– А перевод никак не связан с…?

Лепяго пожал плечами.

– А завал как же? – спросил я.

– Завал остался, – улыбнулся Андрей Николаевич. – Детям интересно. Они думают, что клад все еще там, а я их не разочаровываю. В жизни должно быть место для романтики.

– Откуда же вы знаете, что дальше ничего нет? – не унимался Вадик.

Известие о несостоятельности семейного мифа задело его за живое.

– Онтокольников, новый начальник колонии, вызывал геологов. Они какой-то аппаратурой просвечивали – нет там никакого золота. Поэтому и завал разбирать не стали.

– Печально, – заключил я.

– Таковы факты, а факты – вещь упрямая, знаете ли.

– Что же, так и уехали? – заерзал на стуле Гольдберг-младший.

– Уехали, – сочувственным тоном подтвердил Андрей Николаевич. – Должен вам сказать, что за завалом они обнаружили полость, и не маленькую, но никаких признаков золота, груда которого, согласно легенде, закрывала вход. Завал, несомненно, имеется, но из камней.

– В камнях золото искали? – проявил неожиданную сообразительность Слава.

– Откуда ему там взяться? Это же не кварцевая порода.

– Жаль, – вздохнул я. – Но взглянуть надо. Зря, что ли, ехали. Вы нас туда проводите, Андрей Николаевич?

– Провожу, конечно. – Лепяго был человеком сговорчивым. – Вы только шоферу заплатите, а машину я найду. Туда на машине надо ехать.

– Тогда поехали, – буркнул Слава, – чего тянуть. Давай прямо сейчас и отправимся.

– Вы как, Андрей Николаевич? – спросил я.

Лепяго замялся.

– У меня тут еще кое-какие дела есть, да и машину надо найти. Придется вам подождать пару часиков.

– Хорошо, – согласился я. – Подождем.

Когда директор музея удалился по своим делам, мы обменялись многозначительными взглядами.

– Ну чего? – спросил у меня Слава. – Как ты считаешь?

– Я считаю, что нам нужно съездить и посмотреть на все своими глазами.

– Ты думаешь, это может иметь какие-то перспективы? – безнадежным тоном осведомился Гольдберг-младший.

– Доверяй, но проверяй.

Вадик побарабанил пальцами по столу.

– А по-моему, там ничего нету, – заявил он. – Зря только всю эту канитель затеяли. Столько волокиты. В такую даль забрались, а без толку.

– Съездив туда, мы ничего не потеряем, – терпеливо сказал я, понимая состояние компаньона.

– Столько мотались, столько мотались, – продолжал он жаловаться неизвестно кому. – У меня, наверное, все бабочки погибли. Донна за ними присмотрит, как же! Дурак я, Давид дурило, и мы все дураки!

Я раздраженно кашлянул. Настроение и так испортилось, вдобавок Вадик тоску нагнетал.

– Зачем я только ввязался, – причитал Гольдберг. – Неужели непонятно было, что никакого клада там нет? И быть не могло! Все это туфта, что дедушка насобирал. Этнолог, Миклухо-Маклай! Из-за него теперь весь бизнес загнется!

Слава засопел.

– Новый начнешь, – отрезал я. – Дурное дело не хитрое.

Вадик тоже рассердился.

– Слушай, лапа, – с вызовом заявил он. – Ты мне не хами, понял?

– А кто тебе хамит? Срывать злость на мне я никому не позволю. Не зуди над ухом. Шел бы ты лучше… на хутор бабочек ловить!

Вадик легко приподнялся, видимо собираясь закатать мне в морду, но тут на его плечо легла Славина клешня, и энтомолог брякнулся своими откляченными ягодицами обратно на стул.

– Сядь, – одним-единственным, но весомым словом оборвал афганец наши пререкания. – Хорош бухтеть. Съездим, раз Ильюха сказал. Мне тоже кажется, что Лепяга чего-то темнит.

– Да… – рыпнулся было Вадик, но тяжелая рука приковала его к сиденью.

– Засохни пока, – буркнул Слава. – Вот если Ильюха ничего не найдет, тогда можешь возникать.

– Ладно, – вздохнул Гольдберг-младший, усилием воли сгоняя с лица досаду. Он улыбнулся. – Не зря же перлись в такую даль. Хоть на пещеры посмотрим.

– Это точно! – подытожил я.

По возвращении Андрей Николаевич Лепяго преподнес нам сюрприз. Его сопровождали двое молодцов в гражданском с короткими уставными прическами. С первого взгляда становилось ясно, откуда они. Слава моментально ощерился, один Вадик не мог понять, почему с появлением гостей в избе стало тихо и как будто даже холоднее.

– Вот, знакомьтесь, – затараторил директор, – поедут с нами за Марью. Это Саша, водитель, а это Вася… сопровождающий.

Покуда он представлял нас, я многозначительно перемигнулся с друганом. Что за номера начал выкидывать Лепяго? А тот радушно сообщил:

– Машина ждет.

Мы двинулись к выходу. В дверях я немного подзадержался и ухватил за рукав Андрея Николаевича.

– Кто это такие? – поинтересовался как бы невзначай. – Уж больно на «прапорщиков»[10] похожи.

– Их Феликс Романович прислал, – ничуть не смутился директор. – Надо же было ему о вас доложить.

– Так ты к нему сейчас бегал? – я не смог сдержать неприязнь.

– Ну а как же? – Лепяго вроде бы даже удивился, маскируя смущение. – Без него ведь никак нельзя.

– Ясненько, – заключил я. – Тогда поехали.

Злиться на подневольного человека, живущего милостью хозяина, было бесполезно. Все-таки лагерный поселок, и порядки здесь соответствующие: чуть что – сразу на легавую педаль! Однако же столь подлый ход задевал.

«Никому нельзя верить! – думал я, трясясь в кузове ГАЗ-66, великодушно выделенного полковником Проскуриным. – Люди всегда предадут, одни из корысти, другие по незнанию, а если не предали пока, так потому, что не представилось удобного случая».

Разочаровал меня Андрей Николаевич, сильно разочаровал. Не люблю стукачей, а директор подаренного музея без верноподданических чувств жить не мог. «У моего хозяина я был любимый раб!»

Раб угнездился с шофером Сашей в кабине. «Прапорщик» Вася, наверняка еще вчера шарившийся по зоне в поисках самогона, ненавязчиво уселся на дальнем конце скамьи. От него меня отделял Слава. Гольдберг-младший в гордом одиночестве разместился напротив. Он все еще не понимал, сколь коварно нас подставили.

– Но это же менты! – запротестовал Вадик, когда до него дошло, как в действительности обстоят дела.

– Согласен! – крикнул я в ответ. Сквозь рев мотора и лязг кузовных частей было трудно разбирать слова.

– Зачем мы тогда едем?!

– Чтобы осмотреться! – гаркнул я. – И, если будет смысл, начать поиски!

– Да они же с нас теперь не слезут, дурачок! – укоризненно крикнул Вадик.

– Лично я, господин гомосапиенс, под них ложиться не собираюсь!

– Как же ты от них отделаешься?!

– Ты в карты для выигрыша или для удовольствия играешь?

– Я вообще в карты не играю!

– В самом деле?! – проорал я и подумал, что, убери кто-нибудь машинные шумы, наш диалог мог бы показаться яростной перебранкой. – Ну тогда слушай! Картежники делятся на две категории: одни играют ради азарта, других интересуют исключительно деньги. Первые, как правило, выигрывают, вторые – нет. Знаешь почему?

– Ну?! – рявкнул Вадик.

– Потому что играть надо ради самой игры. Я приведу тебе избитую пословицу: деньги хороший слуга, но плохой хозяин. Так вот, мусору нужны деньги.

– А тебе они не нужны?!

– Нужны! Но я не делаю их самоцелью. Я археолог, понимаешь? Мне интересен процесс, как хорошему игроку. Это дает способность импровизировать! А у кого желание только набить карманы, количество ходов куда ограниченнее! Алгоритм его действий гораздо проще. Поэтому действия «хозяина» можно рассчитать. А значит, и обмануть его легче. Он будет держаться за деньги и буксовать, потому что деньги тоже станут держать его! А мы будем скакать вокруг, урывая куски, и удаляться с добычей, потому что мы – свободные люди! Ты меня понял?!

От продолжительного ора в горле запершило, и я отмотал флягу с водой. Вадик тем временем осмысливал мою лекцию. Она мне и самому понравилась. Сгодится, чтобы вырваться из западни, куда мы волею Лепяго и Гольдберга-старшего угодили. Пока я не представлял, как именно мы будем действовать, если найдем золото, а им, несомненно, заинтересуется начальник колонии. Может быть, мы вообще ничего не найдем. Вероятнее всего, золота в пещере никогда и не было. Или кто-то из прежних начальников его прикарманил, не зря ведь Загодин навострил лыжи сразу после раскопок. А Лепяго падла все ж таки! Так хорошо разговаривал: романтика, детишки; улыбались друг другу, как родные, а потом сбегал и настучал. Что за урод, прости господи!