— Не знал, ей-богу не знал, Василь Палыч! — торопливо, с нарочитым испугом сказал Харламыч. — Потому как никогда прежде не ловил. Первый вот разок с ребятишками вышел… Попросили показать зимнюю рыбалку…

«А карасей кто на станцию возил?» — чуть не крикнул Ленька. Но тут же подумал: если караси не задыхаются, они в ледянку не должны идти. Может, Харламыч ловит их по-другому, как не запрещено?..

— Ну, если не знал и впервые, то простительно, — сказал Стогов. — Только больше не советую так рыбачить — нарвешься на беду. И ребята пусть это зарубят себе на носу. А то подрастут, вспомнят науку Харламыча и вздумают применить на деле…

— Само собой, само собой… — поддакнул Харламыч и, схватив лопату, принялся закидывать ледянку снегом вместе с рыбой.

— Постой, постой! — удержал его Василий Павлович. — Раз уж начали, труд затратили, то давайте проверим — как она, рыба, пойдет!

— Воля ваша… — сказал Харламыч послушно. — Только ежели запрещено, то запрещено…

— Договаривай: всем одинаково! И рядовым колхозникам, и председателю. Правильно! — пошутил Стогов. — Но если озера колхозные, то председателю не мешает знать, что за рыба в них водится и много ли ее.

Василий Павлович подбросил в костер новую вязанку. Огонь вспыхнул сильней, заплясал, взметнулся в темное небо снопом искр. Харламыч выбил бакулочку из отверстия.

Вода снова хлынула в ледяной бассейн, а вместе с ней и рыба. Она шла все крупнее и крупнее. Скоро в бассейне набилось ее столько, что ребята не успевали отчерпывать рыбу сачком и складывать в мешок.

Вдруг отверстие на минуту заткнулось, и с бугра скатился довольно большой щуренок.

— Ага! — азартно воскликнул Василий Павлович. — Как, Харламыч, не пробьем полынью побольше для щуки? Разве плохо поймать парочку-другую добрых щучек?

— Ваша воля… — опять бесстрастно повторил Харламыч, а сам предупреждающе глянул на мальчишек: «Только, дескать, пикните, что за щуками и шли!»

— Ну, старик! Всю ответственность на меня хочет свалить! — рассмеялся председатель. — Ладно уж, нечего делать, буду отвечать за все сразу. Все равно — щука ведь лютая хищница, не мешает лишнюю отловить. Давай ломик!

Отверстие на время снова заткнули пучком камыша. Василий Павлович пробил от ледянки узкую полосу в сторону, потом несколькими энергичными взмахами лома сокрушил ледяное днище чаши. Получилась прорубь, внешними очертаниями напоминающая сковороду с длинной ручкой.

— Давай, Харламыч, сак! Ага, говорил, что впервые явился на ледянку, у самого сак знаменитый!

— Баловался, когда помоложе был, — ответил Харламыч, ничуть не теряясь. — Теперь годы не те, спину согнуло дугой — где уж по озерам шастать…

— Ну-ну, не прикидывайся совсем дряхлым! Мы еще тряхнем сегодня стариной… А вам, ребятки, теперь за костром следить да следить! Чтоб пламя стояло до самого неба и ни на секунду не потухало!

Мишка с Ленькой рады были стараться. Они запалили такой кострище, что языки пламени и вправду будто лизали небо.

Мороз стоял трескучий, на землю опустился темный вечер. Но от огня да беготни вокруг костра ребятам стало жарко. Недавние страхи совсем исчезли. Да и чего бояться? Теперь, когда рядом был председатель с ружьем, никакие волки не пугали мальчишек, они чувствовали себя смельчаками, поход на озеро казался счастьем.

А председатель священнодействовал над прорубью. Он опустил в воду сак, увел его в наиболее узкое место ледяной сковороды. Потом опустился на одно колено и замер в этой позе, точно приготовясь к забегу. Напряженно, не отводя глаз, наблюдал за водным зеркалом.

Рыба шла на свет, на воздух по-прежнему. Только теперь она не задерживалась на виду. Мелькнет, освежится — и скроется. Лишь отдельные, совсем, видимо, очумевшие из-за недостатка кислорода, рыбешки показывались над поверхностью. Выставят голову, глотнут широко открытым ртом воздуху и тут же, перевернувшись, проваливаются в глубину.

Вот от края проруби отделилось темно-зеленое полено. Леньке показалось, что это обыкновенный осиновый чурбак, замшелый, поросший плесенью. Но что это за чудо? На чурбаке вдруг сверкнул, отражая пламя костра, большой, круглый, как фара, глаз. Леньке стало даже не по себе от этого светящегося глаза.

Зато председатель сразу ожил. Он весь подался вперед, осторожно подвел сак под полено. Потом быстро рванул, вскинул его вверх. На льду затрепыхалась, забилась щука.

Харламыч кинулся на нее с юношеской прытью, ударил по голове ломиком.

Вот так осиновое полено! Ленька с Мишкой бросились рассматривать добычу. Но председатель скомандовал:

— Огонь!

Это короткое слово прозвучало так властно, что мальчишки мигом кинулись к забытому костру и усерднее прежнего принялись подкидывать в него камыш.

Вскоре за первой Василий Павлович поймал еще двух небольших щук. Зато четвертая попалась такая громадная и сильная, что чуть-чуть не ушла обратно в прорубь.

Когда председатель выбросил ее саком на лед, она изогнулась дугой, подскочила, как внезапно раскрутившаяся пружина, и шлепнулась возле самого края проруби. Еще мгновение — редкую добычу пришлось бы только вспоминать.

Харламыч кинулся опять с ломиком, но, поскользнувшись, упал. Василий же Павлович в спешке набросил сак вместо щуки старику па голову. Выручил Ленька. Он огрел щуку подвернувшейся под руку лопатой. И хоть она еще раз подпрыгнула и все-таки свалилась в прорубь, но уже замертво: тотчас же всплыла кверху брюхом.

Когда щуку вытащили снова на лед, не только Леньку и Мишку поразила ее величина. И Василий Павлович, и Харламыч объявили, что никогда не видывали такой. Она была метра полтора длины.

— Ну, молодец! — похлопал Василий Павлович Леньку по плечу. — Такую зверюгу оглушил, не дал уйти!

Ленька и сам себе не верил. Он ударил щуку впопыхах, не успев как следует ее разглядеть. Если бы он знал, какая она громадная да страшная, то, пожалуй, бросился бы наутек.

— А как ловко я тебя, Харламыч, засачил! — озорно, как мальчишка, цокнул языком председатель.

Это было действительно ловко и смешно. Во время переполоха никто не обратил внимания на забавную сценку, но теперь все весело засмеялись.

Ловлю решили прекратить. После необыкновенной удачи уже не тянуло сачить мелочь, да и камыш весь кончился, не хотелось снова заготовлять его.

— Достаточно, всем как раз по щуке. Да и мелочи килограммов восемь добыли… Славно порыбачили! Даже не жалко, что лису отпустил, — сказал председатель. И тут же, будто невзначай, добавил: — Только вот ни одного карпо-карася не попалось… Говорят, они в наших озерах водятся. Ты, Харламыч, случайно не добывал этих карпо-карасей?

На Харламыча вдруг навалился приступ кашля. Он буквально весь сотрясался. А когда малость пришел в себя, то забыл о вопросе председателя. Пришлось Василию Павловичу повторить его.

— Карпов карась?.. Отродясь не слыхивал!..

— Тогда. Харламыч, загляни в правление, покажу тебе этого Карпова карася! — усмехнулся председатель.

Домой возвращались все в разном настроении. Председатель был возбужден, Харламыч кряхтел и стонал, Ленька подпрыгивал от восторга. Мишка плелся уныло.

Настроение ему испортил председатель. Перед уходом с озера он предложил поделить добычу так, чтоб всем досталось по щуке, а мелочь — поровну. На это никто не возразил. Конечно, щуки были разные, но не рубить же их на части. В душе каждый решил, что самая большая щука должна по праву принадлежать председателю — сачил-то он. Но Василий Павлович сказал, что щуку — гиганта следует по заслугам отдать Леньке.

— Да мне и не донести ее! — растерянно пролепетал Ленька.

— Ну, этому горю я могу пособить. Так и быть, донесу щуку до дому, раз она только мне по росту…

Он перекинул щуку через плечо, и она достала хвостом до земли, хотя председатель был так высок, что когда ходил осенью в прорезиненном черном плаще, то здорово смахивал на железную трубу на крыше колхозной зерносушилки…

Мишка чуть не заревел от обиды. И хотя ему тут же отдали вторую по величине, это не утешило его.