Мишка уже жалел, что ввязался в эту затею с подледным ловом, соблазнился невиданными щуками. Сожрут его, и Леньку, и старика волки — вот тогда и будут действительно невиданные щуки, потому что никто из них этих щук не увидит!.. Он не прочь был повернуть обратно, но идти одному домой было еще страшнее. Тут все-таки впереди спина Харламыча, а сзади пыхтит Ленька. Может, и пронесет беду.

Опасаясь хоть на шаг отстать от старика. Мишка то и дело наскакивал на короткие, широкие лыжи Харламыча. Тот цокал на него, как на собачонку, иногда сердито добавлял:

— Не торопись на тот свет — успеешь!

От таких слов мальчишку бросало в озноб, и он, вместо того чтоб замедлить шаг, еще ближе жался к Харламычу.

На озере ребят ожидало новое испытание. Когда дошли до места, где кончалась лыжня, Харламыч сказал что-то не совсем понятное:

— Тут и есть наша ледянка.

Старик сбросил с плеча ломик и небольшой шестик с сетью на ободе — сак для подледного лова. Потом скомандовал:

— Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь! Вон камыши, ломайте, таскайте в одну кучу, а я снег буду разгребать.

— Я… я бы снег… — начал Мишка.

— Управлюсь без тебя! — отрезал старик неумолимо. Поневоле пришлось подчиниться. Ленька тоже, наверное, побаивался. Он нарочно замедлял шаг, чтоб не идти в камыши первым.

Мишка и подавно этого не хотел. Так они и пошли не след в след, а рядом, пробивая в снегу сразу две дорожки.

Хорошо, что камыши были близко, даже в сумерках Харламыч не исчезал из виду. Но все же это камыши — высокие, густые. В таких дремучих зарослях мог затаиться не один, а сотня волков…

Наломали ребята по вязанке — притащили поскорей. Харламыч похвалил:

— Быстро управились! Я не успел еще и половины сделать. Бегите-ка, поломайте еще…

Выходит, перестарались и добились только того, что их посылают еще раз. Это была явная и непоправимая оплошность. Нехотя пошли мальчишки снова к зарослям. Наломали еще по вязанке, но не избавились и от третьего испытания.

— Мало, — сказал старик. — Неизвестно, как рыба пойдет. Надо заготовить побольше, чтоб потом не скупиться…

Несколько раз сходили еще вместе с Харламычем. Натаскали камыша целую гору.

— Теперь, вроде, хватит. Будем, благословясь, начинать…

Оказывается, работы предстояло не так уж много. У старика все было подготовлено заранее. Притащив последние вязанки, ребята увидели, что под снегом, который раскидал Харламыч, уже выдолблена во льду круглая чаща. В середине ее поднимался бугор, а кругом было такое углубление, что лед стал прозрачным и сквозь него будто просвечивала вода.

— Это и есть ледянка, дедушка? — спросил Ленька.

— Она самая.

— А как же тут рыбу ловить?

— Сейчас увидишь.

Старик ударил ломиком, выбил в центре бугра деревянную бакулочку. Под ней обнаружилось конусообразное отверстие во льду, идущее до самой воды. Вернее, как только бакулочка отлетела в сторону, из отверстия струей пошла вода. Она стала стекать с бугра в ледяную чашу.

Приспособление это, называемое в народе ледянкой, напоминало Леньке чернильницу-непроливайку, если у нее отбить донышко. А Мишке пришли на память московские фонтаны. Такой же круглый водоем, возвышение посредине, а из него бьет струей вода. Конечно, не такая сильная и высокая, как у фонтана, наоборот, совсем слабая, низкая, но все-таки было очень похоже…

Вместе с первыми струйками воды в чаше замелькали какие-то черные точки.

— Жучки пошли. Они всегда первыми лезут, — объяснил Харламыч. — Потом мелкая рыбешка сунется, а за ней и поболе пойдет…

И правда, не успели ребята как следует рассмотреть водяных жучков, как в отверстие выскочила серебристая монетка. Она трепыхнулась на вершине бугра и скатилась в углубление чаши.

— Чебачишка! — заорал Ленька, кидаясь ловить его руками.

— Не егозись! — усмехнулся Харламыч. — Сейчас один за другим полезут, все равно не успеешь ловить пригоршнями.

Действительно, за первым чебаком выскочил второй. Третий остановился в самом отверстии, намереваясь, наверное, подышать свежим воздухом и уйти обратно восвояси. Но его вытолкнуло напором воды или, может быть, силой движения других рыб. Он тоже опрокинулся в чашу. А за ним еще, еще…

— Хватит пока. Мелочь одна идет, — сказал Харламыч, когда в ледяной чаше оказалось десятка три чебаков и линей.

Он снова заткнул отверстие в середине бугра деревянной бакулкой.

— Подождем, когда покрупнее рыбешка явится. Сейчас огонек разведем.

Старик положил вязанку поближе к бассейну, зажег. Сухой камыш мгновенно вспыхнул, затрещал. Поднялось высокое, яркое пламя.

Небо сразу потемнело, словно бы опустилось ниже, а темнота кругом сгустилась, подступила ближе. Но теперь она не пугала. Ребята забыли всякие страхи. Они во все глаза смотрели, как рыбешки суетливо носятся по кругу в ледяной чаше и не могут никуда удрать: внизу лед, а отверстие, через которое можно скрыться, заткнуто. Да и не подняться к нему на бугор. Воды-всего четверть глубины. Каждую рыбешку видать, будто в аквариуме. И в отблесках пламени все они кажутся золотыми…

— Вот это да! — восхищенно произнес Мишка.

— Дедушка Харламыч, а почему вода вверх течет и почему рыба сама в отверстие выскакивает? — спросил Ленька.

— А сам не смекаешь? Не примечал, как вода в прорубях стоит? — добродушно усмехнулся старик, довольный тем, что его расспрашивают, на чем устроен секрет ледянки. Ледянкой-то они хотел отвлечь ребячье внимание от того, как он добывал карасей. — Приглядись-ка… Половина льда бывает в воде, а половина наверху. А как этот бугорчик сделан?.. Видишь, вершина его вполовину ниже, чем верхняя кромка льда, потому вода и льется через бугорок.

— Я читал! — воскликнул Мишка. — Айсберги когда в океане плавают, так у них только третья часть над водой бывает!

— То-то и оно! Здесь то же самое, — сказал Харламыч веско, хотя и не знал, что такое айсберги.

— Ну, а рыба почему в дыру лезет? Для чего костер зажгли?

— Тоже не догадываешься?

— Не-е…

— Погляди, какой ледок-то около бугра я оставил? Совсем тонкий, полчетверти, не боле… А для чего? Он насквозь, как стеклышко, просвечивает, рыба свет этот видит, ну и идет на него.

— А зачем ей свет нужен? — не унимался Ленька. — Как же она в тех озерах живет, где никто прорубей не делает?

— Вот прилипчивый! Все ему вынь да положь. Без света она, рыбешка, зимой и обойдется, а вот без воздуха — тяжеленько приходится. Затухает зимой озерная вода, рыбе дышать нечем становится. Вот она и ищет, нет ли где проруби, щели какой во льду, чтобы воздухом свежим подышать…

— Значит, где увидит свет — туда и плывет? — догадался наконец Ленька.

— Конечно, раз светит, так прорубь, там свежий воздух! — подхватил Мишка таким тоном, словно давно знал это.

— А если прорубь за всю зиму никто не сделает? Она ведь может совсем задохнуться, рыба? — продолжал выспрашивать Ленька, которому самому вдруг стало словно душно.

— Бывает. Карась тот еще ничего, выживает, зароется в ил и лежит. А речная рыба, которая весной в озера с полой водой заходит — чебак, щука, — иную зиму начисто вся задохнется…

— Это что за лекция по рыбоводству? — раздался сзади голос.

Мальчики, вздрогнув, оглянулись. Харламыч тоже повернулся испуганно.

Рядом стоял председатель колхоза. На лыжах, с ружьем за плечами.

Появился он на озере не случайно. С того дня, когда Сергей Петрович принес ему «серебряную тарелку», которую, по словам Мишки, собака тащила от усадьбы Харламыча, председатель стал неприметно присматриваться к старику. Было похоже, что Биркин имеет какое-то отношение к тайне с карпо-карасями.

Сегодня под вечер Василий Павлович увидел, как старик отправился с мальчиками на Дальнее озеро. Зачем? Уж не там ли он добывает рыбу? Председатель захватил ружье и пошел следом, но вид сделал, что появился здесь мимоходом.

— Я за лисой гонялся, гляжу — на озере костер горит. Ага, думаю, не ледяночку ли кто устраивает, надо проверить. Так оно и есть… — объяснил свое появление Василий Павлович. — Неизвестно разве тебе, Харламыч, что ледянка — это запрещенный, хищнический способ лова?