— Они хотеть ехать с родственник?

— Почему с родственник?

— Ты сказал про бабушек.

— Бабки — это деньги. Мани. У вас мани, у нас бабки. Короче, чтобы тебе запомнить, — баба Маня. И от той бабы тебе вчетверо больше, чем обычно, мань причитается.

— Но. Все равно нельзя. Я должен знать, зачем они ехать и кто их посылать.

— Ну ладно, я тебе скажу. Их Папа посылает.

— Чей папа? Твой папа? Почему их посылает твой папа, а не их папа? Они твои родственники?

— Их Папа совсем не мой папа...

— А кто? Он сын той бабки?

— Ну ты достал меня. Бабки — это мани. А Папа — это Папа. Это должность! Вроде президента.

— Президента компании?

— Да, компании. Очень большой компании.

— А почему, если он президент большой компании, он не может все сделать сам?

— Потому что он не той компании. Он совсем Другой компании. Потому что его компания контролирует все остальные компании, которые в городе. Ну или почти все.

— Тогда почему о той услуге просит ты, а не он? А действительно, почему? Почему за проблемы Папы должен отдуваться глава туристической фирмы, который к тому Папе и его людям не имеет никакого отношения? У которого в отличие от них почти честный бизнес...

— Я хочу сам встретиться с этим Папой. Я хочу, чтобы он сам просить меня. И тогда я, может быть, ему помочь.

Ну и ладно. В конце концов, глава сделал все, что мог. Не выкручивать же представителю консульства иностранной державы руки. Да и не выкрутить, даже если решиться. Никому не выкрутить. И даже Папе не выкрутить. Коротки у Папы руки для того консульского работника. Это тебе не российский бизнесмен, с которым позволительно делать все, что хочешь. За этим канцелярским служакой целое государство стоит. Которое не любит, когда его подданных обижают...

— Вы хотите с ним встретиться лично? Или с представителями?

— Но. Только лично. Как у вас говорят, глаз в глаз.

«Интересно, как Папа отнесется к тому, что ему предлагают условия для встречи? — подумал глава турфирмы. — Не он предлагает... Ему предлагают! Несмотря на весь его авторитет. То-то завертится. Как уж на сковородке! А то избаловался, привык, что каждое его слово — закон. Что все пляски только под его дудку. А тут вдруг все наоборот...»

— Когда вы хотите с ним встретиться?

— Лучше рано. Например, здесь. Сегодня...

— Сегодня. В ресторане «Русский двор», — не без удовольствия передал ультиматум глава туристической фирмы одному из «быков».

— Да ты что, в натуре! Кто он такой? Чтобы Папе...

— Он? Рядовой работник консульства, страны, визы которой вам нужны.

— Что, даже и не самый главный?

— Нет. Но без него виз не получить.

— А если наехать?

— На кого?

— Ну на этих, которые в консульстве.

— Не получится.

— Почему это не получится?

— Ну как это тебе попонятней объяснить... Потому не получится, что не получится. Потому что у них «крыша».

— Брось на понт брать. Круче Папиной «крыши» здесь крыш нет.

— Есть.

— Кто это?

— Это? Международное сообщество. Например, в лице НАТО.

— Нато? Что-то я не слышал такой кликухи. Это кавказцы, что ли?

— Это не кликуха. И не кавказцы. И не человек. Это объединенные вооруженные силы ведущих капиталистических стран.

— Чего? Ты чего мне парашу гонишь. Станут эти вооруженные силы защищать какого-то там рядового фраера из консульства. Что им, делать нечего...

— Станут. Ты понимаешь, станут, — очень серьезно ответил глава турфирмы. — В том-то все и дело, что станут!..

— Тут такое дело, Папа... Тут... — мялся, заикался и все никак не мог сказать главного ответственный за мелкооптовые точки Гнилой. — Только это не я говорю, Папа. Это они говорят...

— Ну ты чего мнешься? Чего сопли жуешь? Говори!

— Тут дело... Все фирмы отказались. Говорят, если туфту или в другие страны, то пожалуйста, а если настоящие... Настоящие они не могут. Настоящие может только консульство.

— Ну? И что?

— В общем, чтобы договориться, надо встречаться с их человеком. Из консульства.

— Кому встречаться?

— Тебе, Папа.

Повисла минутная пауза.

— А кто он такой? Посол?

— Нет. Работник консульства.

— "Шестерка", что ли?

— Нет. Не совсем. Ну, конечно, не консул. Но не «шестерка»... Он работает в консульстве. Через него обычно делают визы, когда они не проходят рабочим порядком. Все делают. Фирмачи говорят, что если он обещает, то дело почти наверняка выгорает.

— За бабки?

— Ну, конечно, не бесплатно...

— Ну так дайте ему их.

— Мы давали.

— Больше дайте.

— Мы много давали. Раз в десять больше, чем обычно.

— Ну и что?

— Он не взял. Говорит, надо встретиться лично. С главным встретиться. С тобой, Папа.

— А других не искали?

— Других нет, Папа. Консульство, оно одно... И снова медленно и тяжело тянулась пауза.

— Но можно сделать липу. Очень хорошую липу. Так что ни один погранец не прицепится. Мне фирмачи обещали, голову на отсечение давали.

— Не надо мне их голов. И липу не надо... Где должна быть встреча?

— В ресторане «Русский двор». Сегодня. Через два часа...

Папа молчал. Папа думал, как сделать так, чтобы и визы получить, и авторитет не уронить. Он думал долго, пока ему не позвонил чуть из шкуры не выпрыгивающий от радости помощник.

— Папа. Мы взяли его!

— Кого его?

— Иванова взяли. В гостинице взяли.

— Где он?

— Везем. Как ты велел.

— Значит, все-таки взяли...

— Спеленали как ребенка. Он даже охнуть не успел. Но как ты говорил — ни одного волоска.

— Точно?

— Ну почти. Мы его немного за руки и за ноги подержали. А то, что у него синяк под глазом, так ты не думай, это об угол. Когда мы его в лифт заносили.

— При нем что-нибудь нашли?

— Нашли. При нем были те два шпалера, из которых он нашу братву мочил. Куча баксов. И какие-то, как их, дискеты.

— Дискеты?

— Ну да, такие синенькие и черненькие тонкие коробочки. Для компьютеров.

— Значит, все-таки были...

— Были, были...

— Ну, тогда...

Подручный напрягся, ожидая распоряжений по похищенному Иванову.

— Тогда собирайся.

— Куда собираться?

— В ресторан.

— Куда?!

— В ресторан. В ресторан... как его?

— "Русский двор".

— Вот, в «Русский двор».

— А как же?..

— А этот подождет. Раз ты его уже взял. Этот уже никуда не денется...

Ивана Ивановича везли недолго. Но везли очень неудобно. Потому что часть бандитов сидели на нем. Такое впечатление, что большая часть. На кочках они подскакивали и всей суммарной тяжестью снова обрушивались на его спеленутое тело. Так что кости хрустели. На поворотах перемещались в стороны. На светофорах дергались вперед.

Наконец машина остановилась.

— Выходи, — скомандовал голос, — и этого выноси.

Вынесли. Понесли. Бросили. И куда-то ушли.

Надолго ушли.

Иван Иванович лежал и ждал своей участи. И даже не боялся. Потому что бояться бесконечно невозможно. По-настоящему страшна приближающаяся угроза. Которая вот сейчас, через мгновение, из-за следующего или из-за того, который за ним, поворота... А когда угроза определилась, обреченный даже испытывает некоторое облегчение. Потому что от его действий уже ничего не зависит.

Таким, от которого ничего не зависит, обреченным был Иван Иванович.

Он лежал, нюхал щекочущую носоглотку пыль паласа, слышал приглушенные многочисленными слоями ткани что-то увлеченно обсуждающие голоса и ждал смерти.

Братва, раскупоривая заранее припасенные бутылки и вскрывая ножами консервы, «сервировала» столы, стулья и подоконники коттеджа и собственные колени, чтобы отпраздновать долгожданную победу.

На завернутого в палас побежденного никто никакого внимания не обращал. Решать его судьбу было делом «бугров». Они, «шестерки», свое уже сделали. И что очень радовало и заставляло спешить с «банкетом» — сделали без ожидаемых многочисленных жертв с их стороны.