Однако спрос на подобные установки возрастает с каждым годом. Скажем, за последнее время ленинградский филиал института по проектированию газоочистных установок («Гипрогазоочистка») в полтора раза увеличил выпуск проектов. Триста специалистов филиала выдают сейчас на-гора сто пятьдесят проектов ежегодно. А заказов в два-три раза больше.

Рост популярности газоочистных установок объясняется, безусловно, не только тем, что партийные и государственные органы все строже спрашивают с нерадивых. В этой тяге к скрубберам, циклонам, электрофильтрам, газоуловителям, тканевым фильтрам и так далее есть и сугубо производственные, «меркантильные» интересы: очистные сооружения задерживают много ценных продуктов. Например, пыль, собранная установками комбината «Апатит», сразу упаковывается и отправляется потребителю. Ибо пыль эта — высококачественное сырье для получения удобрений.

По данным специалистов, многие газоочистные установки окупаются в течение полугода — двух лет, а на некоторых предприятиях (особенно цветной металлургии) и того быстрее.

Газоочистка привлекает к себе внимание производственников и выгодами иного рода. На Качканарском горнообогатительном комбинате пущено новое производство — окомкования и обжига концентрата железной руды. Сотрудники ленинградского филиала института «Гипрогазоочистка» впервые в подобных условиях предложили применить электрофильтры и циклоны. В результате удалось горячий воздух использовать повторно, а в остывшем (его выбрасывают в трубу) довести количество пыли до установленной нормы. Защита атмосферы — главная цель, и достижение ее — большой успех. Но одновременно комбинат получил немаловажный побочный результат. Газоочистка обеспечила бесперебойную работу дорогостоящих машин, отсасывающих воздух: пылевой поток способен был бы вывести их из строя за несколько дней.

И все же во всех этих случаях вредные вещества — пусть и в меньших количествах — продолжают лететь в трубу. При нерадивости обслуживающего персонала, перебоях в работе газоочистных устройств масштабы выбросов могут резко возрастать. Поэтому ученые, гигиенисты, врачи мечтают о создании беструбных производств с замкнутыми технологическими циклами. В них воздух (или вода) многократно используется и никогда не выбрасывается наружу, а все отходы утилизируются, идут в дело. Для таких заводов трубы не нужны, выбросы вредных газов и пыли принципиально невозможны.

В городе Асбесте введено в строй крупнейшее предприятие по производству асбестового волокна — асбофабрика № 6. Ленинградцы вместе с проектировщиками из свердловского института «Уралмеханобр» создали при корпусе обогащения самую мощную в мире воздухоочистительную систему. Около девяти миллионов кубометров воздуха в час «перерабатывает» эта установка! В ее ста тысячах рукавных фильтрах задерживается ежечасно до ста тонн вредной асбестовой пыли. Вышедшая из установки воздушная река несет в себе механических примесей в пятнадцать — двадцать раз меньше, чем допускается нормами воздухоснабжения метрополитена, и в пять раз меньше, чем в деревенском воздухе. Понятно, что воздух такой чистоты можно направить назад, в производственный корпус. Загрязнившись, он опять попадает на очистку и снова возвращается в цех. Итак, создан замкнутый производственный воздушный цикл.

А как же труба? Ее просто нет. Памяти ее и посвящены эти строки.

Уже несколько лет надежно и с высокими показателями работает на асбофабрике № 6 первое в этой отрасли промышленности беструбное производство. В сравнении с другими вариантами очистки эта система оказалась весьма экономичной: она позволяет сберегать ежегодно около миллиона рублей.

Мечта гигиенистов, ученых начала облекаться в плоть. В стране все больше строится беструбных производств. Так что за этим «некрологом» заводской трубе, видимо, скоро последуют и другие. Наступает время, когда наличие дымовых и выхлопных труб станет показателем технической отсталости предприятия, города, индустриального района.

Когда, настороженно оглядываясь по сторонам — не затаился ли где саблезубый тигр, коренастая, косматая дама выбралась из пещеры с ворохом шкур и побрела к реке, чтобы впервые в истории человеческих племен потереть песком и прополоскать в воде свои мохнатые одежды, началась эра санитарии и гигиены, а может быть, и эра всей нашей цивилизации. С тех пор, следя за чистотой и здоровьем, заботясь о товарном виде готовых изделий, вырабатывая металлы, бумагу и пластмассы, пуская в ход машины и механизмы, мы постоянно пользуемся водой и, в конечном итоге, сливаем в реки и озера грязь, нечистоты, посторонние вещества, которые мешают нам жить и делать свое дело.

Привычка использовать природные водоемы в качестве сточной канавы так укоренилась за многие века, стала столь естественной, что, когда появились первые сведения о гибели рыбы, об опасности пользоваться озерной и речной водой для питьевых целей, это произвело несколько ошеломляющее впечатление. В самом деле, как же так? Всегда лили в реку и всегда пили из нее, а теперь нельзя?

Этому трудно было поверить. И не хотелось верить. А многим владельцам промышленных предприятий Запада было просто невыгодно верить: если не сливать сточные воды в реку — по миру пойдешь.

И предостережения ученых были поставлены под сомнение, от них постарались отмахнуться — забыть, не слышать, не думать.

Итоги таковы. Во многих реках курортной Швейцарии, загрязненных промышленными и бытовыми стоками, купаться запрещено — это опасно для здоровья и жизни. Женевское озеро умирает. Красавец Рейн, который поит 20 миллионов человек, стал самой грязной рекой Западной Европы: ежегодно в его воды сбрасывается 24 миллиона тонн отходов промышленного производства. Дунай в пределах Австрии время от времени, не справившись с ядовитыми стоками, превращается в биологически мертвый водоем. В Англии сильно загрязнены почти все реки, и 90 процентов населения пользуется водой сомнительного качества. На реке Потомак, у Вашингтона, запрещено кататься на водных лыжах: в брызгах слишком много болезнетворных бактерий. В воде, взятой из Миссисипи ниже города Сент-Луиса, даже при разбавлении ее в десять раз, рыба погибает в течение минуты, а при разбавлении в 100 раз — через сутки. На берегах этой великой реки установлены щиты, запрещающие не только купаться, но и устраивать поблизости пикники — во избежание распространения тифа, гепатита, желудочных и кишечных расстройств и заболевания крови.

В последние годы некоторые капиталистические страны стали предпринимать попытки остановить процесс отравления среды. Расходы, например, Соединенных Штатов на эти цели перевалили за три миллиарда долларов в год. Однако добиться заметных перемен весьма трудно. Даже при наличии хороших очистных сооружений промышленные предприятия все равно сбрасывают в водоемы вещества, вызывающие бурное размножение водорослей, что в конце концов неминуемо приводит к изъятию из воды кислорода, гибели рыбы, отравлению рек и озер разлагающейся органикой.

В Советском Союзе ситуация не столь тревожна: мы раньше других обеспокоились происходящим. Партийная линия на сохранение и умножение природных богатств страны обеспечила принятие целого ряда государственных законодательных актов в защиту водных бассейнов. В борьбу за чистоту рек и озер включились местные Советы и общественные организации. Да и вообще задача у нас легче. Нам надо призывать к порядку лишь производственных и технологических нерях, нерадивых хозяйственников, причиняющих ущерб народу и государству, а не собственников предприятий, для которых борьба за чистоту стоков — это враждебный акт против них, это потеря прибылей и, следовательно, потеря всякого смысла продолжать вести производство.

Обнадеживающих фактов, характеризующих перемены в состоянии водоемов нашей страны, много. Чтоб не вдаваться в подробности, приведу лишь две цифры. Несмотря на быстрый рост промышленности, а следовательно, и количества отходов, доля очищаемых сточных вод за последние семь лет увеличилась с 43 до 65 процентов.