— Я з-знаю, что вы не спите, — несчастным голосом бормотала она, нервно сплетая свои пальцы с его пальцами и прижимаясь сзади. — Я слышу. Вы сами говорили, что у спящего совсем другое дыхание. Ну помогите же мне… мне и так ужасно страшно…  — И тут же сердито: — Немедленно п-повернитесь и исполните свой супружеский долг, лорд Тротт.

Он улыбался в темноту и ее напору, и категоричности. Безумно желал повернуться. И не отвечал.

И когда она, снова затихнув, вдруг уткнулась ему в плечо мокрым лицом и беззвучно заплакала, он тоже не пошевелился. Хотя и чувствовал себя опять настоящим скотом.

Алина

Принцесса, засыпая, отодвинулась, отвернулась от спутника, чувствуя себя одинокой и бессильной. Сжалась, прикрывшись крылом и сердито моргая в темноту, — и даже в дреме, уже уплывая в сон, продолжала обижаться и переживать, и надувать губы, периодически вздрагивая, просыпаясь от этого и снова задремывая под шум дождя. Но усталость взяла свое, и она провалилась в зябкий сон, четко зная, что нужно куда-то бежать, что-то срочно доказывать, спасать, убеждать, иначе будет поздно, — и бежала, и карабкалась куда-то, и замерзала, беспокойно ерзая, пока ей вдруг не стало тепло.

Она почувствовала, как ее обнимают — спине сразу стало жарко, — почувствовала и как осторожно, едва ощутимо целуют в висок, и снова начала всхлипывать, не в состоянии разлепить веки, чтобы проверить, не снится ли ей это.

— Хватит реветь, Богуславская, — приглушенно и оттого очень мягко скомандовала ей темнота ироничным и усталым голосом лорда Макса. Алина сердито заворчала сквозь сон.

— Леди Тротт, — усмехнулась темнота, и принцесса, окончательно уверившись, что это ей снится, повернулась к источнику тепла лицом и так и заснула, согревшись и расслабившись.

Утром она первый раз за все время проснулась раньше инляндца. Из расщелины в стволе пробивался едва заметный серый свет, пахло свежей зеленью и сыростью. Тротт лежал на спине, расслабленно раскинув крылья, а Алина прижималась к нему сбоку, поднырнув под руку и уткнувшись лицом в бок.

Воспоминания о том, как она отчаянно, умирая от собственной отважности, касалась его, и целовала, и требовала ответить — а ведь сейчас, когда лорд Макс проснется, придется смотреть на него и говорить с ним, — смутили ее так, что жарко стало всему телу. Почему-то после ночи их свадьбы у нее не было такой неловкости — хотя Тротт вел себя куда как откровеннее. Но тогда она была оглушена всем случившимся, испугана и очень подавлена.

Алина вспомнила, насколько откровеннее вел себя лорд Макс, и, зажмурившись, едва не застонала. Голова была тяжелой, но принцесса, полежав так немного и не в силах больше оставаться неподвижной, осторожно села и посмотрела на спутника.

И он мгновенно открыл глаза. Еще сонные, полные туманной зелени. Рука его двинулась, коснулась ее бедра — он моргнул — и тут же убрал руку.

— Я вам совсем не нравлюсь? — грустно спросила принцесса. Голос после сна был сипловатым.

Он непонимающе посмотрел на нее. Проворчал сонно и глухо:

— Отчего же, ваши губы… и святого… могут довести до греха… и колен…  — он осекся и, запрокинув голову, с усилием потер лицо рукой.

Алина недоуменно подняла пальцы к губам, потрогала их. Неуверенно и застенчиво улыбнулась.

— То есть дело именно в принципах?

Тротт поглядел на ее пальцы — и, словно очнувшись, резко сел, отворачиваясь, поднялся — сейчас, в полумраке, стало понятно, что он почти достает головой до верхнего сочленения папоротника. Склонился над сложенными вещами, взял фляги и, сделав несколько глотков, начал переливать воду из одной в другую.

— Лорд Тротт, — с упреком позвала принцесса.

— Вы очень красивы, — сказал он тихо, не оборачиваясь. — Я уже говорил вам это.

— Тогда вчера вы могли бы…  — дрогнувшим голосом начала Алина, чувствуя, как снова жарко становится щекам. Розовые пятна проступили даже на кистях рук.

— Нет, не мог, ваше высочество, — ровно ответил инляндец.

Принцесса села, поджав колени к груди. Понаблюдала за ним.

— Я, наверное, казалась вам очень смешной, — сказала она сердито. — И сейчас кажусь.

Тут же захотелось зажмуриться, чтобы не слышать его ответ.

Он наконец-то повернулся. Усмехнулся, прикрепляя к поясу нож в ножнах. Поднял с пола миску.

— Нет, Алина. Вы мне кажетесь очень упрямой.

— Это наша фамильная черта, — пробормотала она, подавляя желание уткнуть лицо в колени. — Вся наша семья такая. И я… наверное… надо признать…  — она осеклась под его ироничным взглядом и выпалила: — Но я хочу сказать, что вы, лорд Макс, можете посрамить любого из моих предков.

— Сочту это за комплимент, — сказал он, подходя к расщелине.

— Это не к-комплимент, — возмущенно крикнула Алина вслед. — И вообще, куда вы?

— В этом папоротнике много сока, — Тротт хлопнул рукой по зеленоватой стенке изнутри, — он по вкусу похож на кокосовый. Я не знаю, сумеем ли мы сегодня найти воду, поэтому пока нацежу его в одну из фляг. Это лучше делать поутру, когда встает солнце, — корни всасывают воду из почвы, давление увеличивается, и минут за пятнадцать накапает достаточно влаги. Можно было бы поставить на ночь миски, чтобы наполнились дождевой водой, но сок полезнее и питательнее. Пока будет капать, я разомнусь. Одевайтесь, Алина. Позавтракаете, соберете сумки и спустите их вниз.

— А вы?

— Я поем на ходу, — ответил он и выпрыгнул из укрытия.

Она собралась уже привычно быстро и аккуратно: плотно, чтобы ничего не болталось внутри, сложила сумки, затянула их крепко, и, повесив по две на плечи, боком протиснулась в расщелину и нырнула вниз, расправляя крылья.

По ножу, воткнутому в кору папоротника, в миску капал мутный сок, рядом стояла фляга. Лежали на земле срезанные листья кустарников, и на стволах виднелись зарубки от клинков. А чуть поодаль на мхах, у соседнего дерева отжимался на левой руке профессор. Сорочка его лежала рядом, тело блестело от пота, и Алина, сгрузив сумки на землю, уселась спиной к стволу и, достав из одной из них холстину, стала терпеливо дожидаться, пока Тротт закончит.

Но он заговорил сам, не прекращая отжиматься и немного задыхаясь:

— Меня уже… навестил Жрец. Я задал ему несколько… вопросов касаемо вас. Запомните… когда выйдете, вы окажетесь в своем теле. Неизвестно, как… как пройдет переход бога, — он ускорился, морщась и выдыхая. — Если неудачно, вы можете… выпить… окружающих. На вас должны быть щиты… которые притушат голод… но будьте готовы. На всякий случай… рядом со мной вы увидите шприцы с репеллентами. Сразу вколите себе двойную… дозу. Если Жрец выйдет, она не… повредит. А если нет, то… возможно… спасет и вас, и монастырь…

— Лучше бы вы задали ему вопросы относительно себя, — тяжело проговорила принцесса.

Тротт мотнул головой, поднялся, прихватив с собой сорочку.

— Вы все поняли, Алина?

— Да, — вздохнула пятая Рудлог, тоже поднимаясь и протягивая ему холстину. — Получается, мы… я… выйду в нематериальном виде?

— Да. По его словам, на выходе из врат тело дар-тени перейдет из материальной в энергетическую форму и воссоединится с туринским. — Инляндец подошел, взял ткань и начал обтираться. Он был очень собран, в глазах проскальзывала задумчивость, но все равно то и дело морщился на вдохе.

— Вы мне не все сказали, да? — уточнила принцесса.

Он перевел на нее взгляд.

— Он сказал, что ощущает — его защита над горами проседает, хотя он этого не ожидал. Что есть вероятность ее коллапса и уничтожения. И если она исчезнет, за нами снова начнется охота. За вами прежде всего.

— Из-за предсказания жрицы?

Тротт кивнул.

— Но я понятия не имею, как закрывать врата, — глухо проговорила Алина. — Если бы я знала.

Профессор покачал головой.

— Жрец сказал, вы и не должны их закрывать. Они сами закроются со временем, стоит ему только выйти на Туру — тогда восстановится единение стихий и защита нашего мира. А вы даете силы мне, чтобы я донес его до врат. Поэтому вам нужно осознать, что основная задача сейчас для вас — выжить. И не думать больше о глупостях.