Он потянулся за этим звуком, отстраняясь от всего окружающего. Девчонка вдруг потерла висок, мотнула головой, поведя лопатками назад, словно ей стало зябко, и Вей поспешно отвернулся. Мало того, что он уже несколько минут стоит и таращится на нее, как какой-то простолюдин, так еще и если выйдет проникнуть в голову, с непривычки может сделать больно. Надо потренироваться, а потом уже аккуратненько посмотреть, кто она.

Вей Ши направился в келью оставить альбом, который так и держал в руках, и обмотать голову, чтобы не напекло распаляющимся к лету солнцем Песков.

В его комнатке было тихо и прохладно. Он любил отдыхать здесь. Толстые белые стены и аскетичность обстановки: циновка, маленький столик, сундук — дарили измученным красками и звуками органам чувств покой. Вей задержался на несколько минут, чтобы перевести дыхание, — сел на циновку, откинулся на прохладную стену, закрыл глаза, погружаясь во внутреннюю тишину. Глубоко уходить он не стал — хотя во время долгих медитаций научился бродить по своим воспоминаниям или создавать прекрасные места, где разум, измотанный ежедневным соседством с толпой, мог отдыхать, любуясь невероятной высоты водопадами, тонким мостиком над озером меж двух зеленых гор и другими воплощенными образами, окруженными легким ментальным туманом. Ночами, когда Вей не охотился, он тоже уходил в транс и иногда ощущал мягкое ментальное касание деда или отца — будто Хань Ши или Цэй Ши посещали созданные им лакуны и, не показываясь, тихо наблюдали за наследником. Они хорошо подготовили его в теории, и Вей многое смог освоить на практике.

Открытие умения, которое всем предыдущим Ши давалось так же естественно, как способность дышать, примирило его с собой, научило спасаться от давления окружающих и тем самым помогло спокойнее относиться к ним. И подточило запреты, которые наложил дед.

Вей выдохнул, выходя из своей тишины, и открыл альбом, который лежал у него на коленях. Несколько секунд недоуменно разглядывал разворот с осенним лесом. А затем неожиданно для себя мягко улыбнулся и засмеялся.

Рядом с танцующей девочкой под звуки дудочки, широко расставив когтистые лапы в одной из фигур известного йеллоувиньского танца, плясал тигрище в шелковом халате и с таким высокомерным выражением морды, что даже Вею стало кисло. И очень весело, будто он хлебнул молодого вина.

Выйдя во внутренний двор обители, Вей Ши привычно кинул взгляд на вишневое дерево, в корнях которого был зарыт опасный метеорит, проверяя, не пробита ли защита Триединого. Этого не могло случиться, но дед наставлял всегда все проверять. Но нет, энергия вокруг ощущалась спокойной, чистой, возмущаемой лишь посетителями обители, и никакого заворота Вей не почувствовал.

И тут ему в лицо ткнулась тяжелая и плотная волна родственной стихии. Наследник озадаченно и изумленно прислушался — слишком знакомо было ощущение, когда уравновешивающая и связывающая все стихия словно волнами втягивалась в источник, — а потом развернулся. Мимо него к воротам, куда и шли волны и где сейчас стали слышны возбужденные возгласы, поспешило несколько драконов, озабоченно прошагал смуглый и седовласый настоятель Оджи. А за каменной оградой, там, где обычно стояла девчонка Ка-ро-ли-на, собрались множество взволнованно шумящих людей.

Снова прошил тело всплеск стихии Разума — волны были то почти неощутимыми, то мощными, сдавливающими виски, — и Вей, очнувшись, побежал к выходу, затем стал протискиваться сквозь толпу.

— Чудеса какие творятся, воистину Триединый велик.

— Невинной девы коснулся благословением своим.

— Пустите меня, я кусочек одежды оторву, пустите.

— И мне дайте.

— Всем отойти, — раздался строгий голос настоятеля. — Девушку не трогать. Иначе отлучу от храма.

— Да и не выйдет потрогать, охрана ее пыталась… лежат вон…

— А это не солнечный удар?

— Какой удар, дурень, когда это от удара в воздухе парили?

— Да вы на глаза ее посмотрите.

Сквозь гомон и болтовню Вей расслышал йеллоувиньскую речь и удвоил усилия, с ожесточением расталкивая собравшихся горожан и беженцев. Наконец-то выскочил на свободное пространство и застыл.

Он не ошибся. Происходящее действительно было ему знакомо. Невероятно было только то, кто именно тянул к себе гармонизирующие потоки.

Чуть в стороне от девчонки умиротворенно спали двое охранников, а она сама зависла в полуметре над землей, скрестив ноги и прижав одну руку к виску, а другую к низу живота. Цветастое платье ее почти касалось земли. Глаза были распахнуты, зрачки заметно дрожали. К ней-то и шли стихийные волны, и с каждой волной раздавался звонкий и чистый голос, вещающий на разных языках, обрывающийся на середине фразы и снова начинающий звучать — уже на другом языке. Блакорийский, тидусский, йеллоувиньский, рудложский… она то кричала, то начинала шептать, и Вей почти застонал от понимания, сколько драгоценных слов сейчас пропадает втуне. А ведь каждое нужно ловить, записывать, чтобы сохранить для потомков.

Он вспомнил, почему так знакомы были ему дрожащие зрачки. Ровно так выглядела и вела себя тетушка Юнлинь, когда впадала в пророческий транс. Ровно так изображали провидиц на старых свитках. Их всего-то родилось семнадцать за всю историю — тех, кому не нужно было, как мужчинам из семьи Ши, почти месяц поститься и молиться, употреблять специальные настойки, чтобы вызвать видения (и то это не всегда получалось). Дед говорил, что даже богам не дано знать будущее, дано только предполагать, а вот среди людей иногда появляются единицы, умеющие прозревать. И если добиться видений могли только мужчины-Желтые старшей крови, то девочки-тамиянь появлялись не только в семье Ши — провидица могла родиться в любой семье, где присутствовала хоть капля крови первопредка.

Тамиянь берегли пуще всех сокровищ империи. Их обучали справляться с даром, селили в павильонах императорского дворца, среди покоя и гармонии, чтобы дар не расходовался по пустякам, и обучение занимало многие годы, прежде чем провидицы могли выйти обратно в мир и не сорваться в очередной приступ. Иначе была опасность сгореть, не выбравшись из транса.

И эта девочка тоже сгорит, если ей не помочь.

Настоятель Оджи строго оглядел прибывающий народ и тихо, но так, что услышали все, попросил:

— Разойдитесь.

И вот чудо — толпа безо всякого ментального принуждения начала рассасываться. Только драконы продолжали будить спящих охранников.

Тидусс заметил оставшегося на месте Вея, чуть заметно кивнул.

— Послушник Вей Ши. Знаешь, что делать?

— В теории да, — честно признался наследник, прикрывая глаза от очередной стихийной волны.

— Тогда сначала попробую я, — настоятель приложил пальцы к виску девчонки, закрыл глаза и зашевелил губами в молитве. Сейчас он, наверное, единственный, кроме Вея, мог коснуться провидицы в трансе и не заснуть.

Гостья Мастера вдруг тяжело вздохнула и затараторила по-тидусски:

— Смерти смерть, тысячи лет, ворон в клетке, покоя нет, мир сиротой, если выйдет, придет с войной, закончить войну, но умирает, нет сил одному, двое идут, и вы придите на могилу к нему, поклонитесь, дети духов, дети нищей земли, помолитесь, дайте сил, пусть…

Она захлебнулась словами, закашлялась, заговорила по-инляндски, описывая тьму чудовищ и чудовищ сверх них, и змей, ползущих с востока на запад. Рука настоятеля дрожала, и он отступил на шаг назад, опустил ее. Покачал головой.

— Тяжело. Глубоко ушла.

— Я попробую, — проговорил Вей Ши. — Сейчас…

Он вжал большой палец в центр лба девчонки — глаза с дрожащими зрачками смотрели прямо на него. Обхватил второй рукой шею, сжимая пальцами две точки под затылочной костью, с обеих сторон позвоночника…

…и провалился в Пьентан, полный трупов и крови. На улицах прекраснейшего города мира не осталось живых. Вей в ужасе повернулся в сторону императорского дворца — тот горел, и столб черного дыма поднимался к тихим небоскребам, связанным тонкими ажурными мостиками, стелился над прекрасными каналами. За его спиной раздался звук шагов, и он снова развернулся.