Счастливая улыбка озарила мордашку девочки, и, схватив взрослых за руки, Кэти потащила их к выходу.

К каким только ухищрениям ни прибегла Кэти, чтобы оттянуть момент, когда придется лечь в постель! Первым делом она продемонстрировала Одри обширную коллекцию мягких игрушек, не забыв назвать каждую зверюшку по имени. Затем устроила настоящее представление, примеряя одну за другой ночные рубашки и требуя, чтобы Одри высказала мнение о каждой из них.

Даже оказавшись наконец в кровати, Кэти отчаянно старалась бодрствовать. Джону пришлось изрядно попотеть, пересказывая какую-то сказку и досочиняя на ходу все новые и новые подробности, прежде чем девочку сморил сон.

Одри ничего другого не оставалось, как рассматривать комнату. Судя по некоторым мелочам, Фредерик Олтман с семьей постоянно жил в прекрасном номере из нескольких комнат «Буревестника», а не перебрался сюда на время предвыборной кампании, чтобы находиться поближе к офису. Апартаменты располагались на последнем этаже отеля, и из окон открывался живописный вид на залив.

Когда Джон и Одри на цыпочках покидали номер, из гостиной донесся слабый голос:

— Ох, Джон, это ты.

Одри обернулась и в проеме приоткрывшейся двери увидела бледную темноволосую женщину.

— Привет, Айрис, — по-свойски откликнулся Джон. — Мы только что уложили Кэти.

— Спасибо, — тихо сказала женщина. — Я заснула. — Она поправила кружевные отвороты рукавов и, придерживая у горла ворот халата, вышла к гостям.

Джон представил женщин друг другу, и те обменялись дежурными любезностями.

Так вот она какая, жена Фредерика. Одри попыталась вспомнить, какой была Айрис десять лет назад. Тем летом Фредерик как раз обручился с Айрис Гилмор, дочкой влиятельных и богатых родителей. Сент-Вудбайн гудел этой новостью, а некоторые откровенно завидовали счастливчику. Сейчас перед Одри стояла смертельно уставшая, болезненного вида женщина с покрасневшими глазами, будто она только что плакала.

— Я было подумала, что пришел Фред, — слабо улыбнулась Айрис, — и даже удивилась: ведь он так занят. Столько людей, с которыми надо переговорить, столько дел.

Джон обнял ее за плечи.

— Ну ты же знаешь своего мужа — ему приходится быть и администратором, и шеф-поваром, и дирижером оркестра. Он всюду и везде старается поспеть. Наверное, и сейчас объясняет флейтисту, как брать верхнее си.

Айрис кивнула.

— Мне так неловко… Фред считает, что мне следует находиться рядом с ним. Но, честное слово, я в самом деле плохо себя чувствую. А там так много людей…

— Успокойся, Фред все понимает. — Голос Джона был мягким, сочувствующим. — Уверен, он хочет, чтобы ты как следует отдохнула и пришла в себя.

— Да, — подхватила Айрис, ухватившись за его слова, как утопающий за соломинку. — Думаю, Фред понимает меня. Прошу прощения, но я бы предпочла вернуться в постель.

Со слабой улыбкой, смутно напомнившей Одри былую красоту этой женщины, Айрис ушла к себе.

Джон невидящим взглядом уставился на закрывшуюся дверь, за которой только что скрылась жена брата. Трудно было догадаться, о чем он сейчас думает. Одри отважилась нарушить затянувшееся молчание:

— Я должна идти. Шеф, наверное, уже хватился меня.

— Нет. Подождите. — Джон говорил как человек, привыкший повелевать и имеющий на это право.

Удивившись, Одри, однако, не стала спорить и молча наблюдала, как Джон снял трубку телефона и быстро набрал внутренний номер.

— Пьер, пошли наверх медсестру, — коротко бросил Джон и покосился на дверь в комнату Айрис. — Я хочу, чтобы она оставалась здесь, пока Фредерик не освободится.

Не дожидаясь ответа, Джон положил трубку и повернулся к Одри.

— Итак, — изобразил он некое подобие улыбки, — на чем мы остановились?

Одри не сразу ответила. Она никак не могла отделаться от ощущения, будто видит какой-то странный сон, где все образы и голоса не такие, какими им полагается быть. Девушка понимала, что десять лет — срок немалый, но… как многое изменилось в «Буревестнике»! Увидев, например, Юджина, она удивилась произошедшим с ним метаморфозам. Когда обаятельный добрый парень, может быть, самый нормальный из всех трех Олтманов, успел трансформироваться в опустившегося пьяницу? А некогда яркая беззаботная красавица Айрис Гилмор стала блеклой хворой женщиной? И, что еще более удивительно, каким образом Джон из бедного родственника превратился во властного совладельца шикарного отеля?

Джон, ожидая ответа, пристально смотрел на Одри, а та отчаянно пыталась нащупать ускользающую нить беседы. В конце концов ей это удалось.

— Я сказала, что мне пора уходить. У вас, должно быть, сегодня еще много дел… Столь ответственный прием…

— Пока еще вы не можете уйти, — остановил ее Джон, но в его голосе властные нотки сменились насмешливой интонацией. — Вы еще должны мне танец.

— Действительно, я и забыла. — Улыбнувшись, Одри огляделась. — Но где же мы сможем…

Легкий стук в дверь прервал ее, и девушка разозлилась. Черт побери, разговаривая с Джоном, она не может закончить ни одного предложения.

А тот как ни в чем не бывало открыл дверь, впустил невзрачную женщину в белом халате, тихо обменялся с ней парой реплик. Затем протянул Одри руку и, улыбаясь во весь рот, предложил:

— Пойдемте, я покажу вам отель.

Она не успела возразить, как сильная мужская рука уже увлекала ее к лифту. Привыкший повелевать, Джон воспринимал ее уступчивость как нечто само собой разумеющееся. Одри не могла не признать, что оказала бы сопротивление только для виду. Когда Джон ускорил шаги, устремилась за ним, словно на ее вечерних туфельках выросли крылья.

Что с ней происходит? После утренних слез на пляже она чувствовала себя как-то странно. В том ли дело, что вместе с вырвавшейся наконец скорбью, которая долго копилась в ее душе, Одри избавилась и от постоянно угнетавшего ее груза вины? Или же сказался магнетизм Джона? От него исходила прямо-таки физически ощутимая жизненная энергия, которая в равной мере и притягивала к себе, и отталкивала.

Кабинка лифта остановилась на втором этаже, и они оказались на широкой террасе, полукругом выдававшейся в сторону океана. Многочисленные цветущие растения в горшках и кадках придавали этому уголку отеля неизъяснимую прелесть и уют.

Терраса находилась как раз над залом приемов, откуда доносились приглушенные звуки музыки. Одри удивленно прислушалась, вот чудо — оркестр играл «Лунное танго». Конечно, какая еще мелодия подошла бы для столь романтической обстановки. Девушка хотела шутливо поинтересоваться, сколько Джон заплатил оркестрантам, чтобы они именно сейчас исполнили танго, но очарование звездной ночи больше настраивало не на задорный, а на лирический лад, и она передумала.

— Вы только посмотрите! — От восторга у нее перехватило дыхание. — Как красиво!

Небо напоминало парадное одеяние какой-нибудь средневековой королевы, которая украсила себя всеми имеющимися в наличии драгоценностями: мириады звезд блистали и переливались алмазными искрами на темно-синем бархате небесного свода. А внизу, маня несказанной красотой, лежала темная шелковая пелерина залива, прочерченная серебристой лунной дорожкой.

— Да, очень красиво. — Джон неожиданно возник у нее за спиной, и, когда он положил руки на плечи девушки, у Одри ёкнуло сердце. — Все так прелестно, — пробормотал Джон и развернул ее лицом к себе.

Танцевали ли они? Может быть. Во всяком случае, ее тело воспринимало обилие ритмов, и было трудно понять, что же завораживает больше: глухой накат волн на берег, биение сердец или волшебные звуки «Лунного танго». Одри и Джон двигались медленно и томно, порой даже останавливались.

— Расслабься, — тихо и настойчиво шепнул он ей на ухо. — Не забывай, это всего лишь танец.

Но как она могла расслабиться? Так странно было чувствовать его рядом — предупредительно-нежного и в то же время опасного. Не прибегая к помощи обольстительных слов и жестов, Джону удалось создать атмосферу упоительной близости.