете луны столь же ярко, как вечные снега на далекой вершине. Она некоторое время постояла, любуясь величественным зрелищем, потом повернулась к палатке.

– Дарник! – шепотом позвала она. – Выйди и погляди!

Из палатки показался Дарник. Он был обнажен до пояса, и серебряный амулет на его груди сверкал в лунном свете. Он обнял Польгару за плечи, и оба они замерли, упиваясь волшебной красотой этой изумительной ночи.

Гарион уже собрался окликнуть их, но что-то его остановило. Этот момент был слишком интимным для супругов, чтобы посторонний мог позволить себе вмешаться. Некоторое время спустя Польгара потянулась к уху мужа и что-то зашептала, и они оба с улыбкой рука об руку направились к своей палатке.

Тихонько опустив полог палатки, Гарион вернулся туда, где расстелены были его одеяла.

Постепенно, когда путники взяли направление на юго-запад, лес стал меняться. Пока они ехали по горам, их окружали лишь хвойные вечнозеленые деревья да кое-где попадались купы тонких осинок. По мере приближения к подножию величайшей в мире горы им все чаще стали встречаться березы и вязы. И вот наконец они въехали в дубовую рощу.

Проезжая под сенью развесистых ветвей вековых дубов, Гарион невольно вспомнил Лес Дриад в южной Толнедре. Он взглянул в лицо своей миниатюрной жене и тотчас же понял, что сходство это не ускользнуло и от нее. Сенедра пребывала в состоянии мечтательной созерцательности – казалось, она вслушивается в голоса, внятные ей одной.

Однажды в ясный солнечный полдень они нагнали еще одного путника – седобородого старца, облаченного в одежду, сшитую из оленьих шкур. Орудия, торчащие из переметной сумы на спине покорного мула, выдавали занятие их владельца – золотоискатель, один из тех бродячих отшельников, ищущих покоя и уединения вдали от мирской суеты. Старик ехал верхом на косматой лошаденке, такой низкорослой, что ноги всадника почти касались земли.

– Значит, мне не послышалось, что кто-то едет следом за мной, – сказал он, поравнявшись с Гарионом и Закетом, облаченными в кольчуги и шлемы. – Вообще-то в этих лесах мне редко кто-то попадается – ну, из-за проклятия и всего такого прочего.

– Я полагал, что проклятие относится исключительно к гролимам, – сказал Гарион.

– Почти все считают, что доискиваться истины себе дороже. А вы куда путь держите?

– В Келль, – ответил Гарион. Он не видел никакого смысла делать из этого тайну.

– Надеюсь, вы едете по приглашению. Жители Келля не обрадуются чужеземцам, которым втемяшилось в голову явиться туда незваными.

– Там знают, что мы едем.

– Тогда все в полном порядке. Странное местечко этот Келль, и народец там необычный. Впрочем, долгая жизнь подле этой горушки хоть кого сделает странным... Если не возражаете, я поеду с вами до самого поворота на Баласу – это в нескольких милях отсюда.

– Чувствуй себя вполне спокойно, – сказал Закет. – А почему ты не моешь золото? Сейчас для этого самое что ни на есть подходящее время.

– Я прошлой зимой крепко застрял в горах, – принялся объяснять старик. – Вскоре у меня вышли все припасы. И потом, я стосковался по беседам с людьми. Лошадка моя и мул – прекрасные слушатели, но вот собеседники никудышные, а волки так быстро бегают, что и с ними разговора не получается. – Старик поглядел на волчицу и ко всеобщему изумлению обратился к ней на ее языке: – Здорова ли ты, матушка?

Акцент его был ужасен, да и фраза выстроена не вполне правильно, но говорил он, без сомнения, по-волчьи.

– Потрясающе! – Волчица слегка оторопела, но ответила на традиционное приветствие: – Волчица всем довольна.

– Брат рад это слышать. А как случилось, что ты путешествуешь с двуногими?

– Сестра примкнула к ним некоторое время тому назад.

– А-а-а...

– А как удалось тебе овладеть языком волков? – спросил Гарион.

– Так ты его тоже понимаешь? – Старика это открытие отчего-то очень обрадовало. Он поудобнее уселся в седле и сказал: – Я почти всю жизнь свою провел поблизости от волков. А правила вежливости велят выучить язык ближайших соседей. – Старик ухмыльнулся. – Честно говоря, поначалу я ни черта не понимал – но если долго вслушиваться, начинаешь в конце концов кумекать, что к чему. Лет пять тому назад я целую зиму прожил в волчьем логове. Это здорово помогло.

– И они вот так запросто позволили тебе жить вместе с ними? – усомнился Закет.

– Звери довольно долго ко мне привыкали, – признался старик, – но я был им небесполезен, вот они и приняли меня.

– Небесполезен?

– В логове было тесновато, а у меня при себе инструменты. – Старик указал на переметную суму. – Я расширил пещеру, и волкам это пришлось по нраву. Ну, а позднее я приглядывал за щенками, пока старшие охотились. Чудные ребятки! Играли, словно котята. Позже я пытался поладить таким же манером с косолапым. Ничего из этого не вышло. Мишки – чересчур высокомерные создания. Предпочитают держаться особняком. А олени слишком легкомысленны, чтобы с ними дружить. Так что лично я предпочитаю волков.

Лошаденка у старика была не очень быстроногая, и вскоре их нагнали остальные путники.

– Ну как, посчастливилось? – спросил Шелк, кивая в сторону сумы с инструментами.

– Худо-бедно, – уклончиво отвечал седобородый.

– Прости меня, – извинился Шелк. – Я и не думал допытываться.

– Ничего, друг. Я сразу увидел, что ты парень честный.

Бархотка, услышав эти слова, презрительно фыркнула.

– Я ответил тебе по привычке, – продолжал золотоискатель. – Не слишком разумно рассказывать всем и каждому, сколько золота тебе довелось намыть.

– Вполне тебя понимаю.

– Я никогда не держу при себе много золота, когда спускаюсь на равнины, беру ровно столько, чтобы хватило закупить все необходимое. А остальное надежно прячу в горах.

– Зачем ты этим занимаешься? – спросил Дарник. – Ну, я имею в виду, почему ты всю жизнь посвятил поискам золота? Ты же все равно не сможешь потратить всего, что отыщешь. Тогда ради чего все это?

– Надо же чем-то заниматься, – пожал плечами старик. – Человек распускается, не имея дела в жизни. – Он вновь хитро ухмыльнулся. – И потом, когда находишь в ручье самородок, чувствуешь такое волнение... На золото просто приятно смотреть.

– В самом деле, – искренне согласился Шелк. Старый золотоискатель поглядел сперва на волчицу, потом на Бельгарата.

– По ее поведению можно заключить, что именно вы здесь главный, – отметил старик, обращаясь к волшебнику.

Бельгарат был несколько удивлен.

– Ему знаком волчий язык, – поспешил объяснить ему Гарион.

– Потрясающе! – Бельгарат, сам того не ведая, повторил то, что сказала волчица.

А старик продолжал:

– Я как раз собирался дать один совет этим двум юнцам, но, пожалуй, лучше мне поговорить об этом с вами.

– Со вниманием выслушаю.

– Далазийцы – народ странноватый, друг мой, и суеверия у них не вполне обычные. Было бы преувеличением сказать, что эти леса они считают священными, но все же относятся к ним очень почтительно. Я не советовал бы вам рубить здесь деревья – и пуще того, убить здесь кого-нибудь! – Старик указал на волчицу. – Она об этом знает. Вы, верно, уже заметили, что она здесь не охотится. Далазийцы не желают, чтобы лес этот был осквернен кровью. На вашем месте я бы это учел. Если вы оскорбите их верования, то можете чрезвычайно осложнить себе жизнь.

– Весьма благодарен за информацию, – ответил Бельгарат.

– Никогда не вредно передать другому то, что сам уже знаешь, – сказал старик. Потом поглядел вперед. – Здесь мы с вами и распрощаемся. Отсюда дорога сворачивает на Баласу. Приятно было с вами поболтать. – Он почтительно приподнял потрепанную шляпу, глядя на Польгару, потом взглянул на волчицу. – Удачи тебе, матушка, – сказал он и пришпорил свою лошаденку. Низкорослое животное припустилось рысью, и вскоре старик исчез за поворотом.